Дома побогаче имели веранды.
Пока Эмма размышляла о том, кто живет здесь и какой жизнью, поезд увозил ее все дальше от Калькутты и от всего, что было ей хоть немного знакомо.
С наступлением вечера в купе появился Сакарам. Он поставил между Кингстоном и Эммой небольшой столик и исчез. Вскоре он вернулся с двумя фарфоровыми блюдами, накрытыми белоснежными салфетками. Ловко поставив блюда на столик, он разложил рядом с ними приборы и убрал салфетки. Перед Эммой был превосходный ужин, состоявший из издающего восхитительный аромат овощного карри поверх дымящегося риса, кисло-сладкой приправы чатни, свежих фруктов и подобия компота.
К вящему изумлению Эммы, Сакарам налил в хрустальные бокалы вино.
– Я не увлекаюсь спиртным, – промолвила она, когда он подал ей бокал.
Кингстон саркастически приподнял одну бровь. Раскачивавшаяся под потолком керосиновая лампа отбрасывала на его лицо тень, придававшую ему сходство с сатиром.
– Неужели? А «гвоздь»?
Так называлась смесь виски с содовой, заливаемая в толстые зеленые бутылки, – популярный среди обоих полов напиток в британских клубах Индии; не меньшей популярностью пользовался джин с индийским тоником под названием «бурав». «Гвоздь» назывался так потому, что каждая выпитая рюмка была гвоздем, вгоняемым в собственный гроб. «Гвоздю» и «бураву» отдавала должное даже Рози, но Эмма пока что держалась. В ответ на вопрос Кингстона она покачала головой:
– В порядке исключения могу выпить рюмку рома или молочного пунша.
– Мне очень жаль, но, полагаю, этих напитков Сакарам вам предложить не сможет. Или сможешь, Сакарам?
Черные глаза Сакарама сверкнули.
– Нет, саиб. Простите за нерадивость.
– Все же я советую попробовать вино, мисс Уайтфилд, иначе вам грозит жажда. Питьевая вода будет в нашем путешествии, редкостью, и даже если вам ее предложат, ей не следует доверять. Не хотелось бы, чтобы вы заболели. Поэтому придется пить вино и прочие не очень крепкие спиртные напитки, кроме чая, конечно, который подается главным образом на чота хазри – виноват, на завтрак, а также в полдень и на файв-о-клок.
Эмма решила проявить сговорчивость:
– Уговорили. Я попробую вина.
К ее изумлению, золотистая жидкость оказалась прекрасным дополнением к изысканному карри, подобного которому она еще не пробовала в Индии. Ну что же, вино за ужином – это не так уж и плохо, подумала она. Ее отец и брат потребляли за едой огромное количество кларета и бургундского, отчего их физиономии становились багровыми, а темперамент – вспыльчивым. Она дала себе слово, что впредь будет ограничиваться светлыми сортами и избегать красных.
К концу трапезы у Эммы уже плыло перед глазами и она предпринимала отчаянные попытки сохранить подобающее леди достоинство. Внезапно появился Сакарам с постельными принадлежностями и стал бесшумно застилать две соседние скамьи. Только теперь до Эммы дошло, что ей предстоит провести ночь вместе с Кингстоном, то есть в одном с ним помещении. Лежать им предстояло в такой близости друг от друга, как если бы у них была одна постель на двоих.
Только сейчас она спохватилась, что у нее должна была быть спутница-женщина.
– Где же айя, которую вы пообещали мне в компаньонки?
– Где Тулси, Сакарам? – спокойно осведомился Кингстон, как будто тоже только сейчас о ней вспомнил.
– В вагоне с другими женщинами, саиб.
– Я перейду к ней, – неуверенно проговорила Эмма. – Не могу же я ночевать в одном купе с вами!
– И тем более вы не можете путешествовать в обществе индийских женщин, – возразил Кингстон. – Европейцы не ездят в одних вагонах с индийцами.
– Как же нам поступить? Это… – Она указала на постели. – Надеюсь, мистер Кингстон, вы понимаете, что это невозможно.
– Придется пригласить ее к нам. Получится тесновато, но другого выхода нет. Простите, что я не подумал об этом раньше.
–. Ей следовало ужинать с нами! – вспылила Эмма. – Напрасно я провела столько часов с вами вдвоем.
– Ерунда! Вы были в полной безопасности. К тому же вас никто не сможет осудить. В поезде нас не знает ни один человек.
– Достаточно того, что я сама знаю, сколько времени провела с вами наедине. Вы тоже это знаете, мистер Кингстон. Нам надлежит соблюдать приличия. Они не случайно придуманы…
– Так чего же вы опасаетесь, мисс Уайтфилд? Ах да, вы полагаете, что я могу вас изнасиловать! Уверяю вас, у меня и в мыслях не было этого!
