Как я могла подумать, что Томми будет, как он это называет, распыляться?
По крайней мере, мы всегда были уверены друг в друге. И хотя, кажется, я так и не решусь на совместную жизнь, я ни за что не изменю Томми.
ГЛАВА 4
Обычно я не встречаюсь с объектами у них дома. Как правило, встречу назначают в офисе агента или в ресторане. В остальных случаях я работаю по телефону. Поехать к человеку домой – настоящее удовольствие.
Я словно возвращаюсь в прошлое. Когда я писала биографические очерки, мне приходилось составлять впечатление о личности человека на основе его гостиной. Поскольку по природе своей я – девушка не в меру любопытная, разрешение заглянуть в дом Сельмы Уокер вызвало у меня трепет. И как только Женевьеве удалось заполучить такую работу, ломала я голову.
Судя по всему, Сельма устояла перед искушением все распродать и переехать из Ноттинг-Хилла, хотя навскидку цена ее особняка – четыре миллиона. Минимум. Может, она и живет всего в двух минутах ходьбы от меня, но наши дома и близко не стояли. Ее особняк излучал богатство, его постоянно обновляли и ремонтировали, а мой – или, скорее, моих родителей – олицетворял собой прискорбную запущенность. Нетрудно догадаться, кто в этом виноват.
Я насчитала восемнадцать каменных ступеней, ведущих к парадному входу. По обе стороны от двери росли нелепые деревца в терракотовых горшках. Встав между ними, я позвонила.
Открывший мне мужчина только что откусил ломоть от тоста, который держал в руке. Увидев меня, он принялся яростно жевать.
– Простите, – произнес он наконец, обретя дар речи. – Я подумал, что вы – курьер из службы доставки. Они будто прячутся где-то и нарочно ждут, когда я приготовлю себе чашечку чая с гренками или залезу в ванну, и только потом звонят. Такое все время случается. Ли Бартоломью?
– Да, – сказала я. – Мой агент Женевьева Лабаш сказала, что вы меня ждете. Я пришла поговорить о написании книги для Сельмы Уокер.
– А, Женевьева. Знаменитая Женевьева. – Он ухмыльнулся. – Очарование в бледно-розовом и сиреневом. Она звонила сегодня утром и напомнила. Входите, – преувеличенно широким жестом он открыл дверь. – Я – Базз Кемпински.
– Вы – менеджер Сельмы Уокер? – Я вошла в красивый просторный холл с полом из Йоркского камня и мельком глянула на свое отражение в старинном зеркале. Оно висело над столиком с мраморной столешницей и доходило почти до самого потолка. Я с удивлением отметила, что выгляжу хорошо, но потом вспомнила, что старые зеркала неизменно льстят.
– Можно сказать и так, – бросил он через плечо. Что бы это значило? – Мой офис на верхнем этаже, но давайте лучше пройдем в кухню и вместе попьем чаю. Или вы хотите чего-нибудь покрепче?
– От чего не откажусь, так это от чашечки кофе, – сказала я. – Можно растворимого.
– В такой-то кухне? – Он махнул в сторону кофе-машины для капучино и эспрессо, кофейника и электрической кофеварки, стоящих рядком на дальнем столе. – Попробуйте каждого, а то другие обидятся.
Я рассмеялась.
– Сельма Уокер подойдет попозже?
– А Сельмы нет. Всю неделю она в Манчестере, разве вы не знали? Они записывают шоу в местной студии. Но это неважно. Вам нужен только я. Ну и что такого в истории Сельмы, на ваш взгляд, о чем можно написать хорошую книгу?
Черт. Я так волновалась из-за пожара, – не говоря уже о скандале с Томми, – что не успела подготовиться к встрече. Я нарушила одно из своих золотых правил и пришла, не выудив из газет или Интернета основную информацию о Сельме Уокер. Чтобы знать, о чем говорю. Я считаю, что домашние задания надо выполнять. Это профессионально. Теперь придется импровизировать.
– Ну, она – преуспевающая женщина, играет дамочку, похожую на себя. Сама распоряжается своей судьбой. Она…
К счастью, он перебил меня прежде, чем я успела добавить еще каких-нибудь позорных клише. Но страстность его реплики меня удивила.
– Это все ерунда. Вовсе она не распоряжается своей судьбой. Ею распоряжается канал. Скажите-ка, вы смотрели «Братство»?
Я покачала головой. Лгать бессмысленно. Было очевидно, что я не подхожу для этой работы. Вот допью кофе и уйду. Займусь реконструкцией дома и удивлю маму.
– Значит, вы абсолютно ничего не знаете о Сельме?
– Ну, я слышала о ней…
– Мне это нравится. Ничего не говорите. Поздравляю, Ли Бартоломью, у вас есть работа. А теперь расслабьтесь и расскажите о себе. Чьи биографии вы писали в последнее время? Таким образом, я смогу убедить мадам, что вы – лучшая. Может, выпьем? Чтобы отметить?
