! Сплошной средний род, а туда же. Хотя бы сохраняло для приличия свой нейтралитет между женским и мужским началами!
А хочешь «пару ласковых» – сама себе скажи. Ни к кому не приставай, знай: их мнение, и мужчин, и зеркал, обжалованию не подлежит! И никаких скидок на деньги, выкинутые на одежду, время, потраченное на макияж, никакой поблажки в связи с особыми отношениями…
Так что пусть лучше молчат, а то точно что-нибудь не то скажут. Помните, даже в сказке упрямилось зеркало и считало свое суждение истиной в последней инстанции: «Ты прекрасна, спору нет… Но!» И… давай про другую красотку напевать. Нет, зачем мне так рисковать в свой единственный официальный праздник в году?
Я подрисовала глазки, обвела губки, удлинила бровки, у-пушистила реснички, схватила сумочку, приподняла себя над землей сантиметров на десять и помчалась к двери.
Стоп! Ничего не забыла? Я прошлась по номеру встревоженным взглядом. На кровати лежал пухлый бежевый конверт. Хорошо, что попался на глаза. Надо взять с собой, позвонить этому мистеру Костасу. Меня убеждали, что много времени это поручение не займет. Мол, больше проблем будет с Настей. Но это только считается, что с женщинами больше проблем, на самом деле с мужчинами их ничуть не меньше. Особенно у меня в последнее время.
Я стояла около самостоятельно раздвигающихся дверей в холле своей гостиницы и дожидалась приезда Аллы, как маленькая играясь послушными стеклянными створками. Ножку выставлю вперед. One – открылись дверки. Ножку согну. One – закрылись. Замечательная игра. Замечательная ножка.
– Миссис Наташа! – окликнул меня кто-то. Менеджер гостиницы приближался ко мне с красной розой в одной руке и целлофановым пакетом с эмблемой отеля «Мирамар» в другой. – Хэппи бёздэй! С дньиом рожден от наш отель!
Я поблагодарила за цветок и бутылку.
Но менеджер не уходил, переминаясь с ноги на ногу. Многозначительно приподняв густые черные брови, он уже по-английски заговорщицки добавил:
– Ваш друг… сегодня рано утром оплатил все ваши счета.
– О! – Теперь уже мои тоненькие бровки поползли вверх, но я удержала их силой воли, не позволяя так откровенно выражать мое удивление. Вот так Филипп. Вот так щедрость.
Ах, ну почему такой мужчина должен жить с нелюбимой женой и мучиться? Я только мельком и подумала так, а меня тут же по полной программе отчитала Моя Совесть.
«Ты почему о жене не думаешь? Может быть, с ее стороны все по-другому смотрится? – возмутилась она. – Может, это его жена с ним, неверным, мучается? Ухаживает за ним, когда он болен, создает уют в его доме, растит его детей, а он не ей, а тебе подарки делает, а на нее, бедную, только ругается, например!»
«Молчи, Совесть! Не буди мою Жалость! – ужаснулась я услышанному. – И так стыдно перед женами и перед детьми и Филиппа, и Лешика тоже, как будто я виновата… А если у меня один раз хорошая семья не получилась, что же мне теперь делать – паранджу надевать или похоронный марш заказывать? Нет, ты спроси у Здравого Смысла, например… Не хочешь? Тогда спи дальше. Больше не нужен мне сегодня никакой внутренний голос. Ни Здравый Смысл, ни Совесть, ни Жалость, даже Вредность может отдыхать. Я развлекаться еду».
И я снова стала выставлять и убирать ножку, дожидаясь Аллу. «One – выходите. One – фигушки! One – хорошо быть женой! One – а может, все-таки подругой?»
Сумка на плече мелко задрожала. Я вынула мобильный, приложила его к уху и радостно сказала в трубку:
– У меня зазвонил телефон. Кто говорит?
– М-м-м… Я, конечно, поправилась в последнее время, но слоном себя никогда не признаю! Даже под страхом трех лет принудительной диеты! – со скоростью пулеметной очереди выпалила Аришка. – У меня всего пара минут. Слушай сюда!..
Затем мне немедленно была доложена сводка происшествий задень моего отсутствия на родине: в Москве уже успела наступить зима; на работе сильно запахло реорганизацией, а она сама только что удачно осуществила заранее спланированное случайное столкновение в коридоре с одним известным мне человеком. Разговорились о том о сем, оказалось, у него компьютер завис, а лучше ее, как известно, только Машка Иванова из делопроизводства и Антон из бухгалтерии в них разбираются… И вот сейчас она сидит в одном большом кабинете… сама знаешь кого.
– Ты уже завидуешь? – шептала Ариша.
– Да, если на твоем лбу шишка больше моей, – отвечала я, расплываясь в улыбке.
– Нет у меня никакой шишки, я чаще характерами не схожусь, чем головами сталкиваюсь!.. Эй, именинница! Это тебе мой подарок: я в кабинете твоего нового знакомого Федора Викторовича.
