.. А я это должен ломать. Почему? Зачем это
вам?..
- Добрый день, Никита! Вы что это, с надзоркой разговариваете?
Кляпов подскочил и обернулся. Перед ним, изумленно улыбаясь, стояла
Лика - стройная, яснолицая. Бедра ее были до колен влиты в темно-серые
брючки - без единого шва, с приглушенным змеиным узором. Кольчужно мерцала
плетеная короткая безрукавочка.
- Д-добрый день... - в панике пряча глаза, пробормотал Никита. - Нет,
я... Так, с самим собой... Д-досада, знаете, взяла... - Он отважился
взглянуть на Лику. Та улыбалась.
- И что же вас так раздосадовало?
Положение у Никиты было довольно дурацкое. Не признаваться же, в
самом деле, что вел с надзоркой душеспасительные беседы, да еще и с
искусствоведческим уклоном... К счастью, блуждающий взгляд его вовремя
коснулся глыбы, где лежали отбитый у врага ломик и сетка с пятью
капсулами.
- Да вот... выдали одними красненькими, - нашел он наконец
оправдание. - Теперь менять надо...
Лика засмеялась.
- Боже, какие все-таки мужчины одинаковые! Можно подумать, вы вообще
не различаете оттенков. Алые называете красненькими, салатные -
серенькими...
"Вы, мужчины..." Кляпов был потрясен. Она причисляла его к мужчинам.
То есть ставила на одну доску с Крестом, Василием, Ромкой... И даже не в
этом суть! Она видела в нем человека. И с Никитой немедленно приключился
приступ высокого, чреватого откровениями идиотизма.
- Лика! - взмолился он, чуть не схватив ее при этом за руку. - Я
слышал, вы и сами художница. Значит, вы должны чувствовать это особенно
тонко... Ну скажите: как такое вообще можно ломать?
Улыбка Лики несколько застыла, стала холодной и настороженной.
- Никита, - с легкой укоризной молвила Лика. - Это хозяева. Что вас
удивляет? У них прекрасно все. Даже то, что идет на слом...
- Но зачем?!
Лицо Лики слегка затуманилось.
- Доверьтесь хозяевам, - многозначительно изронила она.
- Довериться... - глухо повторил Никита. - Я уже однажды им
доверился. Когда влез в летающую тарелку...
Лика закусила губу и взглянула поверх головы собеседника, словно
высматривая что-то вдали. Разговор становился все неприятнее и
неприятнее...
- Знаете, Никита, - прямо сказала она, окинув его откровенно
недружелюбным взглядом. - Вас, по-моему, просто обуяла гордыня. Я понимаю,
вам здесь приходится трудно. Но поверьте, что во всех ваших бедах виноваты
вы сами. Поймите: хозяева каждому воздают по заслугам...
Никита задохнулся и чуть отпрянул, заставив Лику удивленно округлить
глаза. Сейчас он почти ненавидел ее - красивую, холеную, благополучную.
- И чем же я заслужил, позвольте узнать, - сам содрогнувшись при
звуках собственного пронзительно-скрипучего голоса, начал он, - чтобы со
мной обращались, как... как с этими... Как вы их называете?.. Побирушками!
- А не надо ставить себя с ними на один уровень, - отрезала она и,
обогнув Кляпова, надзорку и глыбу, пошла, не оглядываясь, прочь.
"Видела! - наотмашь полоснула догадка. - Видела, как я тут воевал
из-за ломика с этим... лупоглазым..."
- Значит, побирушка... - медленно проговорил Никита, глядя вслед
Лике. - Ладно...
Он ссутулился и снова повернулся к молочно-белому валуну. Долго
стоял, бессмысленно глядя на авоську и ломик.
- Да не буду я ничего менять... - безразлично сказал он горстке алых,
как выяснилось, тюбиков.
Взял ломик и направился к стене опоры. Размахнулся как можно выше и
нанес сильный колющий удар. Золотистая, словно набранная из латунных
стерженьков стена оказалась куда менее прочной, чем те же глыбы. Ломик
вошел в нее чуть ли не до половины.
"Вот и отлично... - с отвращением подумал Кляпов. - И забивать ничем
не надо будет... А петлю можно из кабеля..."
- Свет посильнее сделай, - попросила Лика. - А то не видно ничего...
Маша Однорукая взяла железяку, отдаленно похожую на мощную кочергу
без ручки, и выборочно перебила несколько световодов. В результате
ритмичное биение стеклистых труб пошло на убыль, а две из них (не толще
женского мизинца) вспыхнули, как раскаленные добела стальные прутья. Опору
наполнил тихий шепелявый свист.
- На примерку - становись! - Маша была слегка под мухой - иными
словами, в самом что ни на есть рабочем состоянии.
