Федор Викторович Стриж вернулся в свой кабинет. Конец связи. Точка.
Вот вечно так! Эта мобильная связь хоть и мобильна, но так нестабильна! Всегда разговор раньше времени заканчивать приходится: то телефон разрядился, то деньги кончились, то абонент вошел в зону временной недоступности, то отвлек кто-то…
Присмотритесь, как со стороны разговор по мобильной связи выглядит: сначала кто-то долго думает, заранее речь заготавливает, чтобы секунд так на тридцать, не больше. Телеграфным стилем, без точек и запятых… Потом долго набираются кнопочки, иногда не с первого раза это удается. Наконец звонящий начинает метаться, пытаясь спрятаться от шума куда-то в угол, весь напрягается – десять секунд до соединения… Телефон плотно прижат к голове, пальцем крепко закрыт доступ звука в свободное ухо (или свободной рукой прикрыт рот, по усмотрению). Пять секунд до разговора! Решительный момент – набрать побольше воздуха в легкие и… Тыр-тыр-тыр! Поехали, что-то типа: зайчик, это я, буду поздно, нет, раньше, котлеты на плите, я в театре, спи, привет котику, не могу говорить, все, пока. Чеховы сплошные: «Краткость – сестра таланта»… Максимум информации за минимум времени: ни тебе расслабиться, ни тебе поговорить по душам…
Так и не сказала мне ничего конкретного Аришка, зато Аллочка приказала мне выйти из машины. В честь дня моего рождения она решила потеснить своего злобного пуделька, и уже через минуту я плюхнулась на переднее сиденье с видом победителя. Солнечный зайчик вылетел откуда-то из промчавшегося мимо автобуса, ослепил меня на мгновение, но я решительно отмахнулась, зажмурившись. В памяти всплыла, как я ни сопротивлялась этому, улыбка голубоглазого Федора Викторовича, но, к счастью, Алла вовремя отвлекла меня вопросом.
– Что, новый хахаль? – спросила она, выезжая на дорогу. И усмехнулась: – И уже успел руку приложить?
– Ага! Вот шишку мне поставил! – Я гордо приподняла челку со лба.
– Это что, мол, моя, не подходи? А как же Филипп? А Мишка? А Лешик?
– Не знаю – как. Они вроде есть, но их никого нет рядом. – Я развела руками, задев при этом зеркало на переднем стекле, которое постоянно всем мешается.
Не хотелось мне обсуждать Федора с Аллой, нечего мне было про него говорить, и вспоминать про него было нечего, разве только эту его очаровательную улыбку… Но что за ней? Что стоит, что прячется за этим светлым пятнышком, которое он умело отбрасывал, легко проецировал на чужие души, в том числе и на мою, по-весеннему сырую и восприимчивую?..
– Ну ладно тебе… Расскажи, поделись с подругой… – не отставала Алла.
– Ты хочешь знать, что есть мужчины в моей жизни?
– И-мен-но! Что! Есть! Мужчины! – обрадовалась Савинова.
– Не знаю… – Я сомневалась, что эта тема была удачным выбором…
– Ну! Ну давай!
– Хотя… Что ж, попробую решить эту задачку, как ты меня учила. Мишка! – Я задержала воздух в легких как можно дольше и выпустила его вместе с первой характеристикой: – Мишка – мой добрый друг, с которым мы… никогда… ни-ни!..
– Неужели? Ни разочка? – Алла приподняла брови.
– Слушай! Прекрати! Или верь, или…
– Да ладно, ладно тебе. Проехали. Так кто для тебя Мишка? – невинным голосочком прощебетала Аллочка, успокаивая меня.
– Мишка… – протянула я со вздохом и посмотрела в окно. Мы стояли на светофоре рядом с витриной булочной-кондитерской. – Мишка, он… Ты знаешь, внешне он на пончик похож, но не сладкий… И не соленый, и не острый. Он такой пресный, добротный. Я без него, бывает… как в войну без хлеба. Точно. Мишка – хлеб.
– Какой – белый, черный? – ухмыльнулась Алла.
– Он же друг! Значит, в зависимости от того, какого мне хлеба хочется, таким он и бывает… – ответила я.
– Понятно. Хлеб-хамелеон. Продукт генной инженерии. Отличное начало. А Филипп? – поинтересовалась Алла, а я продолжила уже более азартно, входя во вкус:
– Раз тесто замесили – будем лепить дальше… Филипп – это такое огромное пирожное с разноцветными рюшечками из крема по бокам и толчеными орешками сверху. И с надписью шоколадом на боку: «Сказка»! Такое сладкое, вкусное, нежное…
– Слушай, ты чего, есть хочешь? – удивилась Алла, но я лишь отмахнулась. Мое разыгравшееся воображение уже дорисовывало образ.
– Да, да!!! Филипп – пирожное, только оно на витрине, и никто тебе его съесть не даст. Смотри со стороны и любуйся. Можешь в руки взять, аромат вдохнуть, но на место положить не забудь.
– Теперь про Лешика бедного, брошенного. Вот мне интересно – кто же он? – Испугавшись моей все возрастающей экспрессии, Савинова перевела мое внимание к нашему общему другу, мальчишке из нашего двора.