– Хм… Оригинально. Значит, ты в его кабинете. А он где?
– Выбежал на минутку, а я тебе звонить скорей.
– И куда побежал человек, бегающий быстрее меня? На поиски следующей жертвы? – Странно, но я специально, что ли, задавала всякие вопросики, чтобы поговорить о нем…
Ариша злилась:
– Слушай, чего ты ехидничаешь, а? От переизбытка чувств, что ли? Он вполне приятный, о тебе расспрашивает.
Я сделала вид, что не расслышала слов «от переизбытка чувств…», и ответила вопросом на вопрос:
– Значит, ты ему сказала, что мы подружки?
– Да. Сразу, еще в коридоре! Он обрадовался. Ну, я ему помогла с компом… Вот сидели, разговаривали…
– И как, понравилось? – заревновала я.
– Ты что, не понимаешь? Все это только предлог! – свирепо зашипела Аришка.
– Ладно, говори, чего узнала, какой он, Федор Викторович?
Я еще не успела договорить, а эпидемия волнения уже распространилась по всем клеточкам моего организма.
– Я сначала расспросила по приемным, – взахлеб принялась рассказывать Аришка. Вот рыжая бестия, везде успела! – Татьяночка Лазаревна сказала, что он рак-отшельник. Олюшка говорит, что он очень галантный кавалер…
«Нет, ну чего я боюсь, ведь это не меня разобрали по косточкам наши местные любезницы», – думала я, превратившись в слух. В эту минуту к гостинице подъехала Алла и стала сигналить.
«Сейчас, сейчас!» – замахала я ей рукой и медленно пошла к машине, плавно, стараясь не упустить ни слова, открыла дверь и села на заднее сиденье. (Спереди гордо восседал Никандр, любимый Аллочкин пуделек, и с этим ничего нельзя было поделать.)
Аришка тараторила, я слушала, и даже поспорить с собакой на тему «У кого больше прав?» не было никакой возможности.
– …Виктория Викторовна считает, что он очень умный, но замкнутый, а Катя, что он – открытая книга, душа-человек. Вера утверждает, что он улыбчив и обаятелен, а Света – что сдержаннее мужчины не встречала.
– Все ясно. Понятнее только «древние манускрипты».
– Вот я и пошла их, то есть его, расшифровывать… – прошептала Аришка и вдруг громко добавила: – Хорошо, Гордей Иванович. Все сделаю. Я вам перезвоню.
Гордеем Ивановичем звали Аришкиного начальника, но я поняла все, что было нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
А хочешь «пару ласковых» – сама себе скажи. Ни к кому не приставай, знай: их мнение, и мужчин, и зеркал, обжалованию не подлежит! И никаких скидок на деньги, выкинутые на одежду, время, потраченное на макияж, никакой поблажки в связи с особыми отношениями…
Так что пусть лучше молчат, а то точно что-нибудь не то скажут. Помните, даже в сказке упрямилось зеркало и считало свое суждение истиной в последней инстанции: «Ты прекрасна, спору нет… Но!» И… давай про другую красотку напевать. Нет, зачем мне так рисковать в свой единственный официальный праздник в году?
Я подрисовала глазки, обвела губки, удлинила бровки, у-пушистила реснички, схватила сумочку, приподняла себя над землей сантиметров на десять и помчалась к двери.
Стоп! Ничего не забыла? Я прошлась по номеру встревоженным взглядом. На кровати лежал пухлый бежевый конверт. Хорошо, что попался на глаза. Надо взять с собой, позвонить этому мистеру Костасу. Меня убеждали, что много времени это поручение не займет. Мол, больше проблем будет с Настей. Но это только считается, что с женщинами больше проблем, на самом деле с мужчинами их ничуть не меньше. Особенно у меня в последнее время.
Я стояла около самостоятельно раздвигающихся дверей в холле своей гостиницы и дожидалась приезда Аллы, как маленькая играясь послушными стеклянными створками. Ножку выставлю вперед. One – открылись дверки. Ножку согну. One – закрылись. Замечательная игра. Замечательная ножка.
– Миссис Наташа! – окликнул меня кто-то. Менеджер гостиницы приближался ко мне с красной розой в одной руке и целлофановым пакетом с эмблемой отеля «Мирамар» в другой. – Хэппи бёздэй! С дньиом рожден от наш отель!
Я поблагодарила за цветок и бутылку.
Но менеджер не уходил, переминаясь с ноги на ногу. Многозначительно приподняв густые черные брови, он уже по-английски заговорщицки добавил:
– Ваш друг… сегодня рано утром оплатил все ваши счета.
– О! – Теперь уже мои тоненькие бровки поползли вверх, но я удержала их силой воли, не позволяя так откровенно выражать мое удивление. Вот так Филипп. Вот так щедрость.
Ах, ну почему такой мужчина должен жить с нелюбимой женой и мучиться? Я только мельком и подумала так, а меня тут же по полной программе отчитала Моя Совесть.
