Неужели она нанесла Энни такой удар? Ведь она ее так любит! Если бы не Энни…
«… ты сейчас сидела бы в Бель Жардэн и ела бы грейпфруты прямо с дерева, а из окна виднелся бы цветущий сад и зеленая трава, а не бетонная мостовая и мусор».
«Нет, это ложь, – оборвала она себя. – Вэл собирался продать Бель Жардэн, Энни говорила ей. Притом Энни просто хотела защитить ее от него. А может быть, Энни поняла, что Вэл умрет, и поэтому поторопилась убежать?»
Лорел взглянула на блестящую золотую статуэтку на гардеробе в углу. Мусин «Оскар». Она сама вытерла тогда кровь на нем. Ее старое одеяло было в крови, пришлось его выкинуть.
Знала ли Энни, что он умер? Или узнала потом и не сказала ей, так же, как никогда не говорила, что любит Джо?
«Все эти годы я думала, будто спасаю ее, храня секрет дяди Руди, не рассказываю о смерти Вэла, но, может быть, я вела себя глупо?»
Она во всем ведет себя глупо. Поэтому и залетела, как дура.
Но Энни же не виновата в этом! Надо немедленно сказать ей про Джеса. Рассказать, как все случилось, каждую самую незначительную подробность. Даже про собаку с красной ленточкой и про старый заржавленный «форд» на заднем дворе…
В тот первый раз, идя по дорожке к ветхой развалюхе, где Джес снимал квартиру вместе с пятью товарищами, Лорел заметила грязно-белые хлопья отставшей краски на стенах, словно клочья облупившейся кожи, крыльцо, подпертое сбоку неровной кирпичной пирамидой, словно накренившаяся лодка. Несколько велосипедов были прислонены к старому креслу с треснувшей пыльной обивкой. На крыльце перед дверью, где краска была вытоптана в форме пятна с примерными очертаниями Африки, лежал большой охотничий пес золотого цвета с красной повязкой на шее, высунув от июньской жары язык. Когда она ступила на провисшие ступеньки, пес поднял голову и потряс хвостом в знак ленивого приветствия.
Интересно, помнит ли Джес, что приглашал ее для разговора о плакатах для митинга «Рука помощи»? С этим человеком никогда нельзя быть ни в чем уверенной, как нельзя предсказать за месяц, какая погода будет в такой-то день.
Он не такой, как все… будто старше своих сверстников, которых она встречала во дворе колледжа. Он рассказывал, что ездил в товарных поездах. И собирал персики с другими бродягами. Все прошлое лето он провел в Калифорнии, помогал организовывать мигрирующих сельских рабочих. Если его не заберут в этом году в армию, он вступит в Корпус Мира.
После той первой встречи в классе живой натуры они несколько раз виделись. Один раз Лорел столкнулась с ним в студенческом центре, и они болтали более получаса. В другой раз пили вместе кофе, и он, узнав, что она занимается репетиторством в городке, пригласил присоединиться к группе, дающей бесплатные уроки для исключенных из средней школы, пытающихся сдать экзамены экстерном. В общем, ничего интересного. С Джесом всегда чувствуешь себя членом какой-то группы.
Он никогда не пытался поцеловать ее или дотронуться до руки. В этом смысле он похож на Джо – кажется, ему вообще ничего от тебя не надо. Только Джес – это всегда потрясение. От него сердце всегда замирает, как в сильном испуге. И постоянно вздрагиваешь, как при скрипе железа по стеклу. Или при внезапном вое полицейской сирены в темной улице. У него всегда самый невозмутимый вид… и он всегда застает врасплох. В шестом классе он обстреливал ее сзади жеваной бумагой, а теперь организовывал марши протеста и сочинял уничтожающие статьи для «Дейли Орандж».
Лорел нагнулась и погладила собачью голову, затем постучала в дверь. Никто не отозвался. Странно, она только что звонила сюда по телефону, и девушка, взявшая трубку, ответила, что Джес «где-то здесь». Через толстое стекло двери был виден угол комнаты. За столом она разглядела сидящих студентов. Джеса видно не было, но хорошо, что хоть кто-нибудь есть. Она снова принялась стучать.
Наконец вылезла босая девица с длинными косами, в джинсах, в узеньком топике, едва прикрывающем пупок, и с недоумением поглядела на Лорел.
– Ты что, думаешь, тут заперто или что? – проговорила она. – Чего не входишь?
– Извиняюсь, я не знала, – ответила Лорел.
– Здесь никто не стучится, – сказала ее собеседница таким тоном, словно Лорел совершила крупный политический промах. – У нас это не принято.
– А-а… Джес дома? – спросила Лорел, почему-то сразу оробев. Она все так же стояла на пороге, не решаясь войти.
– Наверху, наверно, – ответила та, махнув рукой в сторону лестницы, и отбыла обратно в комнату.
