Однако немцы предприняли при поддержке авиации ряд контратак, и наше продвижение почти приостановилось, В одиннадцать часов сорок минут нам на помощь пришли передовые части 1-й танковой армии, которые обогнали пехоту и стали стремительно продвигаться вперед.
Используя успех танкистов, наши гвардейцы, отразив контратаку усиленного танками батальона противника из урочища Сухой Верх, к шестнадцати часам вышли на рубеж высота 206,7, северо-западные скаты высоты 222,3. На этих высотах гитлеровцы оборудовали сильные опорные пункты. Продвижение танков и пехоты замедлилось. Тем не менее к исходу 3 августа дивизия овладела третьей позицией главной полосы обороны и приступила к прорыву второй полосы обороны врага.
Пришлось бросить в бой полк второго эшелона дивизии - 42-й. Это решило успех, и танкисты генерала Катукова снова ушли вперед. Мы развивали наступление, стараясь не отставать от танкистов. Это удалось, и к полуночи дивизия, несколько оторвавшись от своих соседей, продвинулась на 25- 30 километров.
Штаб дивизии остановился в небольшой деревне уже поздней ночью. Все были возбуждены успехами первого дня наступления и радовались, что полностью выполнили поставленную задачу.
В четыре часа тридцать минут 4 августа снова ударила наша артиллерия и минометы, и гвардейцы продолжали прорыв второй полосы обороны противника.
Этим же ранним утром произошел эпизод, который мог бы стать последним в моей биографии, если бы не наш повар Михаил Коновалов.
Красноармеец Михаил Коновалов считался у нас поваром. Правда, поваром он до армии не был и готовил пищу, так сказать, по-любительски, как ее мог бы приготовить любой сообразительный и ловкий парень.
Признаюсь, я и в мирное время в вопросах питания не отличался особой притязательностью. На войне же кухня Коновалова удовлетворяла меня вполне. А еще больше нравились многие другие качества нашего повара: находчивость, смелость, решительность, мужество. Именно они и спасли нам жизнь. Это было так.
Около часа ночи мы оказались у околицы дымившейся деревушки. Усталые и измученные событиями трудного дня, остановились у первого же уцелевшего домика и рядом с ним увидели нашу тридцатьчетверку.
На шум подъехавших машин из темноты вышел танкист. Разглядев мои погоны, четко доложил:
- Гвардии старшина... (Фамилию я не помню.) Отказал двигатель. Стою с двадцати одного ноль-ноль. Ожидаю рассвета, чтобы отремонтироваться.
Мы разместились в хате и прилегли на несколько часов.
Проснулись около четырех. Светало. С улицы доносилось металлическое постукивание. Это танкист чинил свою машину.
Услыхав, что мы проснулись, в хату вошел Коновалов. Его плотная, широкоплечая фигура на миг заслонила низкий дверной проем. Очень довольный, как и все мы, нашим вчерашним успехом, великолепной погодой и самим собой (еще бы, встал раньше всех, вскипятил самовар, соорудил из обломков кирпича очаг во дворе и уже начал варить суп), Коновалов улыбался всем своим широким румяным лицом.
- Через полчаса обед будет готов по всей форме,- сияя, доложил он.
- Ну вот! - сказал, потягиваясь, Михаил Михайлович Вавилов. - Нашел чем обрадовать: через полчаса. А есть-пить сейчас хочется. Вчера-то ведь совсем не ели. Да и наступление скоро.
- Действительно, - поддержал полковник Бельский. - Давай пока хоть что-нибудь. Суп мы уж потом поедим.
- Может, у тебя самовар готов? - с надеждой спросил я.
- "Может",- обиделся повар.- Вы уж скажете, товарищ генерал! Да самовар у меня вообще всегда готов.
Смеясь и переговариваясь, мы умылись во дворе и сели за стол. Он стоял у стены, между окнами, и Коновалов успел открыть и расставить на нем консервные банки, нарезать хлеб и разлить по стаканам чай.
- Ишь ты! - рассматривая на свет стакан с хорошо заваренным чаем, сказал Михаил Михайлович. - Стакан! И как ты их не разобьешь, когда возишь?
В это время раздался приближающийся шум мотора, потом - визг тормозов. Какая-то машина остановилась у нашей хаты. Тут же в дверях показался начальник продовольственною снабжения дивизии майор Зернов.
- Завтракаете? - улыбаясь, спросил он. - Вот и хорошо! Значит, есть чем завтракать. А я, признаться, всю ночь гонюсь за полкачуга, чтобы проверить, как идет снабжение, успевают ли подвозить продукты. Голод-то, ведь он не тетка!
Мы пригласили Зернова к столу, и завтрак продолжался.
- Да! - сказал Зернов, утолив первый голод. - Неплохо для первого дня продвинулись.
