Решил – разговор для порядка. Профилактический. Одно можете сказать начальнику управления – доверят бригаду, она будет лучшей.
Старший лейтенант покровительственно улыбнулся, но, глянув на торчащую из кармана рубахи зэка пачку «Казбека», приказал:
– Это спрячьте! Не хватало через вас неприятность схлопотать.
– Не волнуйтесь, гражданин начальник, я уже пошел. До свидания!
– До свидания, Упоров. Вы – симпатичный человек. И, по-моему, честный.
«Мент переживает за папиросы», – отметил про себя Упоров, улыбнувшись старшему лейтенанту, сказал:
– Благодарю. Ваши слова да прокурору – в уши.
Чекист рассмеялся. На щеках появились две аккуратные розовые ямочки, придавшие его симпатичному лицу детскую беззаботность.
«Он должен ей нравиться», – зэк уже смотрел на смеющегося чекиста без одобрения. Смех был приятным, открытым смехом не научившегося прятать чувства и оттого очень обаятельного человека. Зэк не стал слушать.
Умышленно небрежно повернулся спиной, успев заметить недоумение в глазах офицера и порадоваться перемене настроения того, кто этим вечером продемонстрирует свои симпатичные ямочки зеленоглазой Наталье Камышиной. А пока он замолчал, точно поперхнулся собственным смехом.
– Свидание окончено! – Упоров дернул за рукав бригадира, тоже засмеялся, но настоящего, искреннего смеха, как у гражданина начальника, не получилось…
…"Здравствуйте, Вадим!" Он подсунул письмо под самую лампу, хотя и без того почерк был четкий, разборчивый. Ему даже показалось – продуманный.
«Не второпях писала, – Упоров разгладил письмо ладонью. – Она тебя помнит. А этот петух с ямочками, он просто – рядом. Ну что в нем интересного, кроме пистолета?!»
Любовь тихонько разворачивала свои коварные сети – в них билось его пойманное сердце.
– Ты чо, Вадим?! – испуганно приподнялся заспанный Ключик, – Никак бредишь? Може, водицы тебе? Принесу!
– Спи, Андрюша, спи, – Упоров приветливо помахал ему рукой, чем еще больше обеспокоил зэка. – Я письмо от невесты читаю.
– С четвертаком?! – Ключик был заинтересован. – Невеста? Как глухарь на току – доверчивый. Забудь и спи.
– Это еще почему?! – ему удалось изобразить гнев, при всем том он понимал – Ключик прав. Ждет она!
– Проверено, – Андрей сел и подтянул к небритому подбородку колени. – Моя три года. Потом ее стало беспокоить то, что она – яркая женщина, такое добро пропадает без использования. Биксы они, Вадим! Лучше я тебя с Гришей познакомлю Цигопским из шестого барака. Ласковый…
– Заткнись, дерьмо!
– В бескорыстие не веришь, – Ключик зевнул, – членоплет нашелся. Невеста! Ну, надо же такое с четвертаком придумать! Спи, жених.
Упоров дождался, когда Ключик захрапят, и продолжал чтение.
«…Связала вам теплые носки на зиму. Две пары. Я боюсь здешних зим. Впрочем, наши, ленинградские, тоже не подарок. Всю прошлую зиму бегала на занятия с насморком. Тем не менее, каждую ночь вижу свой город во сне. А вчера мы с вами гуляли по Невскому. Забавно? Идем, смеемся. Подходит Важа Спиридонович Морабели и спрашивает: – Весело? Ничего – скоро плакать будете».
Слова начальника отдела по борьбе с бандитизмом были подчеркнуты.
«…И тогда вы задумались. Вы долго думали, Вадим. Так долго, что я проснулась с беспокойством за вас. Села, написала письмо, которое хочу закончить искренним: Храни Вас Господь! С уважением, Натали».
– Натали! – тихо произнес он, закрыв глаза. В имени было что-то загадочное, принесенное в вонючий барак из старинных романов о любви и верности. Сладостное утомление ожиданием:
– Натали…
Возвышенные мысли, впрочем, тут же оборвались, он уже думал о реальной жизни: "Полковник, значит, уверен, «то непременно меня поймает и продиктует условие. Или убьет… Потом, конечно, убьет. Привык к подлости».
Зэк стукнул кулаком в столб, и он загудел. Медленно разорвал на мелкие кусочки письмо Натали, лег, укрывшись с головой одеялом, совсем не надеясь на сон, а секундой или часом позже (память не удержала подробностей случившегося) он потерял себя во времени и пространстве…
– …Очнулся, – пришел откуда-то издалека голос.
По лицу потекла вода. Он ловил ее воспаленными губами, ощущая внутри едва ощутимое движение холодного ручейка.
– Обморок! Нашатырю бы дыхнуть
– Ничего даром не проходит…
Чуть погодя лица стали узнаваемы. Он вспоминал вялой памятью больного человека, кому они принадлежат. За лицами сразу начинался барачный потолок и они были словно подвешены к нему невидимыми веревочками. Вода прекратила течь. Остался ее прошлый след, – былое русло, сохранившее прохладу исчезнувшего ручейка.