– Крапивин? Он… Коржик… В меру толстенький, в меру рассыпчатый, с маком даже… Только грызть его исподтишка надо, пока жена не видит. Какой уж тут аппетит?!
Алла резко свернула на обочину и остановила машину.
– Садись вперед. Никандр, назад! Место!
Пуделек поджал хвостик, исподтишка злобно зыркнул на меня и, пофыркивая, перелез на заднее сиденье, подальше к противоположному окну. Я молча вышла из машины и села спереди.
– Спасибо. Чего это ты? – удивленно спросила я Аллу. Обычно Никандру доставалось все самое лучшее, в том числе и место в машине.
– Не знаю. Жалко мне тебя стало.
– Неужели я выгляжу хуже Никандра? – ужаснулась я, представив себе облезлый чубчик престарелого злобного пуделька.
– Нет, чуть лучше! – огрызнулась Алла. – Ты просто так своих этих… как ты говоришь, прЫнцев описала, аж слюнка потекла! Надо ж? Лешка – коржик, Филипп – пирожное пластмассовое, с витрины, Мишка – хлеб… Мучают они тебя, бедолагу. Слушай, может, заедем куда? Может, ты все же голодная?
– Совсем наоборот: я сыта всеми ими по горло! Поехали домой!
Алла вернула машину на дорогу, закрыла окна и включила кондиционер, готовясь свернуть на скоростное шоссе, а я в это время продолжала жаловаться:
– Вроде много их вокруг ходит, а похвастаться нечем. Вот Лешка – чуть не умер в субботу. Представляешь, у меня дома! Ты еще мне звонила, помнишь?
– Смерть, достойная мужчины.
– Нет, ты не поняла. Мы ничем таким не занимались, я с ним расставалась просто…
– Бедный Лешка! Хотя он, конечно, еще тот лазутчик по женским сердцам… Ну и что, рассталась? Вот он, наверное, сейчас злится! Да! Мне с продлением договора о сотрудничестве лучше повременить пока…
– Злится. Но не думаю, что уж настолько. И не вышло у меня как-то… Он сейчас в больнице подлечивается, а я тут вместо отдыха его поручения выполняю. Кстати, не знаешь такого?.. – Я вытащила из сумочки бежевый конверт. – Костас Касулидис.
– Кто ж его не знает? – крякнула Алла с явным неудовольствием. – Местный адвокат. Скользкий. Русский выучил и всех наших окучивает. Пять лет назад на «тойоте» японской ездил, а сейчас «ягуар» купил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Вот вечно так! Эта мобильная связь хоть и мобильна, но так нестабильна! Всегда разговор раньше времени заканчивать приходится: то телефон разрядился, то деньги кончились, то абонент вошел в зону временной недоступности, то отвлек кто-то…
Присмотритесь, как со стороны разговор по мобильной связи выглядит: сначала кто-то долго думает, заранее речь заготавливает, чтобы секунд так на тридцать, не больше. Телеграфным стилем, без точек и запятых… Потом долго набираются кнопочки, иногда не с первого раза это удается. Наконец звонящий начинает метаться, пытаясь спрятаться от шума куда-то в угол, весь напрягается – десять секунд до соединения… Телефон плотно прижат к голове, пальцем крепко закрыт доступ звука в свободное ухо (или свободной рукой прикрыт рот, по усмотрению). Пять секунд до разговора! Решительный момент – набрать побольше воздуха в легкие и… Тыр-тыр-тыр! Поехали, что-то типа: зайчик, это я, буду поздно, нет, раньше, котлеты на плите, я в театре, спи, привет котику, не могу говорить, все, пока. Чеховы сплошные: «Краткость – сестра таланта»… Максимум информации за минимум времени: ни тебе расслабиться, ни тебе поговорить по душам…
Так и не сказала мне ничего конкретного Аришка, зато Аллочка приказала мне выйти из машины. В честь дня моего рождения она решила потеснить своего злобного пуделька, и уже через минуту я плюхнулась на переднее сиденье с видом победителя. Солнечный зайчик вылетел откуда-то из промчавшегося мимо автобуса, ослепил меня на мгновение, но я решительно отмахнулась, зажмурившись. В памяти всплыла, как я ни сопротивлялась этому, улыбка голубоглазого Федора Викторовича, но, к счастью, Алла вовремя отвлекла меня вопросом.
– Что, новый хахаль? – спросила она, выезжая на дорогу. И усмехнулась: – И уже успел руку приложить?
– Ага! Вот шишку мне поставил! – Я гордо приподняла челку со лба.
– Это что, мол, моя, не подходи? А как же Филипп? А Мишка? А Лешик?
– Не знаю – как. Они вроде есть, но их никого нет рядом. – Я развела руками, задев при этом зеркало на переднем стекле, которое постоянно всем мешается.
Не хотелось мне обсуждать Федора с Аллой, нечего мне было про него говорить, и вспоминать про него было нечего, разве только эту его очаровательную улыбку… Но что за ней? Что стоит, что прячется за этим светлым пятнышком, которое он умело отбрасывал, легко проецировал на чужие души, в том числе и на мою, по-весеннему сырую и восприимчивую?..