Пористые стены соломенных оттенков были сплошь увешаны кольцами,
косицами и пучками Бог знает где вырванных с корнем кабелей и световодов.
Иные из них отдавали фиолетовым, иные - вишневым, но в основном
преобладали неопределенные серовато-мутные тона. На полу воздвиглась
торчком полутораметровая глыба фаллических очертаний. Слегка уплощенная
голова ее имела определенное сходство с женским торсом и была облачена в
незавершенную разлохмаченную понизу плетенку.
- Пока только правый, - объявила Маша, извлекая из корзинки, висящей
на растяжках меж двух светоносных стволов, что-то вроде гетры с подошвой.
- Ну-ка прикинь!
Однако Лика, взяв загадочный предмет туалета, примерять его не
торопилась. Сначала она поднесла изделие к одному из раскаленных добела
световодов, осмотрела, ощупала до последнего проводка, потом недоверчиво
взглянула на Машу.
- А? - ликовала та. - Что б вы тут без меня все делали? Нет, ты
глянь! Ты на подошву глянь!
- Она же плетеная была... - в недоумении выговорила Лика.
- Ну! - вскричала Маша. - То-то и оно что плетеная! А теперь?
Теперь подошва была литая, цельная, вся в мелких бугорках.
Околдованная зрелищем, Лика приблизилась к толстому смоляному кабелю и,
присев на отвердевший вокруг лоснящегося ствола воздух, осторожно продела
ладную ножку в плотное кольчужное голенище. Натянула почти до колена.
Обувь была, мягко выражаясь, оригинальна, и все же это была именно обувь.
Пальцы ноги - открыты, ступня - охвачена тугим плетением. Ближе к подошве
проводки, словно расплавленные, каким-то образом сливались в плотную
чернозернистую ткань.
Лика встала, топнула, призадумалась.
- А не растянется? - усомнилась она.
- Попробуй! - широко улыбаясь, предложила Маша. - Знаешь, как это
делается? Во! - И мастерица торжествующе ткнула пальцем в глубоко
взрезанный участок кольцевой трубы, где так и кишели слизняки,
наращивающие на страшную рану новую кожицу. - Перво-наперво - что?
Обдираешь до самого до железа. Ну и тут же наползают эти... сопливые... и
давай трубу по новой обмазывать. Тогда берешь подошву вязаную - и туда! С
одной стороны проклеят - переверни. И так раза четыре... Потом
накладываешь проводки - и опять туда, к ним... А сплетешь - опять то же
самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
вам?..
- Добрый день, Никита! Вы что это, с надзоркой разговариваете?
Кляпов подскочил и обернулся. Перед ним, изумленно улыбаясь, стояла
Лика - стройная, яснолицая. Бедра ее были до колен влиты в темно-серые
брючки - без единого шва, с приглушенным змеиным узором. Кольчужно мерцала
плетеная короткая безрукавочка.
- Д-добрый день... - в панике пряча глаза, пробормотал Никита. - Нет,
я... Так, с самим собой... Д-досада, знаете, взяла... - Он отважился
взглянуть на Лику. Та улыбалась.
- И что же вас так раздосадовало?
Положение у Никиты было довольно дурацкое. Не признаваться же, в
самом деле, что вел с надзоркой душеспасительные беседы, да еще и с
искусствоведческим уклоном... К счастью, блуждающий взгляд его вовремя
коснулся глыбы, где лежали отбитый у врага ломик и сетка с пятью
капсулами.
- Да вот... выдали одними красненькими, - нашел он наконец
оправдание. - Теперь менять надо...
Лика засмеялась.
- Боже, какие все-таки мужчины одинаковые! Можно подумать, вы вообще
не различаете оттенков. Алые называете красненькими, салатные -
серенькими...
"Вы, мужчины..." Кляпов был потрясен. Она причисляла его к мужчинам.
То есть ставила на одну доску с Крестом, Василием, Ромкой... И даже не в
этом суть! Она видела в нем человека. И с Никитой немедленно приключился
приступ высокого, чреватого откровениями идиотизма.
- Лика! - взмолился он, чуть не схватив ее при этом за руку. - Я
слышал, вы и сами художница. Значит, вы должны чувствовать это особенно
тонко... Ну скажите: как такое вообще можно ломать?
Улыбка Лики несколько застыла, стала холодной и настороженной.
- Никита, - с легкой укоризной молвила Лика. - Это хозяева. Что вас
удивляет? У них прекрасно все. Даже то, что идет на слом...
- Но зачем?!
Лицо Лики слегка затуманилось.
- Доверьтесь хозяевам, - многозначительно изронила она.
- Довериться... - глухо повторил Никита. - Я уже однажды им
доверился. Когда влез в летающую тарелку...
Лика закусила губу и взглянула поверх головы собеседника, словно
высматривая что-то вдали. Разговор становился все неприятнее и
неприятнее...