– Где болит, Вадим? – спросил Лысый, перестав хлопать по щекам.
– Уже нигде. Прошло… Сильно кричал?
– Ха! – подпрыгнул Гнус, расстегнул верхнюю пуговицу хозяйской серой рубахи. – Думал – кастрируют тебя суки, или американцы пришли. Ты глянь – весь барак на ногах.
– Гнус врет. Ты хрипел. Как в петле.
– Болезнь выходит, – уверенно поставил диагноз однорукий Лука. – Она, недолеченная, всегда так проявляется. Или молча – в ящик. Давай спать ребята. – Его уже потащило в сонник.
– Раз зараза вышла – сном надо оздоровляться еще выпить можно.
– Придурок! Водка хуже отравы при такой-то болезни.
Спать ему, однако, не пришлось. За час до подъема приперся Голос. Соломон Маркович поведал шепотом что всю ночь готовил отчет по изменению хозяйственной структуры производственных зон.
– Они рассуждают о социалистическом соревновании, Вадик! – он схватил в руки голову, – Инженеры, образованные люди, встают и на полном серьезе убеждают друг друга во всемогущей силе этого бреда. Воры скоро уходят. Печальный факт. Меня оставляют в зоне. Какой я вор?! Смешно!
Но не смеялся, а только водил по стенам сушилки, куда они пришли для разговора, испуганными глазами.
Вадим слушал его, отчетливо представляя – Голос появился неспроста.
– Когда экономисты начинают придумывать фокусы с этим самым соцсоревнованием…
– Насколько мне известно – его придумал Ленин…
– А что, ваш Ленин когда-нибудь в жизни работал?! – взвизгнул Голос и тут же стушевался, прикрыв ладонью мокрый рот. – Это, по их мнению, – экономический рычаг и элемент демократизации лагерной системы. Тупорылые стратеги! Вас там тоже имели в виду. Хотите совет, Вадим?
Упоров кивнул, даже не взглянув на возбужденного Соломона Марковича. Он пытался определить свое место в этих изменениях, но странное дело: все менялось, оставаясь неизменным. Голос говорил:
– Повторяйте то, чему учат они, но делайте все наоборот, и вас заметят. Эти люди выросли на почве демагогического безделия, однако золото с них требуют те, кто рангом выше, и, следовательно, они нуждаются в чьем-то реальном труде. Такой труд организуете вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Старший лейтенант покровительственно улыбнулся, но, глянув на торчащую из кармана рубахи зэка пачку «Казбека», приказал:
– Это спрячьте! Не хватало через вас неприятность схлопотать.
– Не волнуйтесь, гражданин начальник, я уже пошел. До свидания!
– До свидания, Упоров. Вы – симпатичный человек. И, по-моему, честный.
«Мент переживает за папиросы», – отметил про себя Упоров, улыбнувшись старшему лейтенанту, сказал:
– Благодарю. Ваши слова да прокурору – в уши.
Чекист рассмеялся. На щеках появились две аккуратные розовые ямочки, придавшие его симпатичному лицу детскую беззаботность.
«Он должен ей нравиться», – зэк уже смотрел на смеющегося чекиста без одобрения. Смех был приятным, открытым смехом не научившегося прятать чувства и оттого очень обаятельного человека. Зэк не стал слушать.
Умышленно небрежно повернулся спиной, успев заметить недоумение в глазах офицера и порадоваться перемене настроения того, кто этим вечером продемонстрирует свои симпатичные ямочки зеленоглазой Наталье Камышиной. А пока он замолчал, точно поперхнулся собственным смехом.
– Свидание окончено! – Упоров дернул за рукав бригадира, тоже засмеялся, но настоящего, искреннего смеха, как у гражданина начальника, не получилось…
…"Здравствуйте, Вадим!" Он подсунул письмо под самую лампу, хотя и без того почерк был четкий, разборчивый. Ему даже показалось – продуманный.
«Не второпях писала, – Упоров разгладил письмо ладонью. – Она тебя помнит. А этот петух с ямочками, он просто – рядом. Ну что в нем интересного, кроме пистолета?!»
Любовь тихонько разворачивала свои коварные сети – в них билось его пойманное сердце.
– Ты чо, Вадим?! – испуганно приподнялся заспанный Ключик, – Никак бредишь? Може, водицы тебе? Принесу!
– Спи, Андрюша, спи, – Упоров приветливо помахал ему рукой, чем еще больше обеспокоил зэка. – Я письмо от невесты читаю.
– С четвертаком?! – Ключик был заинтересован. – Невеста? Как глухарь на току – доверчивый. Забудь и спи.
– Это еще почему?! – ему удалось изобразить гнев, при всем том он понимал – Ключик прав. Ждет она!
