Теперь, когда я примирилась с тем, что стрельба, убийства и торговля кокаином происходят в национальном масштабе по другую сторону моей двери (не говоря уже о детской проституции); когда я пережила два пожара; когда я наконец нашла способ сделать ремонт во всем доме и при этом не надзирать за рабочими; когда я наконец повзрослела настолько, что задумалась о совместной жизни с Томми; когда научилась выживать в сердце Ноттинг-Хилла двадцать первого века, почему я вообще думаю о том, чтобы жить где-то еще? Пусть переезжает Томми.
Утомившись, я отключилась на несколько часов, потом встала, оделась и оставила Томми записку. Линия Виктория в сторону «Оксфордского цирка» была безлюдна. Даже Центральная, обычно битком набитая, оказалась относительно пустой. Выйдя на станции «Ноттинг-Хилл», я побрела по Портобелло-роуд. Как только я добралась до ее конца, мне пришлось уворачиваться от продавцов с рынка. Они везли тележки с овощами и фруктами к своим прилавкам.
Я никогда не смогу покинуть это рассветное затишье, за которым следует безумство раннего утра, когда рынок пробуждается к жизни. На одном из прилавков магнитофон во всю мощь орал «На реках Вавилона». Из окна второго этажа высунулась женщина и завизжала, чтобы его немедленно выключили.
На Элджин-кресчент я зашла в кафе «У Кристиана» и съела шоколадное пирожное с орехами. Вкусно. Я купила еще одно и поспешила через дорогу, жуя на ходу. Мне не хотелось, чтобы Сельма – ее кукольное тело являлось неопровержимым доказательством строгой диеты – стала очевидцем моего утреннего сахарного безумства.
И вдруг, свернув на Вестбурн-парк-роуд, я поняла, что не могу требовать от Томми, чтобы он сию секунду собрал вещички и переехал в Ноттинг-Хилл. А как же Норин? Я выудила из кармана сотовый и разбудила его.
– Где ты? – спросил он. – Я огляделся, но тебя нигде нет. Ты что, сидишь под кроватью и дуешься?
– Я оставила тебе записку. Спустись вниз, прочти, а потом перезвони мне на сотовый.
– Ты уже ушла, – устало произнес он. – Я так и думал, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Он перезвонил почти сразу.
– Ну? – спросила я.
– Что – ну?
– Переедешь в Ноттинг-Хилл?
– Запросто, но не лучше ли подождать, пока твой дом немного отремонтируют?
– Ты хочешь сказать, что не возражаешь? Я, конечно, обещала переехать в Ислингтон сама, но…
– Ты что, серьезно думаешь, что я поверил тебе хоть на секунду? – недоверчиво поинтересовался Томми. – Ты не выживешь в Ислингтоне. Я знал, что рано или поздно ты вернешься в Ноттинг-Хилл.
– Знал? – Теперь настал мой черед удивляться.
– Есть только одно «но» с моим переездом к тебе, – сказал он, и у меня упало сердце.
– Твоя мама?
– Нет. Твоя. Она ведь собирается жить там? На самом деле есть два «но». Я не хочу жить в одном доме с твоей матерью. И ты права – видимо, надо привезти с собой Норин.
– Томми, я кое-что придумала. Теперь, когда сырости в подвале больше нет…
– Нам обязательно обсуждать это прямо сейчас? – перебил он. – Так или иначе, мы вместе позаботимся о наших матерях. А это все, что сейчас нужно сказать, верно? Мне пора на работу.
– И еще одно, – я услышала вздох в трубке, но моя тревога уже выросла до неприличия. – Перед тем как ты заснул, я задала тебе вопрос.
– Может, я заснул и не слышал, – сказал Томми.
– Может, и так, – ответила я.
– Если однажды ночью ты соблаговолишь вернуться в мою постель и останешься там надолго, я дам тебе ответ.
– Я не совсем уверена, как это принимать, – теперь я разнервничалась окончательно.
– Я бы принял это с бокалом шампанского, – отозвался он, и я с облегчением улыбнулась.
– Я люблю тебя, Томми, – произнесла я и взвизгнула, когда из двери прачечной на углу вылетели чьи-то джинсы и выбили у меня из рук сотовый. Если Томми и ответил, я не слышала. Я убрала телефон, подняла джинсы, и отнесла их обратно в прачечную, где положила в кучу, куда они и должны были попасть. Перед стиральными машинами были разложены еще несколько кучек грязной одежды, и я машинально отделила белое от цветного, а вещи, требующие бережной стирки, сложила в сторонке.
До гигантской сушилки у дальней стены я добралась как раз вовремя, чтобы спасти разнообразные вещи, на ярлыках которых, несомненно, будет четкая инструкция – «не сушить в сушильном барабане». Я терпеливо ждала. Наконец из соседней сушилки появилась голова хозяина вещей.
– Доброе утро, – выпрямляясь, сказал Макс Остин, и при виде меня его лицо просияло. – Кажется, мы уже встречались.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92