- Ну, - поскромничал Тихон Владимирович Бельский, - не так уж и далеко.
- Зато быстро, - возразил Зернов. - Говорю, еле догнал за ночь. Правда, ширина прорыва не слишком большая. Так, коридорчик...
В этот момент в хату пулей влетел Коновалов с кастрюлей супа в руках. Однако, вместо того чтобы нести ее к столу, он вдруг поставил кастрюлю на пол, как раз посередине, крича при этом:
- На улицу! Быстрей! Пикирует!
Все вскочили из-за стола.
Спрашивать, кто и откуда пикирует, конечно, было некогда. К тому же, вероятно, вот то самое безотчетное ощущение нашей взаимосвязанности, взаимонадежности, что ли, о котором я говорил раньше, рождало у меня абсолютное доверие к Коновалову. Ни на секунду не задумываясь о том, зачем и куда надо бежать, я выскочил за Михаилом на улицу и повернул вслед за ним за угол хаты. Тотчас же мы услышали свист падающей бомбы и сразу бросились ничком на землю. В тот же момент раздался оглушительный взрыв.
Когда я через несколько секунд поднял голову, сорванная с хаты крыша еще летела в сторону дороги. Я поглядел вправо, туда, где должен был лежать Вавилов Он тоже поднял голову и осматривался. Самолета уже не было видно.
Мы поднялись с земли. Все наши были живы и здоровы. Не было видно только танкиста. Мы нашли его под танком, куда он, очевидно, спрятался при появлении самолета Танкист был мертв. Осколок бомбы попал ему в голову.
Летчик, видимо, целился в танк, но промахнулся.
Приветливое солнце освещало картину полного разгрома внутри хаты, старенькое потолочное перекрытие которой разметало, как солому. Входную дверь сорвало с петель, и она лежала посередине пола. Расщепленная крышка стола валялась у дальней стены вместе с вылетевшими рамами окон. В заднюю стену дома, примерно на уровне голов сидевших за столом, глубоко врезались саблевидные осколки оконных стекол.
Вместе с танкистами генерала Катукова наша дивизия к исходу 5 августа вышла на рубеж Большая Гостенка, Байцуры, Дырдин, Гомзино, оторвавшись от своих соседей.
Еще днем я поехал искать командира танкового корпуса генерала С. М. Кривошеина, чтобы договориться о совместных действиях на ночь и следующий день.
Проехать к командному пункту командира танкового корпуса оказалось нелегко: место было открытое, и фашисты бомбили непрерывно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Используя успех танкистов, наши гвардейцы, отразив контратаку усиленного танками батальона противника из урочища Сухой Верх, к шестнадцати часам вышли на рубеж высота 206,7, северо-западные скаты высоты 222,3. На этих высотах гитлеровцы оборудовали сильные опорные пункты. Продвижение танков и пехоты замедлилось. Тем не менее к исходу 3 августа дивизия овладела третьей позицией главной полосы обороны и приступила к прорыву второй полосы обороны врага.
Пришлось бросить в бой полк второго эшелона дивизии - 42-й. Это решило успех, и танкисты генерала Катукова снова ушли вперед. Мы развивали наступление, стараясь не отставать от танкистов. Это удалось, и к полуночи дивизия, несколько оторвавшись от своих соседей, продвинулась на 25- 30 километров.
Штаб дивизии остановился в небольшой деревне уже поздней ночью. Все были возбуждены успехами первого дня наступления и радовались, что полностью выполнили поставленную задачу.
В четыре часа тридцать минут 4 августа снова ударила наша артиллерия и минометы, и гвардейцы продолжали прорыв второй полосы обороны противника.
Этим же ранним утром произошел эпизод, который мог бы стать последним в моей биографии, если бы не наш повар Михаил Коновалов.
Красноармеец Михаил Коновалов считался у нас поваром. Правда, поваром он до армии не был и готовил пищу, так сказать, по-любительски, как ее мог бы приготовить любой сообразительный и ловкий парень.
Признаюсь, я и в мирное время в вопросах питания не отличался особой притязательностью. На войне же кухня Коновалова удовлетворяла меня вполне. А еще больше нравились многие другие качества нашего повара: находчивость, смелость, решительность, мужество. Именно они и спасли нам жизнь. Это было так.
Около часа ночи мы оказались у околицы дымившейся деревушки. Усталые и измученные событиями трудного дня, остановились у первого же уцелевшего домика и рядом с ним увидели нашу тридцатьчетверку.
На шум подъехавших машин из темноты вышел танкист. Разглядев мои погоны, четко доложил:
- Гвардии старшина... (Фамилию я не помню.) Отказал двигатель. Стою с двадцати одного ноль-ноль. Ожидаю рассвета, чтобы отремонтироваться.