И он выразительно посмотрел на нее, давая понять, что она недостойна насилия. Эмме внезапно представилось, как красивые смуглые руки Александра Кингстона скользят по ее белому телу. Она невольно вздрогнула, что не прошло мимо внимания ее спутника.
– Не смешите меня, мадам! – прорычал он. – Мне никогда еще не приходилось навязывать женщинам свою любовь, и сомневаюсь, что придется в будущем. Меня нисколько не влечет к женщинам, которым я неинтересен. Смею вас уверить, отвращение, которое вы испытываете ко мне, вызывает во мне ответное чувство!
У Эммы вспыхнули щеки. Сакарам стоял у двери купе и внимал каждому слову, что делало ситуацию еще более неприятной. Не зная, куда деться от смущения, Эмма неожиданно для себя поняла, что Александр Кингстон вовсе не оказывает на нее отталкивающего действия. От одной мысли о прикосновении его рук к ее обнаженному телу ее охватило необъяснимое волнение. Ничего подобного она никогда прежде не испытывала и была напугана до самой глубины своей неиспорченной души.
– Пожалуйста, пошлите за Тулси, – нашла она силы произнести нетвердым голосом. – Теперь она должна будет постоянно оставаться с нами, в противном случае вам, если вы, конечно, джентльмен, придется покинуть это купе.
Во взгляде Кингстона читался вызов.
– Слухи, дошедшие до вас, мисс Уайтфилд, нисколько не грешат против истины. Я – не джентльмен и не собираюсь ночевать в одном купе с немытыми паттах-валлах только ради того, чтобы вы не испытывали необоснованных страхов насчет моих поползновений. Если мое слово ничего для вас не значит, то вам самой придется искать себе другое место для ночлега, что будет нелегко, так как поезд переполнен.
Эмма не дала себя запугать:
– Присутствие Тулси обеспечит мне необходимую безопасность.
– Сакарам! Приведи Тулси и будь добр постелить еще одну постель. Не можем же мы допустить, чтобы наша драгоценная няня всю ночь дрожала от страха за свою добродетель! Вас не слишком покоробит, если я сниму жилет, мадам?
Его тон был теперь настолько едок, что она с сожалением вспомнила его прежний изящный юмор.
– Вы можете снять жилет, сэр, а я сниму топи. Так нам обоим будет удобнее.
– Очень надеюсь, что вы не храпите, – грубо бросил он. – Я сплю чутко.
Эмма тоже надеялась на это. Захрапев, она бы вконец опозорилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Пока Эмма размышляла о том, кто живет здесь и какой жизнью, поезд увозил ее все дальше от Калькутты и от всего, что было ей хоть немного знакомо.
С наступлением вечера в купе появился Сакарам. Он поставил между Кингстоном и Эммой небольшой столик и исчез. Вскоре он вернулся с двумя фарфоровыми блюдами, накрытыми белоснежными салфетками. Ловко поставив блюда на столик, он разложил рядом с ними приборы и убрал салфетки. Перед Эммой был превосходный ужин, состоявший из издающего восхитительный аромат овощного карри поверх дымящегося риса, кисло-сладкой приправы чатни, свежих фруктов и подобия компота.
К вящему изумлению Эммы, Сакарам налил в хрустальные бокалы вино.
– Я не увлекаюсь спиртным, – промолвила она, когда он подал ей бокал.
Кингстон саркастически приподнял одну бровь. Раскачивавшаяся под потолком керосиновая лампа отбрасывала на его лицо тень, придававшую ему сходство с сатиром.
– Неужели? А «гвоздь»?
Так называлась смесь виски с содовой, заливаемая в толстые зеленые бутылки, – популярный среди обоих полов напиток в британских клубах Индии; не меньшей популярностью пользовался джин с индийским тоником под названием «бурав». «Гвоздь» назывался так потому, что каждая выпитая рюмка была гвоздем, вгоняемым в собственный гроб. «Гвоздю» и «бураву» отдавала должное даже Рози, но Эмма пока что держалась. В ответ на вопрос Кингстона она покачала головой:
– В порядке исключения могу выпить рюмку рома или молочного пунша.
– Мне очень жаль, но, полагаю, этих напитков Сакарам вам предложить не сможет. Или сможешь, Сакарам?
Черные глаза Сакарама сверкнули.
– Нет, саиб. Простите за нерадивость.
– Все же я советую попробовать вино, мисс Уайтфилд, иначе вам грозит жажда. Питьевая вода будет в нашем путешествии, редкостью, и даже если вам ее предложат, ей не следует доверять. Не хотелось бы, чтобы вы заболели. Поэтому придется пить вино и прочие не очень крепкие спиртные напитки, кроме чая, конечно, который подается главным образом на чота хазри – виноват, на завтрак, а также в полдень и на файв-о-клок.
Эмма решила проявить сговорчивость:
– Уговорили. Я попробую вина.
