Аристидесу было пятьдесят девять лет, и его мучило одиночество. Друзья покинули его, поскольку им трудно было общаться с ним по-английски, а приятели, общие с Маделейне, – супружеские пары, с которыми они играли в бридж каждую пятницу, – перестали приглашать его после того, как она вернулась в Бостон. После расстрела в Понсе на него смотрели как на чудовище. Даже губернатор Виншип отказал ему, когда он попросил у него аудиенции в Ла-Форталесе. Его официально обвинили в том, что он отдал приказ стрелять, судили и признали виновным. Вскоре его разжаловали из начальников полиции. К счастью, не посадили в тюрьму. Его приговорили к домашнему заточению. Он не выходил на улицу целый год, но потом стал сбегать из дома, несмотря на то что к нему был приставлен офицер-охранник.
Аристидес выставил шале в Розевиле на продажу и попросил, чтобы ему разрешили переехать в дом поменьше в Пуэрто-де-Тьерра, район, где он родился. Он продал «Таурус лайн», открыл счет в банке на имя Ребеки и положил туда все деньги. Ему самому вполне было достаточно страховки. У Ребеки двое детей, и деньги помогут ей не зависеть от Буэнавентуры, если когда-нибудь возникнет такая необходимость.
Когда в конце XIX века пристань Сан-Хуана была разрушена, чтобы продлить авениду Понсе-де-Леон, появился квартал Пуэрто-де-Тьерра. Арриготии нравилось жить возле старых стен. Нравилось, глядя на них, размышлять о судьбах империй, вспоминая знаменитое стихотворение Франсиско Кеведо: «Старинная стена на Родине моей, которая когда-то так была могуча, а нынче вся разрухе предана». Уж если испанская империя, обладавшая таким могуществом, пришла в упадок, нечто похожее когда-нибудь вполне может случиться и с Соединенными Штатами. Ему становилось грустно: он все еще восхищался этой страной. Но возможно, тогда все, что с ним произошло, не будет вызывать у него такого стыда.
Аристидес подолгу гулял по Старому Сан-Хуану. Он любил свой город – это было все, что у него оставалось. Волосы у него побелели и отросли; он отпустил бороду, чтобы никто его не узнавал. Он поднимался по улице Форталеса и покупал газету на углу улицы Гонсалес Падин, где ветер был такой сильный, что ему казалось, будто он плывет на корабле. Ветер трепал волосы и приносил ему ощущение молодости. Аристидес пересекал Пласа-де-Армас, где вокруг фонтана с фигурами, изображающими четыре времени года, всегда сидели несколько нищих, и вынимал из кармана мелочь, чтобы раздать милостыню. Потом шел вверх по улице Христа и выходил на луг Сан-Фе-липе-де-Морро. Там ему было лучше всего; он любил сидеть на траве, глядя на детей, запускавших воздушных змеев, которые приклеивались к небу, словно разноцветные стеклышки. Он гладил и ласкал бродячих собак, а те подходили к нему и обнюхивали его мятые брюки и заляпанные грязью ботинки.
Иногда он доходил до Пасео-дела-Принсеса и там любовался закатом солнца. Несколько рыбаков удили рыбу прямо с лодок; они появлялись в пять утра, а в восемь возвращались домой с уловом. Обычно он был невелик: пара морских лисиц; колючий морской еж, из которого можно приготовить кулебяку; черный толстый угорь со злыми глазами посередине лба. Вместе с окончанием рыбной ловли прекращали сновать по бухте туристские кораблики, и пляж был усеян пластиковыми бутылками, обрывками оберточной бумаги и прочим мусором. Но Арриготия этого не замечал. Он смотрел на линию горизонта, где небо и море были одинаковой синевы и можно было унестись душой куда тебе угодно. И ничто на берегу не могло его остановить. А там, вдали, среди бесконечного покоя, он забывал о том, что потерял все.
Он считал: ему повезло, что он живет в портовом городе, где отовсюду видно море. Вода будто зализывала его ноющие раны и понемногу залечивала их. И давала ему надежду, на гребешках волн она несла ему обещание жизни и любви. Надо было только суметь дождаться.
Однажды, гуляя по Сан-Хуану, Арриготия увидел дом, выкрашенный в желтый цвет, с вывеской на дверях, которая привлекла его внимание: «Посетите Тоску-гадалку, и вы обретете средство от одиночества». Внизу была нарисована ладонь, расчерченная на пять частей: эмоции, самоуважение, энергия, внутренняя сила и дух. На кончике каждого пальца был изображен какой-нибудь святой. А в середине ладони Одинокая Душа, обнаженная до пояса, молилась, скрестив руки, в окружении пламени. Дом находился неподалеку от форта Сан-Кристобаль, на улице Луны, в той ее части, которая пользовалась дурной славой; это был квартал вымогателей, где жили продавцы лотерей, сводни и проститутки.
Аристидес подумал, что он и есть та самая Одинокая Душа, и решил войти. Отодвинул занавеску из пластмассового стекляруса и шагнул в темный коридор.
– Пожалуйста, снимите обувь, прежде чем идти дальше, – сказал голос откуда-то из глубины. Голос был молодой, слышно было, как где-то льется вода. В доме веяло приятной прохладой. – А теперь снимите пиджак и галстук, – сказал голос.
Аристидес огляделся и подумал, откуда молодая женщина может знать, что на нем надето, – вокруг было темно. В глубине коридора он увидел маленький алтарь с изображением Аллана Кардека, спиритиста, украшенный искусственными цветами из крепа. На фотографии над головой Кардека сияли луна и семь звезд. Арриготия пошел туда, снял ботинки, галстук и пиджак и положил все это на маленькую скамеечку перед алтарем. Открылась дверь, и оттуда вышла красивая мулатка в цветастом халате.
– Полная луна благоволит к тем, кто ищет друг друга, – сказал она, беря его за руку. – Тем, кто поклоняется ей, она дает свет и силу и помогает найти дорогу.
И она опустилась на колени перед алтарем. Потом повела Аристидеса в маленькую комнатку в задней части дома, где не было никакой мебели. Они сели на пол на подушки из потертого бархата. Рядом с ними в единственной лампаде курился дымной спиралью фимиам, да в углу комнаты стоял аквариум с рыбками, в котором поднимались пузырьки воздуха.
Тоска наклонила голову и сложила ладони. Черная волна волос закрыла ее, так что лица не стало видно.
– Вы ничего не должны говорить, – сказала ему девушка. – Закройте глаза и отдайтесь своим мыслям, они сами полетят ко мне.
Аристидес глубоко вздохнул.
Тоска взяла левую руку Арриготии в свои и стала медленно водить пальцем по линиям его ладони. Она заговорила так, как говорят, войдя в транс.
– Все покинули тебя: жена, губернатор, друзья, – прошептала она. – У тебя был долгий счастливый брак. Но твой тесть умер и не пожелал, чтобы его похоронили на Острове. Твоя жена не захотела с ним расставаться и увезла его тело на пароходе далеко отсюда. Твоя дочь – свет очей твоих, но она замужем за человеком, которого ты не выносишь. Одиночество может быть очень суровым наказанием, особенно если ты не сделал ничего такого, чтобы заслужить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114