Я смотрела на него в изумлении:
– Вы меня нанимаете? Вот так запросто? Почему?
– Потому что, если вы ничего о ней не знаете, вы будете объективной. Расскажете подлинную историю. Надеюсь, вы знаете, зачем вас пригласили.
– Звучит как-то зловеще.
– Вино? Водка? Пиво?
– Водка с тоником, спасибо. И давно вы ее менеджер?
– Достаточно давно.
– Так вы были с ней в Америке?
– С ней там были все.
– Почему вы уходите от ответов?
– Разве?
Меня начинало раздражать его поведение. Я никак не могла его раскусить. Акцент у него английский, и в нем было вялое изящество, присущее высшему классу. Длинные ноги, грациозное тело и красивые темные волосы, спадающие на глаза.
– Почему вас называют Баззом? – вдруг спросила я.
– Из-за моей энергии. Кружусь, как пчелка. Бзз-бзз-бзз.
– И жалите? – не сдержалась я.
– Стараюсь так не делать. На самом деле это еще с детства. Помните песенку про Винни-Пуха и его встречу с жужжащими пчелами: «Мишка очень любит мед! Почему? Кто поймет? В самом деле, почему мед так нравится ему?» Я люблю мед. Или, может, меня подстригли так – знаете, раньше было модно выстригать на голове полоски, – и кому-то в голову пришло это прозвище. Кто знает? Это имя у меня так давно, что я не помню.
– Какое ваше настоящее имя?
– Этого я тоже не помню. И возраст тоже, так что не спрашивайте.
Разумеется, стоило ему об этом упомянуть, как я возжаждала узнать. Думаю, мы почти ровесники. Я собиралась спросить, сколько лет Сельме, но он меня опередил:
– Значит, вы мало смотрите телевизор?
– То, что я не смотрю «Братство», вовсе не означает, что я не смотрю телевизор. Есть и другие программы, знаете.
– Вы – ценительница искусства, верно?
Его тон меня смутил. Я никак не могла понять, насмехается он надо мной или нет.
– Простите. Не смотрите на меня так. Я не хотел вас обидеть, честно, – он осклабился. – Просто интересно, почему люди становятся авторами-«призраками». Разве вы не хотите написать собственную автобиографию, а не чужую?
– А мне особенно нечего рассказывать. Читатель со скуки помрет. Придется сделать ее веселой и превратить в художественную литературу.
– И вы к этому не готовы?
Не вывернуться. Он дразнил меня. Бросал своеобразную перчатку и ждал, когда я подниму ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
По крайней мере, мы всегда были уверены друг в друге. И хотя, кажется, я так и не решусь на совместную жизнь, я ни за что не изменю Томми.
ГЛАВА 4
Обычно я не встречаюсь с объектами у них дома. Как правило, встречу назначают в офисе агента или в ресторане. В остальных случаях я работаю по телефону. Поехать к человеку домой – настоящее удовольствие.
Я словно возвращаюсь в прошлое. Когда я писала биографические очерки, мне приходилось составлять впечатление о личности человека на основе его гостиной. Поскольку по природе своей я – девушка не в меру любопытная, разрешение заглянуть в дом Сельмы Уокер вызвало у меня трепет. И как только Женевьеве удалось заполучить такую работу, ломала я голову.
Судя по всему, Сельма устояла перед искушением все распродать и переехать из Ноттинг-Хилла, хотя навскидку цена ее особняка – четыре миллиона. Минимум. Может, она и живет всего в двух минутах ходьбы от меня, но наши дома и близко не стояли. Ее особняк излучал богатство, его постоянно обновляли и ремонтировали, а мой – или, скорее, моих родителей – олицетворял собой прискорбную запущенность. Нетрудно догадаться, кто в этом виноват.
Я насчитала восемнадцать каменных ступеней, ведущих к парадному входу. По обе стороны от двери росли нелепые деревца в терракотовых горшках. Встав между ними, я позвонила.
Открывший мне мужчина только что откусил ломоть от тоста, который держал в руке. Увидев меня, он принялся яростно жевать.
– Простите, – произнес он наконец, обретя дар речи. – Я подумал, что вы – курьер из службы доставки. Они будто прячутся где-то и нарочно ждут, когда я приготовлю себе чашечку чая с гренками или залезу в ванну, и только потом звонят. Такое все время случается. Ли Бартоломью?
– Да, – сказала я. – Мой агент Женевьева Лабаш сказала, что вы меня ждете. Я пришла поговорить о написании книги для Сельмы Уокер.
– А, Женевьева. Знаменитая Женевьева. – Он ухмыльнулся. – Очарование в бледно-розовом и сиреневом. Она звонила сегодня утром и напомнила. Входите, – преувеличенно широким жестом он открыл дверь. – Я – Базз Кемпински.
