Все. Можно открывать, пока не пришлось вызывать акушерку, уж больно неестественно большим показался мне живот беременной незнакомки. «Или эта вторая женщина и есть врач? Надо попросить у нее таблетку от головной боли…» – размечталась я и пошире распахнула дверь.
– Вы кто, извините?
– Настя… – ответила женщина, аккуратно перешагивая через раскиданные по полу предметы так старательно, как будто ей, по результатам успешного выполнения этого задания, полагался специальный приз.
Беременная тяжело прошагала мимо меня, поддерживая руками свой невероятный живот, а я выглянула в пустой коридор – никого. Да-с, хорошее начало праздничного дня: один на один с головной болью и чужими проблемами в отчетливо круглой форме.
Я вернулась в комнату, обгоняя пришелицу на повороте, и еле успела сдернуть со спинки верхнюю часть из набора моего белья, потому что Настя уже тяжело опускалась в кресло.
– Извините, ох!.. Вот сама приехала. Еле нашла.
– Приехали. Вижу. Но?.. – Я недоуменно повела плечами, показывая, что мне не совсем понятно, зачем она здесь.
– Вы же сказали, что привезли конверт для меня?
– Ах да, конверт! Анастасия? Простите, не поняла сразу. – Жутко раскалывалась голова, но я немедленно выудила из-под кровати расстегнутый рюкзак, чтобы разыскать в его развороченных внутренностях предназначенный моей нежданной гостье бежевый конверт.
– А я, как увидела вас, сразу поняла – мне сюда, – пояснила Настя. – Даже девушку-администратора отпустила. Мы с ней битый час по комнатам ходим, ищем. Вы, между прочим, четвертая Наташа в отеле.
– Я бы сама завтра к вам…
– Да я родить могу в любую минуту, вот и подумала – где ж вы меня тогда найдете? Я вашего телефона не знаю, моего мобильного у вас нет… Хорошо хоть вы сказали, в какой гостинице остановитесь и как зовут вас.
Анастасия сморщилась, ощупала свои бока, словно боялась, что они не выдержат нагрузок и лопнут, помолчала, прислушиваясь к чему-то происходящему внутри. Я испуганно следила исподтишка за ее движениями и одновременно оценивала опасность боли, пульсирующей в моей раздутой голове. Нам обеим не помешал бы врач. Может, вызвать, пока не поздно?
– Нет, все в порядке. Вы ищите, ищите! – Она поощрительно махнула мне пухлыми ручками и снова проверила, на месте ли живот. – Так приятно поговорить по-русски. Целый год, как замуж вышла, ни с кем и не разговаривала, кроме него. И с вами не дал бы… Вот и решилась ехать с пузом в такую даль.
– Это вы про кого? – поинтересовалась я, не совсем понимая, кто обижает Настю. И наконец извлекла из рюкзака два бежевых конверта. Интересно, а где голубой?
– Да я про мужа своего, Мухаммеда, он из Сирии. Добрый, только ревнует очень, никуда не отпускает. Я к вам, пока он спал, уехала. У меня ведь мальчик будет! Знаете, как мусульмане к рождению своих первенцев относятся? Ну, это ничего. Рожу Алика, потом легче будет. Смогу уходить куда-нибудь, правда, без ребенка, одна. Мама и сестры у него очень строгие, присматривают за мной.
Я протянула Насте ее конверт.
– А муж-то разрешит мальчика Аликом назвать?
– Ой, что вы, нет, конечно. Это я про себя его Аликом называю, чтоб никто не слышал, а по-арабски он Али будет!
Она посмотрела на конверт, посомневавшись несколько секунд, ткнула его в сумку, а взамен вытащила оттуда маленькую фотографию:
– Вот. Это мы, сразу после свадьбы. Я тут еще тощенькая, видите? А это муж.
– А кто это?
– Как, вы не знаете?! – Анастасия посмотрела на меня, страшно удивившись.
– Что не знаю?
– Это же Катенька. Моя дочка.
– Да что вы? Она совсем не похожа на вашего мужа… – ляпнула я.
Настя начинала раздражать меня своей неторопливостью и желанием поболтать, я злилась, что до сих пор сижу в мятой простыне, не могу спуститься в аптеку за таблеткой солпадеина. И это в день своего рождения! А может, я обманывала себя, в душе обижаясь на Филиппа, что он не разбудил, не попрощался перед отъездом?..
– Нет, это не дочь моего мужа. Это его дочь, – спокойно ответила Настя, не заметив моей колкости, вздохнула и дотронулась до сумки…
Я, кажется, что-то начинала понимать.
– Так… Это Катя. Ваша дочь и дочь… – Язык прилип к нёбу на самом интересном месте.
– Алексея Крапивина, все правильно. – Анастасия радостно закивала.
– А вы, значит, «королева поднебесной красоты»? Стюардесса Настасья?
– Это я. Точно. Он меня так называл. Ласково. – Настя расцвела на минутку, нежно улыбаясь каким-то своим мыслям, может быть, радовалась, что Лешик хоть кому-то рассказывал о ней. И вдруг снова изменилась в лице. Погрустнела. – Только больше мне никогда летать не придется, Мухаммед не разрешает.
– Да, да, понимаю… – Я вгляделась в личико Лешкиной дочки. Его носик, такой же рот, и подбородок похожий… И вспомнила, как Алексей однажды, год назад, в стельку пьяный, приехал ко мне среди ночи, плакал на плече и все жаловался, что теперь его маленькую Катюшку ждет несладкая жизнь. Ругался и напевал: «Стюардесса моя, где же ты? Королева поднебесной красоты».
Я тогда не особо вслушивалась, мало ли о чем мужчина в расслабленном состоянии похвастать может, но теперь поняла, что Лешик топил в водке свою душу, а разум его был предельно трезв. Он просто не мог смириться с известием о Настасьиной свадьбе и о Катюшкином новом папочке, также как в прошлую субботу был не готов принять мое решение с ним расстаться.
– Он и не видел дочку никогда, – продолжала рассказывать Настя. – Я сначала ждала, фотографии ему посылала, думала – увидит малышку и приедет, но у него все дела, дела… А теперь, вот, у меня Мухаммед. И маленький будет… – Настя совсем поникла и только гладила себя по животу, гладила. – Извините, я на минутку. – Она поднялась, охая, и медленно направилась в сторону балкона, спрашивая уже оттуда: – Алеша что, так ни разу за четыре года на Кипре и не был?
– Н-н-нет, – буркнула я, зная, что это не так.
Как и Алла, Лешик тоже, однажды появившись на острове (правда, уже без моего участия), полюбил приезжать сюда. Якобы по делам своей давно «замороженной» оффшорной компании, а на самом деле он развлекался по полной программе. Часто приговаривал, потирая руки: «Мезе-сувлаки, тис-би-сиртаки». Это было что-то вроде «Чай? Кофе? Потанцуем?» в Лешкиной интерпретации.
«Мезе» – по-нашему, комплексный обед в кипрских тавернах, только не из трех-четырех, а из тридцати – сорока блюд, подаваемых одно за другим. Объедаловка местная, одним словом.
«Сувлаки» – их знаменитый шашлычок.
«Тисби» – марка хорошего местного белого вина.
«Сиртаки» – греческий традиционный танец.
Получается: поели, выпили, потанцевали… Сами понимаете, что на этом отдыхающие часто не могут остановиться. Однажды и Лешик слишком сильно закрутил курортный роман со стюардессой Настей из-под Краснодара и влип ненароком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48