- Я тебе объясню! - выпалил он. - Отойдем сюда, сюда, дальше! Идем!
- Там мусорка. Ну, стой, ради Бога, на месте. И успокойся, ты ничего не выиграл. Этого просто не может быть.
- Ах так! Ну, смотри. Сейчас ты увидишь. - Оглядываясь по сторонам, он разжал ладонь, поднес к ее глазам бездарно раскрашенный, глянцевый прямоугольник - дешевый привет липового бизнеса. - Вот, смотри: видишь эти цифры - вот они увеличиваются к концу строки. Видишь?
- Ну. - Она смотрела на цифры, ничего не понимая. Да, они увеличивались к концу строки.
- А теперь вот этот ряд. Они опять увеличиваются!! Ты видишь!! И вот, в конце написано: сто тысяч!! Мамка!! - Он заплясал, неуклюже топая, с винтовкой в руках.
- Повесь, пожалуйста, винтовку на плечо, - попросила она. - А что, цифры должны увеличиваться, это условие игры?
- Ну конечно!! Обычно какая-нибудь обязательно меньше предыдущей. А тут - все, все!! Мамка!! Мы разбогатели!
Она взяла у него глянцевую картонку. Да, к концу строки увеличиваются. Да, действительно, так и написано: 100.000 шекелей. Это какая-то ерунда. Ошибка. Над ним поиздевался продавец-марокканец в будке "ЛОТО"... Будет весь день вспоминать с удовольствием этого долговязого...
Сейчас все выяснится. Хорошо, что она абсолютно холодна и спокойна. Еще не хватало отнестись ко всей этой комедии серьезно.
А сын просто не мог устоять на месте. Его безумное ликование сейчас, когда наконец мать была рядом, толчками выбрасывалось из него в виде задавленного повизгивания, притоптывания, истерического отрывистого смеха. Все-таки он абсолютный младенец.
- Ну, во-первых, выиграл ты или нет, приди, пожалуйста, в себя. Кстати, если ты думаешь, что я не заметила пропажу пяти шекелей в своем кошельке, ты ошибаешься...
- Мамка, как ты можешь, ведь я все, все тебе отдам! Поехали скорей в их центральный офис, тут несколько остановок. Они сегодня работают до часу.
Они перебежали дорогу к остановке, и сразу же подъехал полупустой автобус. Они сели. Шмулик дрожал мелкой неостановимой дрожью. Вдруг он достал магазин с патронами и вставил в винтовку. С огромным трудом, невероятным усилием воли мать заставила его разрядить винтовку. Глянцевую картонку на сто тысяч шекелей он держал в нагрудном кармане гимнастерки, застегнутом на пуговицу. Ладонью прикрывал карман.
- Я прошу тебя не сходить с ума, - строго сказала мать. - Это совсем не такие огромные деньги.
Он погладил ее по руке.
- Мамка, - проговорил он нежно, - вы вернете в банк эту проклятую ссуду, из-за которой ты не спишь. Станет гораздо легче жить.
К ее горлу вдруг подкатил ком, она отвернулась к окну. В этот момент она вдруг ослабла и с робкой надеждой подумала, что, кажется, он и вправду выиграл эти деньги.
- Спасибо, сынок, - сказала она. - А может быть, наоборот - добавим денег и купим квартиру побольше, чтоб у тебя была своя комната?
- Нет! - горячо и твердо возразил он. - Это твои деньги, и лучше всего расплатиться с банком.
Она прослезилась. Черт бы побрал эти слезные железы.
- Мы купим тебе новый, самый длинный диван, - сказала она. - Чтоб ты, как Бог, мог вытянуть ноги.
- Диван - ладно, - согласился он.
- Только дай мне слово, что ты никогда больше не будешь играть в эти азартные игры.
- Хорошо, - сказал он.
- Поклянись моей жизнью!
- О Го-осподи!
Они замолчали и две-три остановки ехали молча, держась за руки.
Она его очень любила. Он добрый, хороший, дурацкий мальчик. Несчастный писательский ребенок. Что он видел в жизни, кроме ее вечно обращенного внутрь себя взгляда. А в детстве, когда он просился идти куда-нибудь с нею, она говорила: "Я возьму тебя, если ты всю дорогу будешь молчать". Все отдано им - пустым теням, игре зеркал, потусторонней яви... Все брошено в эту, вечно алчущую жертв геенну...
Вслух она заговорила о том, что человек всю жизнь должен трудиться, что деньги, добытые пустой игрой, - дурные деньги, что десятину - по еврейскому закону - надо отдать на добрые дела... Он продолжал дрожать, кивал и плотно прижимал ладонью карман гимнастерки.
Наконец подъехали.
- Только молчи со своим ивритом, - попросил он, - я сам буду говорить. Если б ты знала, как у меня сводит живот от страха.
Они все ускоряли шаги и наконец влетели в холл, в который выходило множество стеклянных дверей офисов самых разнообразных компаний.
- Вот, - сказал сын, кивая на дверь, оклеенную броскими плакатами. Он резко побледнел, закинул винтовку на плечо и подтянул брюки.
В комнате за компьютером сидел скучающий пожилой мизрах.
- Я выиграл крупную сумму денег, - зыбким голосом сказал на иврите Шмулик, - когда я могу их получить?
Глядя в сторону и насвистывая, мизрах протянул руку, молча требуя билет.
Вот в этот уже момент, до того, как мизрах принялся объяснять этому недотепе "руси", что цифры должны идти не по восходящей, а, наоборот, по нисходящей, - в этот момент уже она все поняла. Мизрах знал, что игра не рассчитана на выигрыш. Да в этой конторе и не витал запах ни малейшего выигрыша. И, не дожидаясь, когда пожилой и втайне довольный идиотским видом "этих русских" мизрах закончит издевательски-подробно объяснять ее сыну условия игры, писательница N. вышла, пересекла холл с двумя лифтами и остановилась на ступенях этого высотного здания.
Вниз налево уходила солнечная, запруженная толпой, веселая улица Короля Георга. Неподалеку от арки с часами, над которой по-древнееврейски написано было "Встань и иди!" какой-то русский репатриант играл на аккордеоне "Синенький скромный платочек"...
Стоял прозрачный горный день, и тень от арки темно-фиолетовым сегментом легла на залитый солнцем, ослепительно желтый торец соседнего здания. В этом месте Иерусалим особенно напоминал ей один из европейских городов, какую-то помесь Праги с Парижем. Ступить, и оступиться, и покатиться с этих теплых каменных ступеней вниз, и лететь бесконечно, ниже, ниже уровня мостовой и ниже уровня моря, ниже уровня жизни, взрезать острым ножом свою дряблую усталую душу и выпотрошить ее и пустить труху по ветру... Раствориться, не быть...
Впрочем, кажется, это Шекспир...
Вышел смущенный, потерянный Шмулик. Они переглянулись, она подмигнула ему, и они рассмеялись. В самом деле - это было убийственно смешно, вся эта история, и то, как они бежали, и как спорили - на что потратить сто тысяч, и то, как мизрах сказал презрительно: "С чего ты взял, мотэк, что ты выиграл?"
Потом она сказала:
- А теперь, не сходя с этих ступенек, поклянись моей жизнью, что ты никогда больше...
- Ну, мам!
- Повторяй: "Если еще раз я потрачу хотя бы шекель на эти говенные утехи недоделанных ублюдков..."
- Мам! Ну, что ты как маленькая...
- Я - маленькая?! - страшным шепотом переспросила она, приблизив к нему лицо...
Он быстро повторил, опасливо отодвигаясь... Мимо них сновали люди, то заходя в здание, то выскакивая из него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87