– Нет, теперь все в порядке. Барка благополучно проделает остаток пути.
– Я так рада! Я чуть с ума не сошла от волнения, решив, что вы утонули.
Ни слова о том, что сама только что чуть не пошла ко дну! Она вообще не думала о себе. Предметом ее заботы был только он. Что за поразительная, самоотверженная женщина!
– Это вы почти что утонули! Если документ на Уайлдвуд был при вас, то речная вода, наверное, причинила ему непоправимый вред. Даже если вы найдете это место, вам уже не доказать, что оно когда-то принадлежало вашей матери.
Ему не пришлось стараться, чтобы его голос не звучал торжествующе, потому что никакого торжества он не испытывал. Он чувствовал только вину за свой неблаговидный поступок и восхищался ее отвагой и силой воли.
Мисс Уайтфилд задержалась перед парусиновой ширмой. С ее волос и мокрой одежды все еще катилась градом вода, но лицо озарила радость, мигом прогнавшая недавнюю мертвенную бледность.
– Я проверю, в порядке ли бумага, хотя волноваться, кажется, нет причины. Я знала, что нам предстоит путешествие по реке, поэтому отрезала лоскут от плаща и сшила из него непромокаемый чехол. Ну не умница ли я?
Алекс предпочел бы, чтобы его лягнул мул, только бы ее ожидания не оправдались.
– Да, весьма разумно… Вы очень предусмотрительны, мисс Уайтфилд!
– Стараюсь. Ох, как я стараюсь! Но, признаться, прыгая за вами в реку, я забыла обо всем на свете. Мной руководили инстинкт, безумная паника. Теперь мне совестно, что вы стали свидетелем такого глупого поступка.
– Учитесь обуздывать свои инстинкты. Держу пари, они подводят вас не впервые.
– Еще бы! – Судя по ее голосу и смеху, она уже вполне оправилась после случившегося. – Даю вам слово, что теперь я буду благоразумнее. Ведь не всегда же рядом со мной будет такой, как вы, мой спаситель!
Он действительно спас ей жизнь, но он же подверг ее жизнь угрозе. Никогда еще он не был настолько отвратителен сам себе. Эмма скрылась за ширмой, чтобы переодеться в сухое платье.
– Я прослежу, чтобы никто не побеспокоил вас, – сказал Кингстон. – Когда вы будете готовы, Сакарам напоит нас чаем.
– Это то, что нужно: чай снимет першение в горле.
– Мы сейчас же продолжим путь. Я скажу старшему на барке, что поломка устранена.
В действительности никакой поломки не было и в помине. Алекс понимал, насколько ему повезло, что мисс Уайтфилд не смыслит в механике. Иначе она бы ив это дело сунула нос и разоблачила его козни. И ведь все оказалось напрасно! Чертов документ остался невредим. Придумать же такое: непромокаемый чехол! Что же теперь делать, чтобы избавиться от бумаги? Какой новый план изобрести, чтобы при этом не подвергнуть опасности ее жизнь?
Первое, что сделала Эмма, очутившись за ширмой, с помощью которой Кингстон создал для нее кабинку, – это подняла мокрые юбки и проверила свой чехол. Он как будто выдержал испытание, но она все равно вспорола ножницами Швы. Верхний край бумаги все-таки вымок и свернулся; хуже того, от влаги расплылись кое-где чернила, но это, к счастью, не сделало текст нечитаемым.
К тому же пострадал не самый важный абзац. Что касается карты на обороте, то она осталась в полном порядке, как и все подписи и описание имения. Эмма все же решила отрезать от плаща еще один лоскут и защитить документ вторым непромокаемым чехлом. Она уже дважды попадала в переделки – сначала крушение поезда, потом прыжок в воду, чуть не кончившийся трагедией, – поэтому лишние предосторожности не помешают.
Вспоминая, как была на волосок от смерти, Эмма не могла унять дрожь в руках. Положив бумагу и драгоценности обратно в чехол, она переоделась и причесалась и сразу почувствовала себя лучше; дрожь прошла, и Эмма подумала с улыбкой, что теперь будет, о чем рассказать внукам, если они у нее, конечно, появятся! Внезапно ей захотелось иметь детей и внуков, захотелось так отчаянно, как еще никогда в жизни не хотелось. Сегодня она могла погибнуть; если бы это произошло, то у нее не осталось бы наследников, некому было бы провожать ее в последний путь, некому оплакивать.
Рози, положим, всплакнула бы по ней, но вот брат ясно дал ей понять, что будет только счастлив вычеркнуть ее из своей жизни. На целом свете не было никого, кто бы оплакивал и вспоминал ее так, как она оплакивала и вспоминала собственную мать. Мисс Эмма Уайтфилд незаметно покинула бы этот мир, и ничто не изменилось бы в нем с ее уходом.
Опустив расческу, Эмма села на табурет и уставилась на лужу, посреди которой лежала ее мокрая одежда. Если как следует разобраться, в чьей жизни она оставила след? Она боролась с несправедливостью, но несправедливость как существовала, так и продолжает существовать; она пыталась помогать бедным, но бедность как была, так и осталась. Ей доводилось переживать приключения, но в ее жизни не было таких значительных событий, как брак и рождение детей… Если бы она испытала подлинную любовь, как ее мать, умирать было бы не так страшно. Но она еще никогда не любила мужчину, даже не чаяла полюбить. Возможно, сама она не заслуживает любви… Но разве сегодня она не испытала на одно восхитительное мгновение настоящую любовь?
Решив, что Кингстон тонет, она совершила глупый, непонятный, попросту безумный поступок: кинулась в реку, чтобы его спасти, хотя не умеет плавать! Если это не любовь, то что же? Поступила бы она так же ради Персиваля Гриффина, Сакарама, какого-нибудь безымянного лодочника или слуги? Нет, наверное: их спасал бы Кингстон. Скорее всего она придумала бы иной способ прийти им на помощь, не рискуя собой. Однако из-за Кингстона она рискнула жизнью.
«Я его люблю! Видимо, это так, иначе я не совершила бы такой глупости». Неужели это и есть любовь – готовность кинуться в реку с крокодилами ради спасения любимого? От всех этих мучивших ее вопросов у нее раскалывалась голова. Она чувствовала себя безнадежно сбитой с толку.
– Мисс Уайтфилд, вы переоделись? Чай готов.
От этого проникновенного мужского голоса Эмму охватила дрожь. Ей нельзя любить Кингстона! Нельзя, потому что он ее никогда не полюбит. Это было бы немыслимо! Мужчина с такой внешностью, отважный, богатый, волевой, найдет себе молодую, красивую и состоятельную женщину, благодаря которой он укрепит свое общественное положение. Такая очарует твердокаменных британских матрон и вскружит головы чиновникам, в ее обществе он будет уверенно себя чувствовать на балах и в гостиных, где вершатся важные дела.
Увы, она не причисляет себя к числу таких женщин!
– Мисс Уайтфилд?
Она вздрогнула.
– Да, я готова, мистер Кингстон. Уже иду.
Эмма поспешно смахнула набежавшие на глаза слезы. «Улыбаться! – приказала она себе. – Улыбаться и изображать счастье. Выжила – вот и радуйся».
Но, выходя из-за ширмы, она не чувствовала себя счастливой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101