– Вы – менеджер Сельмы Уокер? – Я вошла в красивый просторный холл с полом из Йоркского камня и мельком глянула на свое отражение в старинном зеркале. Оно висело над столиком с мраморной столешницей и доходило почти до самого потолка. Я с удивлением отметила, что выгляжу хорошо, но потом вспомнила, что старые зеркала неизменно льстят.
– Можно сказать и так, – бросил он через плечо. Что бы это значило? – Мой офис на верхнем этаже, но давайте лучше пройдем в кухню и вместе попьем чаю. Или вы хотите чего-нибудь покрепче?
– От чего не откажусь, так это от чашечки кофе, – сказала я. – Можно растворимого.
– В такой-то кухне? – Он махнул в сторону кофе-машины для капучино и эспрессо, кофейника и электрической кофеварки, стоящих рядком на дальнем столе. – Попробуйте каждого, а то другие обидятся.
Я рассмеялась.
– Сельма Уокер подойдет попозже?
– А Сельмы нет. Всю неделю она в Манчестере, разве вы не знали? Они записывают шоу в местной студии. Но это неважно. Вам нужен только я. Ну и что такого в истории Сельмы, на ваш взгляд, о чем можно написать хорошую книгу?
Черт. Я так волновалась из-за пожара, – не говоря уже о скандале с Томми, – что не успела подготовиться к встрече. Я нарушила одно из своих золотых правил и пришла, не выудив из газет или Интернета основную информацию о Сельме Уокер. Чтобы знать, о чем говорю. Я считаю, что домашние задания надо выполнять. Это профессионально. Теперь придется импровизировать.
– Ну, она – преуспевающая женщина, играет дамочку, похожую на себя. Сама распоряжается своей судьбой. Она…
К счастью, он перебил меня прежде, чем я успела добавить еще каких-нибудь позорных клише. Но страстность его реплики меня удивила.
– Это все ерунда. Вовсе она не распоряжается своей судьбой. Ею распоряжается канал. Скажите-ка, вы смотрели «Братство»?
Я покачала головой. Лгать бессмысленно. Было очевидно, что я не подхожу для этой работы. Вот допью кофе и уйду. Займусь реконструкцией дома и удивлю маму.
– Значит, вы абсолютно ничего не знаете о Сельме?
– Ну, я слышала о ней…
– Мне это нравится. Ничего не говорите. Поздравляю, Ли Бартоломью, у вас есть работа. А теперь расслабьтесь и расскажите о себе. Чьи биографии вы писали в последнее время? Таким образом, я смогу убедить мадам, что вы – лучшая. Может, выпьем? Чтобы отметить?
Я смотрела на него в изумлении:
– Вы меня нанимаете? Вот так запросто? Почему?
– Потому что, если вы ничего о ней не знаете, вы будете объективной. Расскажете подлинную историю. Надеюсь, вы знаете, зачем вас пригласили.
– Звучит как-то зловеще.
– Вино? Водка? Пиво?
– Водка с тоником, спасибо. И давно вы ее менеджер?
– Достаточно давно.
– Так вы были с ней в Америке?
– С ней там были все.
– Почему вы уходите от ответов?
– Разве?
Меня начинало раздражать его поведение. Я никак не могла его раскусить. Акцент у него английский, и в нем было вялое изящество, присущее высшему классу. Длинные ноги, грациозное тело и красивые темные волосы, спадающие на глаза.
– Почему вас называют Баззом? – вдруг спросила я.
– Из-за моей энергии. Кружусь, как пчелка. Бзз-бзз-бзз.
– И жалите? – не сдержалась я.
– Стараюсь так не делать. На самом деле это еще с детства. Помните песенку про Винни-Пуха и его встречу с жужжащими пчелами: «Мишка очень любит мед! Почему? Кто поймет? В самом деле, почему мед так нравится ему?» Я люблю мед. Или, может, меня подстригли так – знаете, раньше было модно выстригать на голове полоски, – и кому-то в голову пришло это прозвище. Кто знает? Это имя у меня так давно, что я не помню.
– Какое ваше настоящее имя?
– Этого я тоже не помню. И возраст тоже, так что не спрашивайте.
Разумеется, стоило ему об этом упомянуть, как я возжаждала узнать. Думаю, мы почти ровесники. Я собиралась спросить, сколько лет Сельме, но он меня опередил:
– Значит, вы мало смотрите телевизор?
– То, что я не смотрю «Братство», вовсе не означает, что я не смотрю телевизор. Есть и другие программы, знаете.
– Вы – ценительница искусства, верно?
Его тон меня смутил. Я никак не могла понять, насмехается он надо мной или нет.
– Простите. Не смотрите на меня так. Я не хотел вас обидеть, честно, – он осклабился. – Просто интересно, почему люди становятся авторами-«призраками». Разве вы не хотите написать собственную автобиографию, а не чужую?
– А мне особенно нечего рассказывать. Читатель со скуки помрет. Придется сделать ее веселой и превратить в художественную литературу.
– И вы к этому не готовы?
Не вывернуться. Он дразнил меня. Бросал своеобразную перчатку и ждал, когда я подниму ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92