Подполковник Шур объявил тревогу. Все заняли оборону в выкопанных еще ночью щелях.
Минут через пятнадцать показалась поспешно идущая колонна гитлеровцев, человек 250 - 300. Смешав ряды, немцы стали спускаться в овраг, тянувшийся мимо нас.
Наша оборона состояла из солдат комендантского взвода, связистов, радистов, шоферов и повозочных. Всего человек 40 - 45. От батареи, которая вместе с ротой автоматчиков уже была брошена в бой, осталось одно орудие.
- Как предлагаете действовать, товарищ подполковник? - спросил я Шура.
- Думаю, что надо дать фашистам втянуться в овраг, а потом открыть интенсивный огонь картечью из нашего орудия.
- Согласен. Но артиллерийский огонь следует поддержать огнем из автоматов и карабинов. Надо возможно быстрее ошеломить и деморализовать противника.
Подполковник Шур быстро отдал нужные распоряжения. План удался блестяще. После десятого выстрела из пушки оставшиеся в живых немцы, человек семьдесят, подняли руки.
Пленных поместили в просторной риге. Шур приказал одному из солдат остаться охранять их.
- Товарищ подполковник,- усомнился тот,- да разве я их удержу, если они драпать вздумают?
Подполковник Шур заглянул через щель внутрь сарая. Немцы с испуганными и растерянными лицами, вытянув шеи, прислушивались к тому, что происходило снаружи. Шур усмехнулся:
- Не вздумают! Рады небось до смерти, что удалось в плен сдаться.
Должно быть, так это и было. Могучий натиск Красной Армии на Курской дуге ошеломил и деморализовал фашистов.
Было же около трех часов дня. Я не ел почти сутки, и голод основательно мучил меня.
- Не перекусить ли нам? - спросил я Шура.
- Признаться, я давно об этом подумываю, товарищ генерал. Да немцы не учитывают, что я вторые сутки не ел.
- Ну, может, на этот раз потерпят, дадут нам поесть. Но они не "потерпели".
Едва мы расположились у погреба, как раздался крик:
- Еще группа немцев с того же направления!
Действительно, приближалось человек 15- 20. Шли более организованно, у многих поблескивали погоны - офицеры. Вдруг мой водитель Федоров, лежавший в одном из окопчиков, закричал:
- Товарищ генерал! Там немецкий генерал!
- Точно? Ты хорошо разглядел?
- Очень даже хорошо! Лампасы у него на брюках!
Взять в плен генерала - это было заманчиво. Я подозвал связного.
- Проберитесь огородами к орудию. Передайте, приказываю по немцам не стрелять.
Быстро приказали всем, кто держал оборону: по моему выстрелу открыть огонь залпом поверх голов фашистов, с криком "Хенде хох!" встать и держать немцев под прицелом.
Конечно, фашисты могли открыть огонь, особенно если бы они знали, как нас мало. Но я рассчитывал, во-первых, на неожиданность нападения, а во-вторых, на чисто психологический момент. Дорога гитлеровцев лежала через овраг. Они должны были пройти мимо многих десятков трупов. Зрелище это, тяжкое уже само по себе, могло вызвать мысль о гибельности этого места и бессмысленности сопротивления.
Расчет оказался верным. Едва мы открыли огонь, фашисты подняли руки. Наши солдаты кинулись к ним, чтобы обезоружить.
- Генерала! Берите генерала! - крикнул я.
В тот самый момент, когда двое наших были буквально в трех шагах от фашистского генерала, он поднял пистолет к виску и выстрелил. По документам и показаниям пленных офицеров штаба, это был сам командир 19-й танковой дивизии генерал-лейтенант Шмидт.
Досаде моей не было границ. Потерять такого пленного!
Теперь мы наконец могли перекусить. Но от огорчения у меня совершенно пропал аппетит. Я сидел с консервной банкой в руке и рассеянно ковырял в ней вилкой. Подполковник Шур окликнул меня:
- Да вы ешьте, товарищ генерал! Я, конечно, понимаю - очень хотелось взять в плен такую фигуру. Но что уж так расстраиваться.
- "Расстраиваться". Вы представляете, сколько он мог сказать?
- Это так, - пытался утешить меня Шур. - Но и без того сам факт его гибели - наша большая победа.
Наш разговор прервал приезд командующего артиллерией дивизии полковника А. В. Клебановского. Он рассказал о том, как погиб майор И. М. Быков. Рядом с этой огромной и горькой потерей самоубийство генерала Шмидта показалось нам мелкой неудачей.
Клебановский, сам человек большого мужества, был расстроен гибелью своего командира артдивизиона страшнейшим образом. Он присел рядом с нами у поросшего рыжей травой погреба и, покачивая головой, несколько раз повторил:
- Какого человека потеряли!.. Какого человека потеряли!..
- Как это случилось, не знаете? - спросил я.
- Знаю, конечно, - грустно ответил Клебановский.- Погиб как жил. Геройски погиб.
Он поднял с земли небольшой камешек и положил его перед собой.
- Их дивизион поддерживал действия тридцать четвертого полка и стоял здесь. Это на самом краю Березовки, с северо-запада. За ночь фашисты кидались сюда три раза. И три раза получали по морде. Тут они, видно, поняли, что пехоте пройти не удастся, и запросили помощи. На рассвете, еще только чуть брезжить начало, полезли танки и самоходки. Пехота, естественно, у них за спиной. Быков не спешил. Сами знаете, выдержки у него на двоих хватало. Подпустил совсем близко - и начал расстреливать в упор. Дивизион стрелял без промаха. Подбили семь танков, пять самоходок, пять тягачей с орудиями, четыре бронемашины. Радист мне сообщил, что перед огневыми позициями дивизиона примерно четыреста фашистов осталось.
- Ну, а дальше? - спросил я.
- А потом так получилось Немецким автоматчикам все-таки удалось просочиться через боевые порядки тридцать четвертого полка. Связь у Быкова с боевыми позициями прервалась. В радиостанцию дивизиона прямым попаданием угодил фашистский снаряд. Словом, положение сложилось тяжелое. Быков же со своего наблюдательного пункта не уходил, потому что оттуда ему все было видно в любом направлении. Он мне раньше еще по телефону говорил, что противник у него как на ладони. А чтобы можно было управлять огнем, Быков приказал на руках выкатить орудия 1-й батареи к самому наблюдательному пункту. Так и вел стрельбу.
Но гитлеровцы, видно, решили взять батарею любой ценой. Полезли прямо как оголтелые и вышли к самым огневым позициям. Иван совсем распалился, поднялся во весь рост. "Огонь!- кричит. - Огонь!" Тут его в ногу ранило. Боец говорит: "Перевязать бы, товарищ майор". А он свое: "Огонь! Огонь!" Немцы откатились. Потом опять полезли. Быков снова: "Огонь!" Батарея молчит. Быков кричит: "В чем дело? Огонь!" А снарядов нет ни одного. Тут немцы осмелели, тучей повалили. Ивана еще ранило. Он за пистолет. Артиллеристы тоже из личного оружия стрелять начали. Все патроны расстреляли, а немцы - уже вот они, рядом, и артиллеристов горстка осталась. Фашисты не стреляют, видно, живыми взять их хотят. Тогда Быков из последних сил поднялся, кричит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85