– Проверено, – Андрей сел и подтянул к небритому подбородку колени. – Моя три года. Потом ее стало беспокоить то, что она – яркая женщина, такое добро пропадает без использования. Биксы они, Вадим! Лучше я тебя с Гришей познакомлю Цигопским из шестого барака. Ласковый…
– Заткнись, дерьмо!
– В бескорыстие не веришь, – Ключик зевнул, – членоплет нашелся. Невеста! Ну, надо же такое с четвертаком придумать! Спи, жених.
Упоров дождался, когда Ключик захрапят, и продолжал чтение.
«…Связала вам теплые носки на зиму. Две пары. Я боюсь здешних зим. Впрочем, наши, ленинградские, тоже не подарок. Всю прошлую зиму бегала на занятия с насморком. Тем не менее, каждую ночь вижу свой город во сне. А вчера мы с вами гуляли по Невскому. Забавно? Идем, смеемся. Подходит Важа Спиридонович Морабели и спрашивает: – Весело? Ничего – скоро плакать будете».
Слова начальника отдела по борьбе с бандитизмом были подчеркнуты.
«…И тогда вы задумались. Вы долго думали, Вадим. Так долго, что я проснулась с беспокойством за вас. Села, написала письмо, которое хочу закончить искренним: Храни Вас Господь! С уважением, Натали».
– Натали! – тихо произнес он, закрыв глаза. В имени было что-то загадочное, принесенное в вонючий барак из старинных романов о любви и верности. Сладостное утомление ожиданием:
– Натали…
Возвышенные мысли, впрочем, тут же оборвались, он уже думал о реальной жизни: "Полковник, значит, уверен, «то непременно меня поймает и продиктует условие. Или убьет… Потом, конечно, убьет. Привык к подлости».
Зэк стукнул кулаком в столб, и он загудел. Медленно разорвал на мелкие кусочки письмо Натали, лег, укрывшись с головой одеялом, совсем не надеясь на сон, а секундой или часом позже (память не удержала подробностей случившегося) он потерял себя во времени и пространстве…
– …Очнулся, – пришел откуда-то издалека голос.
По лицу потекла вода. Он ловил ее воспаленными губами, ощущая внутри едва ощутимое движение холодного ручейка.
– Обморок! Нашатырю бы дыхнуть
– Ничего даром не проходит…
Чуть погодя лица стали узнаваемы. Он вспоминал вялой памятью больного человека, кому они принадлежат. За лицами сразу начинался барачный потолок и они были словно подвешены к нему невидимыми веревочками. Вода прекратила течь. Остался ее прошлый след, – былое русло, сохранившее прохладу исчезнувшего ручейка.
– Где болит, Вадим? – спросил Лысый, перестав хлопать по щекам.
– Уже нигде. Прошло… Сильно кричал?
– Ха! – подпрыгнул Гнус, расстегнул верхнюю пуговицу хозяйской серой рубахи. – Думал – кастрируют тебя суки, или американцы пришли. Ты глянь – весь барак на ногах.
– Гнус врет. Ты хрипел. Как в петле.
– Болезнь выходит, – уверенно поставил диагноз однорукий Лука. – Она, недолеченная, всегда так проявляется. Или молча – в ящик. Давай спать ребята. – Его уже потащило в сонник.
– Раз зараза вышла – сном надо оздоровляться еще выпить можно.
– Придурок! Водка хуже отравы при такой-то болезни.
Спать ему, однако, не пришлось. За час до подъема приперся Голос. Соломон Маркович поведал шепотом что всю ночь готовил отчет по изменению хозяйственной структуры производственных зон.
– Они рассуждают о социалистическом соревновании, Вадик! – он схватил в руки голову, – Инженеры, образованные люди, встают и на полном серьезе убеждают друг друга во всемогущей силе этого бреда. Воры скоро уходят. Печальный факт. Меня оставляют в зоне. Какой я вор?! Смешно!
Но не смеялся, а только водил по стенам сушилки, куда они пришли для разговора, испуганными глазами.
Вадим слушал его, отчетливо представляя – Голос появился неспроста.
– Когда экономисты начинают придумывать фокусы с этим самым соцсоревнованием…
– Насколько мне известно – его придумал Ленин…
– А что, ваш Ленин когда-нибудь в жизни работал?! – взвизгнул Голос и тут же стушевался, прикрыв ладонью мокрый рот. – Это, по их мнению, – экономический рычаг и элемент демократизации лагерной системы. Тупорылые стратеги! Вас там тоже имели в виду. Хотите совет, Вадим?
Упоров кивнул, даже не взглянув на возбужденного Соломона Марковича. Он пытался определить свое место в этих изменениях, но странное дело: все менялось, оставаясь неизменным. Голос говорил:
– Повторяйте то, чему учат они, но делайте все наоборот, и вас заметят. Эти люди выросли на почве демагогического безделия, однако золото с них требуют те, кто рангом выше, и, следовательно, они нуждаются в чьем-то реальном труде. Такой труд организуете вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125