– Ну ладно тебе… Расскажи, поделись с подругой… – не отставала Алла.
– Ты хочешь знать, что есть мужчины в моей жизни?
– И-мен-но! Что! Есть! Мужчины! – обрадовалась Савинова.
– Не знаю… – Я сомневалась, что эта тема была удачным выбором…
– Ну! Ну давай!
– Хотя… Что ж, попробую решить эту задачку, как ты меня учила. Мишка! – Я задержала воздух в легких как можно дольше и выпустила его вместе с первой характеристикой: – Мишка – мой добрый друг, с которым мы… никогда… ни-ни!..
– Неужели? Ни разочка? – Алла приподняла брови.
– Слушай! Прекрати! Или верь, или…
– Да ладно, ладно тебе. Проехали. Так кто для тебя Мишка? – невинным голосочком прощебетала Аллочка, успокаивая меня.
– Мишка… – протянула я со вздохом и посмотрела в окно. Мы стояли на светофоре рядом с витриной булочной-кондитерской. – Мишка, он… Ты знаешь, внешне он на пончик похож, но не сладкий… И не соленый, и не острый. Он такой пресный, добротный. Я без него, бывает… как в войну без хлеба. Точно. Мишка – хлеб.
– Какой – белый, черный? – ухмыльнулась Алла.
– Он же друг! Значит, в зависимости от того, какого мне хлеба хочется, таким он и бывает… – ответила я.
– Понятно. Хлеб-хамелеон. Продукт генной инженерии. Отличное начало. А Филипп? – поинтересовалась Алла, а я продолжила уже более азартно, входя во вкус:
– Раз тесто замесили – будем лепить дальше… Филипп – это такое огромное пирожное с разноцветными рюшечками из крема по бокам и толчеными орешками сверху. И с надписью шоколадом на боку: «Сказка»! Такое сладкое, вкусное, нежное…
– Слушай, ты чего, есть хочешь? – удивилась Алла, но я лишь отмахнулась. Мое разыгравшееся воображение уже дорисовывало образ.
– Да, да!!! Филипп – пирожное, только оно на витрине, и никто тебе его съесть не даст. Смотри со стороны и любуйся. Можешь в руки взять, аромат вдохнуть, но на место положить не забудь.
– Теперь про Лешика бедного, брошенного. Вот мне интересно – кто же он? – Испугавшись моей все возрастающей экспрессии, Савинова перевела мое внимание к нашему общему другу, мальчишке из нашего двора.
– Крапивин? Он… Коржик… В меру толстенький, в меру рассыпчатый, с маком даже… Только грызть его исподтишка надо, пока жена не видит. Какой уж тут аппетит?!
Алла резко свернула на обочину и остановила машину.
– Садись вперед. Никандр, назад! Место!
Пуделек поджал хвостик, исподтишка злобно зыркнул на меня и, пофыркивая, перелез на заднее сиденье, подальше к противоположному окну. Я молча вышла из машины и села спереди.
– Спасибо. Чего это ты? – удивленно спросила я Аллу. Обычно Никандру доставалось все самое лучшее, в том числе и место в машине.
– Не знаю. Жалко мне тебя стало.
– Неужели я выгляжу хуже Никандра? – ужаснулась я, представив себе облезлый чубчик престарелого злобного пуделька.
– Нет, чуть лучше! – огрызнулась Алла. – Ты просто так своих этих… как ты говоришь, прЫнцев описала, аж слюнка потекла! Надо ж? Лешка – коржик, Филипп – пирожное пластмассовое, с витрины, Мишка – хлеб… Мучают они тебя, бедолагу. Слушай, может, заедем куда? Может, ты все же голодная?
– Совсем наоборот: я сыта всеми ими по горло! Поехали домой!
Алла вернула машину на дорогу, закрыла окна и включила кондиционер, готовясь свернуть на скоростное шоссе, а я в это время продолжала жаловаться:
– Вроде много их вокруг ходит, а похвастаться нечем. Вот Лешка – чуть не умер в субботу. Представляешь, у меня дома! Ты еще мне звонила, помнишь?
– Смерть, достойная мужчины.
– Нет, ты не поняла. Мы ничем таким не занимались, я с ним расставалась просто…
– Бедный Лешка! Хотя он, конечно, еще тот лазутчик по женским сердцам… Ну и что, рассталась? Вот он, наверное, сейчас злится! Да! Мне с продлением договора о сотрудничестве лучше повременить пока…
– Злится. Но не думаю, что уж настолько. И не вышло у меня как-то… Он сейчас в больнице подлечивается, а я тут вместо отдыха его поручения выполняю. Кстати, не знаешь такого?.. – Я вытащила из сумочки бежевый конверт. – Костас Касулидис.
– Кто ж его не знает? – крякнула Алла с явным неудовольствием. – Местный адвокат. Скользкий. Русский выучил и всех наших окучивает. Пять лет назад на «тойоте» японской ездил, а сейчас «ягуар» купил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48