- Знаете, Никита, - прямо сказала она, окинув его откровенно
недружелюбным взглядом. - Вас, по-моему, просто обуяла гордыня. Я понимаю,
вам здесь приходится трудно. Но поверьте, что во всех ваших бедах виноваты
вы сами. Поймите: хозяева каждому воздают по заслугам...
Никита задохнулся и чуть отпрянул, заставив Лику удивленно округлить
глаза. Сейчас он почти ненавидел ее - красивую, холеную, благополучную.
- И чем же я заслужил, позвольте узнать, - сам содрогнувшись при
звуках собственного пронзительно-скрипучего голоса, начал он, - чтобы со
мной обращались, как... как с этими... Как вы их называете?.. Побирушками!
- А не надо ставить себя с ними на один уровень, - отрезала она и,
обогнув Кляпова, надзорку и глыбу, пошла, не оглядываясь, прочь.
"Видела! - наотмашь полоснула догадка. - Видела, как я тут воевал
из-за ломика с этим... лупоглазым..."
- Значит, побирушка... - медленно проговорил Никита, глядя вслед
Лике. - Ладно...
Он ссутулился и снова повернулся к молочно-белому валуну. Долго
стоял, бессмысленно глядя на авоську и ломик.
- Да не буду я ничего менять... - безразлично сказал он горстке алых,
как выяснилось, тюбиков.
Взял ломик и направился к стене опоры. Размахнулся как можно выше и
нанес сильный колющий удар. Золотистая, словно набранная из латунных
стерженьков стена оказалась куда менее прочной, чем те же глыбы. Ломик
вошел в нее чуть ли не до половины.
"Вот и отлично... - с отвращением подумал Кляпов. - И забивать ничем
не надо будет... А петлю можно из кабеля..."
- Свет посильнее сделай, - попросила Лика. - А то не видно ничего...
Маша Однорукая взяла железяку, отдаленно похожую на мощную кочергу
без ручки, и выборочно перебила несколько световодов. В результате
ритмичное биение стеклистых труб пошло на убыль, а две из них (не толще
женского мизинца) вспыхнули, как раскаленные добела стальные прутья. Опору
наполнил тихий шепелявый свист.
- На примерку - становись! - Маша была слегка под мухой - иными
словами, в самом что ни на есть рабочем состоянии.
Пористые стены соломенных оттенков были сплошь увешаны кольцами,
косицами и пучками Бог знает где вырванных с корнем кабелей и световодов.
Иные из них отдавали фиолетовым, иные - вишневым, но в основном
преобладали неопределенные серовато-мутные тона. На полу воздвиглась
торчком полутораметровая глыба фаллических очертаний. Слегка уплощенная
голова ее имела определенное сходство с женским торсом и была облачена в
незавершенную разлохмаченную понизу плетенку.
- Пока только правый, - объявила Маша, извлекая из корзинки, висящей
на растяжках меж двух светоносных стволов, что-то вроде гетры с подошвой.
- Ну-ка прикинь!
Однако Лика, взяв загадочный предмет туалета, примерять его не
торопилась. Сначала она поднесла изделие к одному из раскаленных добела
световодов, осмотрела, ощупала до последнего проводка, потом недоверчиво
взглянула на Машу.
- А? - ликовала та. - Что б вы тут без меня все делали? Нет, ты
глянь! Ты на подошву глянь!
- Она же плетеная была... - в недоумении выговорила Лика.
- Ну! - вскричала Маша. - То-то и оно что плетеная! А теперь?
Теперь подошва была литая, цельная, вся в мелких бугорках.
Околдованная зрелищем, Лика приблизилась к толстому смоляному кабелю и,
присев на отвердевший вокруг лоснящегося ствола воздух, осторожно продела
ладную ножку в плотное кольчужное голенище. Натянула почти до колена.
Обувь была, мягко выражаясь, оригинальна, и все же это была именно обувь.
Пальцы ноги - открыты, ступня - охвачена тугим плетением. Ближе к подошве
проводки, словно расплавленные, каким-то образом сливались в плотную
чернозернистую ткань.
Лика встала, топнула, призадумалась.
- А не растянется? - усомнилась она.
- Попробуй! - широко улыбаясь, предложила Маша. - Знаешь, как это
делается? Во! - И мастерица торжествующе ткнула пальцем в глубоко
взрезанный участок кольцевой трубы, где так и кишели слизняки,
наращивающие на страшную рану новую кожицу. - Перво-наперво - что?
Обдираешь до самого до железа. Ну и тут же наползают эти... сопливые... и
давай трубу по новой обмазывать. Тогда берешь подошву вязаную - и туда! С
одной стороны проклеят - переверни. И так раза четыре... Потом
накладываешь проводки - и опять туда, к ним... А сплетешь - опять то же
самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75