Поднимаясь по скрипучим, расшатанным ступеням, Лорел думала, почему Джес не присоединяется к своим товарищам внизу? Может, он не один… а с девчонкой? Она остановилась на полпути, снова растерявшись и смутившись. Но он же просил прийти. Притом какая разница, один он или не один? Она просто уйдет, и все.
На верхней площадке она услышала шум воды.
Но прежде чем успела войти в комнату, кран закрыли и дверь душевой распахнулась. Оттуда вылетели клубы пара, и в солнечном свете, льющемся из высокого оконца над лестницей, появился Джес, голый и мокрый, только бедра обернуты полотенцем. Мокрые черные волосы облепили голову, и струйки воды сбегали на плечи и грудь.
– Салют, – небрежно сказал он, словно каждый день заставал девушек у дверей ванной комнаты.
– Салют, – ответила она, не зная, что говорить.
А в уме сразу сложилась знакомая стихотворная фраза: «Что делает в столь недостойном месте порядочная девушка, как ты?»
Она было засмеялась, но вспомнила цель своего визита.
– Ты просил зайти по поводу плакатов, – напомнила ему.
– Плакатов?
– Для митинга «Рука помощи».
– А, эти. Конечно. Подожди минутку, сейчас накину что-нибудь на себя.
Он скрылся в одной из спален, но оставил дверь приоткрытой, так что Лорел могла хорошо видеть голую ногу, влезающую в штанину. Затем раздался его голос:
– Заходи.
Комната Джеса была маленькая и аккуратная, постель застлана. Возле кровати стоял упаковочный ящик из-под молока, служивший книжной полкой и ночным столиком, на котором уместилась маленькая лампа. По стенам на полках, сбитых из обыкновенных досок, располагались книги и стопки чистого белья. Больше ничего в комнате не было… как в келье. Единственное, что могло порадовать глаз, это переводная картинка на заляпанном стекле окна, скорее всего, оставшаяся от предыдущего жильца. Розовые блики проходящего сквозь нее света придавали комнате некоторый уют. Окно выходило на заросший сорной травой двор, где ржавел остов старого «форда».
Она оглянулась на Джеса. Он смотрел в упор с чуть приоткрытым от удивления ртом. Затем перешагнул через мокрое полотенце, валявшееся под ногами, и обнял ее за талию прохладной влажной рукой. И поцеловал.
Ее охватило ощущение тепла и нежности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
«… ты сейчас сидела бы в Бель Жардэн и ела бы грейпфруты прямо с дерева, а из окна виднелся бы цветущий сад и зеленая трава, а не бетонная мостовая и мусор».
«Нет, это ложь, – оборвала она себя. – Вэл собирался продать Бель Жардэн, Энни говорила ей. Притом Энни просто хотела защитить ее от него. А может быть, Энни поняла, что Вэл умрет, и поэтому поторопилась убежать?»
Лорел взглянула на блестящую золотую статуэтку на гардеробе в углу. Мусин «Оскар». Она сама вытерла тогда кровь на нем. Ее старое одеяло было в крови, пришлось его выкинуть.
Знала ли Энни, что он умер? Или узнала потом и не сказала ей, так же, как никогда не говорила, что любит Джо?
«Все эти годы я думала, будто спасаю ее, храня секрет дяди Руди, не рассказываю о смерти Вэла, но, может быть, я вела себя глупо?»
Она во всем ведет себя глупо. Поэтому и залетела, как дура.
Но Энни же не виновата в этом! Надо немедленно сказать ей про Джеса. Рассказать, как все случилось, каждую самую незначительную подробность. Даже про собаку с красной ленточкой и про старый заржавленный «форд» на заднем дворе…
В тот первый раз, идя по дорожке к ветхой развалюхе, где Джес снимал квартиру вместе с пятью товарищами, Лорел заметила грязно-белые хлопья отставшей краски на стенах, словно клочья облупившейся кожи, крыльцо, подпертое сбоку неровной кирпичной пирамидой, словно накренившаяся лодка. Несколько велосипедов были прислонены к старому креслу с треснувшей пыльной обивкой. На крыльце перед дверью, где краска была вытоптана в форме пятна с примерными очертаниями Африки, лежал большой охотничий пес золотого цвета с красной повязкой на шее, высунув от июньской жары язык. Когда она ступила на провисшие ступеньки, пес поднял голову и потряс хвостом в знак ленивого приветствия.
Интересно, помнит ли Джес, что приглашал ее для разговора о плакатах для митинга «Рука помощи»? С этим человеком никогда нельзя быть ни в чем уверенной, как нельзя предсказать за месяц, какая погода будет в такой-то день.