«Ты почему о жене не думаешь? Может быть, с ее стороны все по-другому смотрится? – возмутилась она. – Может, это его жена с ним, неверным, мучается? Ухаживает за ним, когда он болен, создает уют в его доме, растит его детей, а он не ей, а тебе подарки делает, а на нее, бедную, только ругается, например!»
«Молчи, Совесть! Не буди мою Жалость! – ужаснулась я услышанному. – И так стыдно перед женами и перед детьми и Филиппа, и Лешика тоже, как будто я виновата… А если у меня один раз хорошая семья не получилась, что же мне теперь делать – паранджу надевать или похоронный марш заказывать? Нет, ты спроси у Здравого Смысла, например… Не хочешь? Тогда спи дальше. Больше не нужен мне сегодня никакой внутренний голос. Ни Здравый Смысл, ни Совесть, ни Жалость, даже Вредность может отдыхать. Я развлекаться еду».
И я снова стала выставлять и убирать ножку, дожидаясь Аллу. «One – выходите. One – фигушки! One – хорошо быть женой! One – а может, все-таки подругой?»
Сумка на плече мелко задрожала. Я вынула мобильный, приложила его к уху и радостно сказала в трубку:
– У меня зазвонил телефон. Кто говорит?
– М-м-м… Я, конечно, поправилась в последнее время, но слоном себя никогда не признаю! Даже под страхом трех лет принудительной диеты! – со скоростью пулеметной очереди выпалила Аришка. – У меня всего пара минут. Слушай сюда!..
Затем мне немедленно была доложена сводка происшествий задень моего отсутствия на родине: в Москве уже успела наступить зима; на работе сильно запахло реорганизацией, а она сама только что удачно осуществила заранее спланированное случайное столкновение в коридоре с одним известным мне человеком. Разговорились о том о сем, оказалось, у него компьютер завис, а лучше ее, как известно, только Машка Иванова из делопроизводства и Антон из бухгалтерии в них разбираются… И вот сейчас она сидит в одном большом кабинете… сама знаешь кого.
– Ты уже завидуешь? – шептала Ариша.
– Да, если на твоем лбу шишка больше моей, – отвечала я, расплываясь в улыбке.
– Нет у меня никакой шишки, я чаще характерами не схожусь, чем головами сталкиваюсь!.. Эй, именинница! Это тебе мой подарок: я в кабинете твоего нового знакомого Федора Викторовича.
– Хм… Оригинально. Значит, ты в его кабинете. А он где?
– Выбежал на минутку, а я тебе звонить скорей.
– И куда побежал человек, бегающий быстрее меня? На поиски следующей жертвы? – Странно, но я специально, что ли, задавала всякие вопросики, чтобы поговорить о нем…
Ариша злилась:
– Слушай, чего ты ехидничаешь, а? От переизбытка чувств, что ли? Он вполне приятный, о тебе расспрашивает.
Я сделала вид, что не расслышала слов «от переизбытка чувств…», и ответила вопросом на вопрос:
– Значит, ты ему сказала, что мы подружки?
– Да. Сразу, еще в коридоре! Он обрадовался. Ну, я ему помогла с компом… Вот сидели, разговаривали…
– И как, понравилось? – заревновала я.
– Ты что, не понимаешь? Все это только предлог! – свирепо зашипела Аришка.
– Ладно, говори, чего узнала, какой он, Федор Викторович?
Я еще не успела договорить, а эпидемия волнения уже распространилась по всем клеточкам моего организма.
– Я сначала расспросила по приемным, – взахлеб принялась рассказывать Аришка. Вот рыжая бестия, везде успела! – Татьяночка Лазаревна сказала, что он рак-отшельник. Олюшка говорит, что он очень галантный кавалер…
«Нет, ну чего я боюсь, ведь это не меня разобрали по косточкам наши местные любезницы», – думала я, превратившись в слух. В эту минуту к гостинице подъехала Алла и стала сигналить.
«Сейчас, сейчас!» – замахала я ей рукой и медленно пошла к машине, плавно, стараясь не упустить ни слова, открыла дверь и села на заднее сиденье. (Спереди гордо восседал Никандр, любимый Аллочкин пуделек, и с этим ничего нельзя было поделать.)
Аришка тараторила, я слушала, и даже поспорить с собакой на тему «У кого больше прав?» не было никакой возможности.
– …Виктория Викторовна считает, что он очень умный, но замкнутый, а Катя, что он – открытая книга, душа-человек. Вера утверждает, что он улыбчив и обаятелен, а Света – что сдержаннее мужчины не встречала.
– Все ясно. Понятнее только «древние манускрипты».
– Вот я и пошла их, то есть его, расшифровывать… – прошептала Аришка и вдруг громко добавила: – Хорошо, Гордей Иванович. Все сделаю. Я вам перезвоню.
Гордеем Ивановичем звали Аришкиного начальника, но я поняла все, что было нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48