Мы разместились в хате и прилегли на несколько часов.
Проснулись около четырех. Светало. С улицы доносилось металлическое постукивание. Это танкист чинил свою машину.
Услыхав, что мы проснулись, в хату вошел Коновалов. Его плотная, широкоплечая фигура на миг заслонила низкий дверной проем. Очень довольный, как и все мы, нашим вчерашним успехом, великолепной погодой и самим собой (еще бы, встал раньше всех, вскипятил самовар, соорудил из обломков кирпича очаг во дворе и уже начал варить суп), Коновалов улыбался всем своим широким румяным лицом.
- Через полчаса обед будет готов по всей форме,- сияя, доложил он.
- Ну вот! - сказал, потягиваясь, Михаил Михайлович Вавилов. - Нашел чем обрадовать: через полчаса. А есть-пить сейчас хочется. Вчера-то ведь совсем не ели. Да и наступление скоро.
- Действительно, - поддержал полковник Бельский. - Давай пока хоть что-нибудь. Суп мы уж потом поедим.
- Может, у тебя самовар готов? - с надеждой спросил я.
- "Может",- обиделся повар.- Вы уж скажете, товарищ генерал! Да самовар у меня вообще всегда готов.
Смеясь и переговариваясь, мы умылись во дворе и сели за стол. Он стоял у стены, между окнами, и Коновалов успел открыть и расставить на нем консервные банки, нарезать хлеб и разлить по стаканам чай.
- Ишь ты! - рассматривая на свет стакан с хорошо заваренным чаем, сказал Михаил Михайлович. - Стакан! И как ты их не разобьешь, когда возишь?
В это время раздался приближающийся шум мотора, потом - визг тормозов. Какая-то машина остановилась у нашей хаты. Тут же в дверях показался начальник продовольственною снабжения дивизии майор Зернов.
- Завтракаете? - улыбаясь, спросил он. - Вот и хорошо! Значит, есть чем завтракать. А я, признаться, всю ночь гонюсь за полкачуга, чтобы проверить, как идет снабжение, успевают ли подвозить продукты. Голод-то, ведь он не тетка!
Мы пригласили Зернова к столу, и завтрак продолжался.
- Да! - сказал Зернов, утолив первый голод. - Неплохо для первого дня продвинулись.
- Ну, - поскромничал Тихон Владимирович Бельский, - не так уж и далеко.
- Зато быстро, - возразил Зернов. - Говорю, еле догнал за ночь. Правда, ширина прорыва не слишком большая. Так, коридорчик...
В этот момент в хату пулей влетел Коновалов с кастрюлей супа в руках. Однако, вместо того чтобы нести ее к столу, он вдруг поставил кастрюлю на пол, как раз посередине, крича при этом:
- На улицу! Быстрей! Пикирует!
Все вскочили из-за стола.
Спрашивать, кто и откуда пикирует, конечно, было некогда. К тому же, вероятно, вот то самое безотчетное ощущение нашей взаимосвязанности, взаимонадежности, что ли, о котором я говорил раньше, рождало у меня абсолютное доверие к Коновалову. Ни на секунду не задумываясь о том, зачем и куда надо бежать, я выскочил за Михаилом на улицу и повернул вслед за ним за угол хаты. Тотчас же мы услышали свист падающей бомбы и сразу бросились ничком на землю. В тот же момент раздался оглушительный взрыв.
Когда я через несколько секунд поднял голову, сорванная с хаты крыша еще летела в сторону дороги. Я поглядел вправо, туда, где должен был лежать Вавилов Он тоже поднял голову и осматривался. Самолета уже не было видно.
Мы поднялись с земли. Все наши были живы и здоровы. Не было видно только танкиста. Мы нашли его под танком, куда он, очевидно, спрятался при появлении самолета Танкист был мертв. Осколок бомбы попал ему в голову.
Летчик, видимо, целился в танк, но промахнулся.
Приветливое солнце освещало картину полного разгрома внутри хаты, старенькое потолочное перекрытие которой разметало, как солому. Входную дверь сорвало с петель, и она лежала посередине пола. Расщепленная крышка стола валялась у дальней стены вместе с вылетевшими рамами окон. В заднюю стену дома, примерно на уровне голов сидевших за столом, глубоко врезались саблевидные осколки оконных стекол.
Вместе с танкистами генерала Катукова наша дивизия к исходу 5 августа вышла на рубеж Большая Гостенка, Байцуры, Дырдин, Гомзино, оторвавшись от своих соседей.
Еще днем я поехал искать командира танкового корпуса генерала С. М. Кривошеина, чтобы договориться о совместных действиях на ночь и следующий день.
Проехать к командному пункту командира танкового корпуса оказалось нелегко: место было открытое, и фашисты бомбили непрерывно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85