Он не такой, как все… будто старше своих сверстников, которых она встречала во дворе колледжа. Он рассказывал, что ездил в товарных поездах. И собирал персики с другими бродягами. Все прошлое лето он провел в Калифорнии, помогал организовывать мигрирующих сельских рабочих. Если его не заберут в этом году в армию, он вступит в Корпус Мира.
После той первой встречи в классе живой натуры они несколько раз виделись. Один раз Лорел столкнулась с ним в студенческом центре, и они болтали более получаса. В другой раз пили вместе кофе, и он, узнав, что она занимается репетиторством в городке, пригласил присоединиться к группе, дающей бесплатные уроки для исключенных из средней школы, пытающихся сдать экзамены экстерном. В общем, ничего интересного. С Джесом всегда чувствуешь себя членом какой-то группы.
Он никогда не пытался поцеловать ее или дотронуться до руки. В этом смысле он похож на Джо – кажется, ему вообще ничего от тебя не надо. Только Джес – это всегда потрясение. От него сердце всегда замирает, как в сильном испуге. И постоянно вздрагиваешь, как при скрипе железа по стеклу. Или при внезапном вое полицейской сирены в темной улице. У него всегда самый невозмутимый вид… и он всегда застает врасплох. В шестом классе он обстреливал ее сзади жеваной бумагой, а теперь организовывал марши протеста и сочинял уничтожающие статьи для «Дейли Орандж».
Лорел нагнулась и погладила собачью голову, затем постучала в дверь. Никто не отозвался. Странно, она только что звонила сюда по телефону, и девушка, взявшая трубку, ответила, что Джес «где-то здесь». Через толстое стекло двери был виден угол комнаты. За столом она разглядела сидящих студентов. Джеса видно не было, но хорошо, что хоть кто-нибудь есть. Она снова принялась стучать.
Наконец вылезла босая девица с длинными косами, в джинсах, в узеньком топике, едва прикрывающем пупок, и с недоумением поглядела на Лорел.
– Ты что, думаешь, тут заперто или что? – проговорила она. – Чего не входишь?
– Извиняюсь, я не знала, – ответила Лорел.
– Здесь никто не стучится, – сказала ее собеседница таким тоном, словно Лорел совершила крупный политический промах. – У нас это не принято.
– А-а… Джес дома? – спросила Лорел, почему-то сразу оробев. Она все так же стояла на пороге, не решаясь войти.
– Наверху, наверно, – ответила та, махнув рукой в сторону лестницы, и отбыла обратно в комнату.
Поднимаясь по скрипучим, расшатанным ступеням, Лорел думала, почему Джес не присоединяется к своим товарищам внизу? Может, он не один… а с девчонкой? Она остановилась на полпути, снова растерявшись и смутившись. Но он же просил прийти. Притом какая разница, один он или не один? Она просто уйдет, и все.
На верхней площадке она услышала шум воды.
Но прежде чем успела войти в комнату, кран закрыли и дверь душевой распахнулась. Оттуда вылетели клубы пара, и в солнечном свете, льющемся из высокого оконца над лестницей, появился Джес, голый и мокрый, только бедра обернуты полотенцем. Мокрые черные волосы облепили голову, и струйки воды сбегали на плечи и грудь.
– Салют, – небрежно сказал он, словно каждый день заставал девушек у дверей ванной комнаты.
– Салют, – ответила она, не зная, что говорить.
А в уме сразу сложилась знакомая стихотворная фраза: «Что делает в столь недостойном месте порядочная девушка, как ты?»
Она было засмеялась, но вспомнила цель своего визита.
– Ты просил зайти по поводу плакатов, – напомнила ему.
– Плакатов?
– Для митинга «Рука помощи».
– А, эти. Конечно. Подожди минутку, сейчас накину что-нибудь на себя.
Он скрылся в одной из спален, но оставил дверь приоткрытой, так что Лорел могла хорошо видеть голую ногу, влезающую в штанину. Затем раздался его голос:
– Заходи.
Комната Джеса была маленькая и аккуратная, постель застлана. Возле кровати стоял упаковочный ящик из-под молока, служивший книжной полкой и ночным столиком, на котором уместилась маленькая лампа. По стенам на полках, сбитых из обыкновенных досок, располагались книги и стопки чистого белья. Больше ничего в комнате не было… как в келье. Единственное, что могло порадовать глаз, это переводная картинка на заляпанном стекле окна, скорее всего, оставшаяся от предыдущего жильца. Розовые блики проходящего сквозь нее света придавали комнате некоторый уют. Окно выходило на заросший сорной травой двор, где ржавел остов старого «форда».
Она оглянулась на Джеса. Он смотрел в упор с чуть приоткрытым от удивления ртом. Затем перешагнул через мокрое полотенце, валявшееся под ногами, и обнял ее за талию прохладной влажной рукой. И поцеловал.
Ее охватило ощущение тепла и нежности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170