– Поняла, поняла! – обрадовалась Нинка. – Я сразу увидела, что вы очень умный человек. Знаете, я тоже об этом много думала. И всякие журналы читала. Если идеально брать, то конечно бы хорошо, чтоб парень или девочка были как Сталлоне или Мэрилин Монро, а еще при этом и ума палата. Но я так поняла из литературы, что такие вещи случаются ну очень редко, вообще не случаются. И я решила так: пусть мужик, отец, значит, будет симпатичный, без уродства, конечно, но чтоб главным была все-таки в нем голова. И чтоб был добрым. И жил нормально, по совести.
– Да уж. В биографию своего избранника загляните. А ну как окажется уголовник? Хоть это и не доказано точно, но я верю, что наследственность уголовников срабатывает в потомстве. Так что лучше в этом вопросе не рискуйте.
– Блатные меня не пугают, – легко ответила Нинка. – Это ведь еще надо и посмотреть, за что сел. Честно-то сказать, я ведь и сама два года в исправительных лагерях трубила. Ни за что, гады, посадили, целиком-то мне шесть лет впаяли, да потом моего злодея-мучителя Бог наказал, и он покаялся. Ну, сидела и сидела, но я вовсе же не уголовница! И сколько еще таких, как я, ни за что сидели? Так что это меня не пугает. И я так подумала, что мужика мне нужно искать в двух местах. Вернее, выбирать из двух мест: или на стадионе, или в библиотеке, так?
Он засмеялся, поставил пустую канистру в багажник, прихлопнул его, вытащил пачку сигарет.
– Курите?
– Балуюсь иногда. Спасибо.
Сигареты у мужчины оказались с ментолом, любимые Нинкой. Они закурили, и он сказал неторопливо:
– Не знаю, девушка, что вам посоветовать. Задачу вы себе поставили правильную и, я даже сказал бы, святую. В конце концов, недаром проблему наследственности разрабатывали и королевские династии, и аристократия в целом. И добивались неплохих результатов. Однако и они порой получали в своих рядах полных идиотов, несмотря на то, что этот идиот имел по шесть-семь колен великолепных предков. А потому, против моего сознания и убеждений, я бы все-таки советовал вам обращать внимание в первую очередь на физические данные, видите ли, для развития мозга существует система воспитания, а уж если родится хилым и кривобоким, то вы заранее выбросите в жизнь человека страдающего. Да и то сказать, что такое умный человек? Это ведь определяется у мужчины годам к пятидесяти, а для деторождения таковой, простите, является уже залежалым товаром.
– Ясно! – засмеялась Нинка. – Нужен студент и мастер спорта одновременно. Риск будет маленьким, правильно?
– Правильно, – улыбнулся он. – Если этот студент отличник и мастер спорта по шахматам. Но не кривобокий!
Как-то жаль было расставаться с этим человеком, но не спрашивать же адрес его московский или в каком санатории он здесь отдыхает. Никакого интереса он к Нинке не проявлял, это она видела, ему только сам по себе разговор был любопытен, да и то он в нем Нинку за дуру держал. Через пару минут Нинка вышла из машины, они попрощались, и сквозь калитку Нинка пошла к дому, где на чердаке снимала маленькую комнатушку.
Хозяева в доме в это время, как правило, еще не спали. Потому что хозяин, который своим хозяйством не заправлял, а переложил это дело на плечи жены, вел ночной образ жизни. Днем спал, а с вечера до утра скандалил. Надо сказать, что и скандалы у него были ежедневно, вернее, еженощно до скукотени однообразные. Дело в том, что когда-то в молодости Гена Корноухий влюбился в цыганку, ушел за ней в табор, около года прошло в бурной любви, в результате которой молодой Гена потерял левое ухо и получил кличку – Корноухий. Об этой незабываемой поре жизни он и вспоминал бесконечно, грозился, что начнет все сначала, и первое время его рассказы были интересны, но потом он начал повторяться, да иначе и не могло быть. Жена его, Зинаида, на воспоминания мужа никакого внимания уже давно не обращала, но по ночам тоже не спала, потому что к моменту, когда рассказы Гены достигали высокой степени накала, он начинал скандалить, грозиться, что вновь сбежит в табор, хотя было совершенно неизвестно, что ему теперь там делать – облысевшему, обленившемуся мужику, который жил вместе с такой же ленивой женой только с доходов за свою довольно объемистую дачу.
Но, к счастью, оказалось, что сегодня та редкая ночь, когда хозяева почему-то уже легли спать. И Нинка отперла своими ключами двери, прошла сквозь кухню, поднялась по лестнице на второй этаж, а потом и на чердак.
Уже месяц она жила в этой низкой комнатушке с голубиным окном, через которое был виден кусочек моря. Но скудость текущего быта Нинку совершенно не волновала. Все это временно. И здесь она только спит, и ничего более, все главное впереди: квартира в Москве, ребенок.
Она быстро разделась и юркнула под одеяло. День кончился, день – не хуже других. Завтра можно было поспать подольше, поскольку на работу надо было выходить только после обеда.
Но планы подчас рушатся. Даже самые мелкие и ничтожные. Ни поспать Нинке не удалось, ни поваляться на утреннем пляже. Около десяти часов утра на чердак вскарабкалась Люська и, не здороваясь, зашептала с горячим испугом:
– Нинок, милая, выручай! Выйди за меня сегодня с утра, а я тебя завтра подменю.
– Что стряслось? – сонно спросила Нинка, хотя и спрашивать было нечего, потому что у Люськи постоянно что-то происходило, какие-то ужасные, запутанные дела, как на ее любовном фронте, так и в финансовой сфере.
– Не могу тебе всего сказать, но дело, Нинок, идет о жизни и смерти!
– Твоей жизни? – не испугалась Нинка.
– Нет. Моего близкого друга.
Нинка порешила, так ли это, или Люська только страх наводит, но лучшей ей, Нинке, в таком случае в дела подружки не встревать – полезней будет для собственного здоровья.
Люська подкатила к ней на такси, и Нинка быстренько оделась и к двенадцати, к открытию ресторана, была уже на своем рабочем месте.
Строго говоря, в первой половине дня ресторан «Черный тюльпан» работал вяло, скучно и без больших финансовых успехов. Дело в том, что ресторан был очень дорогой и даже дневные обеды стоили очень дорого. Пошиковать вечером на курортах считается делом повседневным, престижным и даже обязательным. Каждый босяк, собравшийся распустить павлиний хвост перед своей дамой, считал за дело чести, чтоб вечером, собрав последние копейки, устроить разгул в «Черном тюльпане». Эти же босяки в обеденное время денежки свои экономили, питались чаще всего горячими пирожками на пляже и пили не шампанское, а вино «Изабелла», которым торговал усатый Ахмет у входа на набережную. Он стоял около бочки, мыл граненые стаканы и гортанно кричал:
– А кто забыл «Изабел»?
Все старались не забывать. Но стакан вина стоил копейки, а тот же стакан в «Черном тюльпане» оценивался уже в пятикратном размере, но в ресторане заказывать это примитивное вино считалось делом постыдным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109