Да, все они, присутствующие здесь, несомненно, объединены были некоей общей идеей, делом жизни, Делом с большой буквы, за пределы жизни, возможно, и выходящим...
"А взор ее так много обеща-ает!.."
Не умолкая ни на минуту, играла музыка - задорный ансамблик из гитариста, скрипача, саксофониста и молоденькой певицы исполнял попеременно популярные израильские и советские песни. Что, как это ни странно, почти одно и то же. Поэтому переход от одной песни к другой ощущался органичным ее продолжением. (Да-да, старые сплетни: у Дунаевского, мол, то ли дядя, то ли двоюродный дедушка был кантором, и с детства затверженные мелодии псалмов и народных песен известный советский композитор орнаментировал и преобразил, обогатив тем самым сокровищницу советской культуры. Какие-нибудь братья Покрассы тоже ведь в детстве в хедер бегали. "Мы красные кавалеристы, и про нас..." Но это - к слову.)
Что же касается таких известных песен, как "Синенький скромный платочек" или "Только глянет над Москвою утро вешнее", - слова их давно переведены на иврит, и любой израильтянин будет страшно удивлен, если вы заявите на эти знакомые ему с детства мелодии первородные права.
Так что музыка играла, певица пела, народ толпился и оживленно готовился пугать раввинов дикими криками "горько".
Однако молодые все не шли.
Посреди зала, окруженная низким веревочным, на столбиках, ограждением, стояла готовая хупа - четыре высоких шеста с бархатным расшитым балдахином. Распорядитель и официанты время от времени знаками отгоняли публику от этого столь уже здесь привычного сооружения. Да что они - за диких нас держат? возмущался кое-кто. Что мы - на свадьбах здесь не бывали?
- Сюрприз! - объяснял распорядитель. - Вас ждет сюрприз!
Этот высокий представительный мужчина (тучное дамское туловище на длинных ногах бывшего спортсмена)... а, между прочим, ведь это Миша, да-да, Миша, в прошлом - актер Новочеркасского ТЮЗа, в славном настоящем - один из столпов таинственной организации распространителей продукта "Группенкайф".
Он прохаживался по залу, волоча за собой провод от микрофона, то переступая через него, то умело и ловко позмеивая провод по полу, как юная гимнастка в "упражнении с лентой". Торжественно приставал то к одной группе гостей, то к другой, веля им чувствовать себя как дома, наливать себе что душа пожелает, и - терпение, чуточку терпения... Вы увидите сегодня такое!
Вместе с тем он немедленно включался в нерусские разговоры, с мелькающими в них "анцисами", "супердяками" и двойными "пудэлями", и даже вставлял что-нибудь вроде: "В паблисити с "пудэлем" аккуратнее. В нем закодирована исходная цепочка". Или попросту: "Боря, к йом ришону - две тысячи комплектов".
Постепенно выяснялось, что и гости, и родители новобрачных, и распорядитель, и даже ансамбль (музыкальный перпетуум-мобиле) - словом, все присутствующие - тем или иным образом причастны к делу распространения (воспевания и увековечения) великого продукта "Группенкайф", который, кстати, меньше всего напоминал продукт.
А у стойки со спиртными напитками стоял низовой потребитель продукта Танька Голая. Ее обнаженные плечи тускло отсвечивали, как инкрустированный перламутром театральный бинокль - любимая игрушка Мишиного детства, дядин трофей, привезенный из Берлина в 46-м.
В его душе затеплилась тихая грусть, и все-таки, безотчетно, ему почему-то захотелось прикрыть салфеткой эти голые плечи.
К тому же не Бог весть как сшитый сарафан то и дело сползал с левой Танькиной груди, и она, оживленно беседуя, забывала этот косой лиф подтянуть вверх.
Вот что было непостижимо: никто из мужчин - от интеллектуалов квартала "Русский стан" до дюжих, с бычьими шеями распространителей "Группенкайфа", похожих на бабелевских налетчиков с Молдаванки, - никто не посягал на эту святую наготу. Как не посягнет на наготу ребенка ни один нормальный человек. Наоборот - постоянная беспечная Танькина нагота вызывала в них обеспокоенность ее здоровьем и отеческое желание укутать потеплее эту не по сезону раздетую девочку.
- Ну, - спросил Миша, - как дела?
- Кайф! - сияя, отвечала Танька Голая.
- Продукт принимаешь?
Она оттопырила большой палец.
- Медитируешь вовремя?
Танька закатила глаза и полетно замахала руками. При этом безлямочный лиф ее сарафана сполз с обеих полных грудей.
- Улучшение чувствуешь? - строго спросил Миша, рассматривая носки своих мексиканских туфель на каблуках (такие туфли идеально подходили к образу сутенера из "Розового квартала").
- Еще бы.
- Ну вот, - сказал Миша. - Пришло время. На нашей стороне вся дискриминируемая русская община. Есть люди в России, заинтересованные нам помочь. Будем сколачивать партию. Для этого и собрались.
- Как? - удивилась Танька Голая, переступая длинными красивыми ногами. - А свадьба? Фиктивная?
- Почему - фиктивная? - усмехнулся Миша. - Свадьба - само собой. Мы за продолжение рода потребителей "Группенкайфа". Но партия - это назревшая необходимость. Мы можем получить до восьми мандатов в кнессете. Сколько можно терпеть? До каких пор?
- Мишка, а знаешь, у нас в театре, где я билетершей работала, был один актер, экстрасенс. Страшный алкоголик. У него в гримуборной на стене рядом с зеркалом были отметки - граммы. Он приставлял стакан и отмерял: перед первым актом можно было выпить 50 граммов, после первого - еще пятьдесят, после второго - сто...
- К чему ты это сейчас?
- А он головную боль лечил, когда пьяный не был. От его ладони такой жар исходил - ужас!
- Ну? - строго спросил Миша, - А при чем тут "Группенкайф"?
- Ни при чем, - улыбаясь и почесывая над грудью розовый гофрированный след от резинки лифа, проговорила Танька Голая. - Просто вспомнила. Он у себя дома батареи парового отопления красил почему-то "золотой" и "серебряной" краской.
- Тебе не холодно? - перебил ее Миша. - Смотри, простудишься!
- Не-а, - отозвалась Танька. - Я люблю, чтоб тело дышало.
Наконец появился ребе с тремя молодыми людьми в униформе ультраортодоксов - черные шляпы, черные костюмы. Если б не ухоженные кудрявые пейсы, свисающие вдоль щек, все они были бы похожи на присяжных поверенных, тем более что среди присяжных поверенных в России и евреи попадались.
Вся эта компания вошла под балдахин хупы и напряженно замерла, к чему-то приготовилась. Отсутствие новобрачных всех уже беспокоило.
Вдруг музыка оборвалась. Сверху раздался странный скрип и даже лязганье металла. В высоком потолке зала открылся люк, и в огромной стеклянной коробке, напоминающей поставленный на попа хрустальный гроб, словно парочка кукол Барби, стали спускаться жених и невеста.
Публика очумела. По обморочной, сдавленной тишине стало ясно, что на свадебной церемонии с подобными театрально-сценическими эффектами еще никто из присутствующих не был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87