– Ты – самое лучшее, что есть у него в жизни, – сказала она вскоре после того, как мы с Томми начали встречаться.
– Рада это слышать, Норин, но не понимаю, почему, – ответила я тогда.
– Потому, что ты не знаешь, каким он был до знакомства с тобой. С тех пор как появилась ты, он стал другим человеком. У него никогда не было женщины, которая продержалась бы дольше месяца. Я проводила столько времени, вытирая им слезы, что стала бесплатным психологом. Он ужасно с ними обращался. Выслеживал, соблазнял, а потом терял интерес. Бог знает, что он искал, но, похоже, он нашел это в тебе.
Я с трудом могла сопоставить образ Дикого Томми с отчаявшимся созданием, готовым к тапочно-каминному существованию. Но Норин Кеннеди – умная женщина. Мы уважали друг друга. Она считала, что мы с Томми – прекрасная пара, и это всегда меня удивляло.
Но насчет причины ее звонка я ошиблась.
– Я слышала, что произошло, – сказала она, едва сняв трубку. – Этот пожар на твоей улице. Кошмар! Полиция думает, что дом подожгли умышленно?
– Похоже на то. Мы с Томми все проспали.
– Сомневаюсь, что за его храпом можно что-нибудь услышать. Но ты, наверное, рада, что он рядом.
Не слишком приятно думать, что рядом бродит человек, поджигающий дома.
Я промолчала. Норин умела меня поддеть. Скорее всего, она прекрасно знает, что последнюю неделю Томми провел у себя дома.
– Позвони ему, милая, – добавила она, подтверждая мои подозрения. – Глупая мужская гордость не дает ему снять трубку. А он хочет, я знаю, что хочет. Вот что я сейчас сделаю. Я сама ему позвоню. Скажу, чтобы он с тобой связался.
Я ухмыльнулась телефону.
– Спасибо, Норин. Я очень боюсь находиться дома одна.
– Мне казалось, тебе нравится свободная жизнь.
– Да, нравится. Обычно мне вообще никто не нужен, но вы правильно сказали: скорее всего, в районе завелся поджигатель, и кто знает, где он нанесет следующий удар?
– Следующий удар. Хорошее выражение. Знаешь, что тебе нужно, Ли? Я думала об этом как раз на днях.
– И что же?
– Тебе нужен квартирант. Составит тебе компанию в этом огромном доме. Наверняка можно разместить человека так, чтобы он не беспокоил тебя, когда ты работаешь. Зато ты будешь знать, что не одна.
Эта мысль мне понравилась. Кроме того, я была благодарна Норин, ведь она не предложила, чтобы Томми переехал ко мне насовсем. А ведь она только об этом и мечтает.
– Хочешь, я приеду к тебе и останусь на ночь, дорогая?
– Не стоит. Со мной все нормально. – Все-таки Норин чудесная. Готова приехать на автобусе из Ислингтона, под дождем, это так трогательно. Но я не могу просить ее об этом.
– Тогда позвони кому-нибудь и попроси приехать. Ты никогда не рассказываешь о своих подругах, Ли.
Наверняка ведь есть, кто может побыть с тобой сегодня ночью.
Мы поболтали еще минут двадцать, и к концу разговора у меня разболелась голова, затылок словно сжало в тисках. Я точно знала, когда это началось – после слов Норин: «Ты никогда не рассказываешь о своих подругах».
Она права. Я не рассказываю о своих подругах потому, что тогда обязательно вспомню о Кэт – единственной подруге, которую хочу видеть больше остальных – и не могу.
Я вообще довольно бестолкова, когда дело доходит до подруг. То, что я живу одна и мне это нравится, вовсе не означает, будто время от времени у меня не возникает желание с кем-нибудь пообщаться. Бог свидетель, сейчас – как раз один из таких моментов. Но я совершила непростительную ошибку, положив все яйца в одну корзину. Годами я считала одну женщину единственной наперсницей. Кэтлин Кларк жила чуть дальше по дороге, тоже в Ноттинг-Хилле. Ее родителям принадлежало маленькое кафе у Вестбурн-парк-роуд. Жили они прямо над ним, в убогой крошечной квартирке. Конечно, она и сравниться не могла с четырехэтажным особняком на Бленхейм-кресчент, который был – и остается – моим домом, но нас это не волновало. Мы дружили с тех пор, как нам исполнилось двенадцать, но несколько лет назад неожиданно поссорились. Стоило мне подумать об этом, как головная боль усилилась.
У Кэт тоже бывали головные боли, и не простые, а мигрени, да такие, что ей приходилось ложиться в постель. Я приходила к ней домой, наполняла льдом пакетики и клала ей на лоб. Обычно она смеялась, что я делаю из мухи слона, что не стоит так волноваться, но, несмотря на протесты, я заставляла ее пробовать все. Я убеждала ее отказываться от разных продуктов, якобы богатых тирамином, тирозином или как там это называется. Исчезли сыр, куриная печенка, шоколад, цитрусовые и красное вино, но ничего не помогало. Иногда я просто сидела рядом и держала ее за руку. Я пыталась разобраться, чем именно вызвана мигрень. В отличие от меня Кэт была очень рассудительной. Она никогда ни о чем не беспокоилась – просто решала проблему, и все. Наверное, ее терзали внутренние демоны, о которых я не знала. Она загоняла стресс поглубже, и от этого страдала. Возможно, из-за этого и случаются мигрени. Когда ты не показываешь, что чувствуешь на самом деле.
Я обожаю Кэт. Она работала учительницей в местной начальной школе. По крайней мере, занималась стоящим делом, а не кропала автобиографии за глупых знаменитостей. Мне нравилось, что мы принадлежим к разным кругам. Родители предпочли отправить меня в государственную школу, а не заниматься частным образованием, которое легко могли себе позволить, и мы с Кэт учились в одном классе.
Помню, как она первый раз пришла к нам в гости – в тот самый дом, где я живу сейчас. Тогда я впервые поняла, что у мамы есть неприятная псевдолиберальная черта, которая с того дня и по сию пору не перестает меня смущать. Она изо всех сил старалась подружиться с моими не столь знатными приятелями, но делала это как-то неискренне. Мама долго расспрашивала Кэт о кафе ее родителей, говорила, что непременно туда зайдет, а потом спросила, знает ли она «маленького черного друга Ли». Накануне я приводила его домой на чай. Кэт удивленно на нее посмотрела, но мама, кажется, не сообразила, до чего снисходительно это прозвучало. Она так отчаянно стремилась, чтобы эти дети и их родители приняли ее, что не замечала, как им неуютно в ее присутствии. В конце концов я решила, что она слишком мешает, и вообще перестала водить домой друзей.
Всех, кроме Кэт, которая после той первой неловкой встречи сообразила, как с ней общаться. А еще она поняла меня и то, как мне тяжело с мамой. Но главное, она старалась помочь мне понять саму себя.
– Твоя беда в том, Ли, что ты не понимаешь сама себя. Ты позволяешь людям неправильно судить о тебе. Ты очень скрытная, но с этим надо поосторожнее. Если ты ничего о себе не рассказываешь, люди ошибочно принимают это за враждебность.
Она всегда говорила, что со мной не так, и помогала разобраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92