К ее изумлению, золотистая жидкость оказалась прекрасным дополнением к изысканному карри, подобного которому она еще не пробовала в Индии. Ну что же, вино за ужином – это не так уж и плохо, подумала она. Ее отец и брат потребляли за едой огромное количество кларета и бургундского, отчего их физиономии становились багровыми, а темперамент – вспыльчивым. Она дала себе слово, что впредь будет ограничиваться светлыми сортами и избегать красных.
К концу трапезы у Эммы уже плыло перед глазами и она предпринимала отчаянные попытки сохранить подобающее леди достоинство. Внезапно появился Сакарам с постельными принадлежностями и стал бесшумно застилать две соседние скамьи. Только теперь до Эммы дошло, что ей предстоит провести ночь вместе с Кингстоном, то есть в одном с ним помещении. Лежать им предстояло в такой близости друг от друга, как если бы у них была одна постель на двоих.
Только сейчас она спохватилась, что у нее должна была быть спутница-женщина.
– Где же айя, которую вы пообещали мне в компаньонки?
– Где Тулси, Сакарам? – спокойно осведомился Кингстон, как будто тоже только сейчас о ней вспомнил.
– В вагоне с другими женщинами, саиб.
– Я перейду к ней, – неуверенно проговорила Эмма. – Не могу же я ночевать в одном купе с вами!
– И тем более вы не можете путешествовать в обществе индийских женщин, – возразил Кингстон. – Европейцы не ездят в одних вагонах с индийцами.
– Как же нам поступить? Это… – Она указала на постели. – Надеюсь, мистер Кингстон, вы понимаете, что это невозможно.
– Придется пригласить ее к нам. Получится тесновато, но другого выхода нет. Простите, что я не подумал об этом раньше.
–. Ей следовало ужинать с нами! – вспылила Эмма. – Напрасно я провела столько часов с вами вдвоем.
– Ерунда! Вы были в полной безопасности. К тому же вас никто не сможет осудить. В поезде нас не знает ни один человек.
– Достаточно того, что я сама знаю, сколько времени провела с вами наедине. Вы тоже это знаете, мистер Кингстон. Нам надлежит соблюдать приличия. Они не случайно придуманы…
– Так чего же вы опасаетесь, мисс Уайтфилд? Ах да, вы полагаете, что я могу вас изнасиловать! Уверяю вас, у меня и в мыслях не было этого!
И он выразительно посмотрел на нее, давая понять, что она недостойна насилия. Эмме внезапно представилось, как красивые смуглые руки Александра Кингстона скользят по ее белому телу. Она невольно вздрогнула, что не прошло мимо внимания ее спутника.
– Не смешите меня, мадам! – прорычал он. – Мне никогда еще не приходилось навязывать женщинам свою любовь, и сомневаюсь, что придется в будущем. Меня нисколько не влечет к женщинам, которым я неинтересен. Смею вас уверить, отвращение, которое вы испытываете ко мне, вызывает во мне ответное чувство!
У Эммы вспыхнули щеки. Сакарам стоял у двери купе и внимал каждому слову, что делало ситуацию еще более неприятной. Не зная, куда деться от смущения, Эмма неожиданно для себя поняла, что Александр Кингстон вовсе не оказывает на нее отталкивающего действия. От одной мысли о прикосновении его рук к ее обнаженному телу ее охватило необъяснимое волнение. Ничего подобного она никогда прежде не испытывала и была напугана до самой глубины своей неиспорченной души.
– Пожалуйста, пошлите за Тулси, – нашла она силы произнести нетвердым голосом. – Теперь она должна будет постоянно оставаться с нами, в противном случае вам, если вы, конечно, джентльмен, придется покинуть это купе.
Во взгляде Кингстона читался вызов.
– Слухи, дошедшие до вас, мисс Уайтфилд, нисколько не грешат против истины. Я – не джентльмен и не собираюсь ночевать в одном купе с немытыми паттах-валлах только ради того, чтобы вы не испытывали необоснованных страхов насчет моих поползновений. Если мое слово ничего для вас не значит, то вам самой придется искать себе другое место для ночлега, что будет нелегко, так как поезд переполнен.
Эмма не дала себя запугать:
– Присутствие Тулси обеспечит мне необходимую безопасность.
– Сакарам! Приведи Тулси и будь добр постелить еще одну постель. Не можем же мы допустить, чтобы наша драгоценная няня всю ночь дрожала от страха за свою добродетель! Вас не слишком покоробит, если я сниму жилет, мадам?
Его тон был теперь настолько едок, что она с сожалением вспомнила его прежний изящный юмор.
– Вы можете снять жилет, сэр, а я сниму топи. Так нам обоим будет удобнее.
– Очень надеюсь, что вы не храпите, – грубо бросил он. – Я сплю чутко.
Эмма тоже надеялась на это. Захрапев, она бы вконец опозорилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101