В Испании старший сын всегда был наследником титула».
Ребека приходила в ярость, слыша эти слова. «Состояние должно быть поделено на равные части между всеми детьми. Это единственный способ избежать кинжала вендетты, который однажды может воткнуться в дверь дома», – говорила она.
Игнасио прилетел на Остров на похороны отца. Он пробыл несколько дней и, когда злополучный номер сейфа так и не удалось найти, попытался примирить и успокоить всех. Кинтин рассказал ему, какая злая была Ребека в конторе и как грозилась взять теперь бразды правления фирмы «Мендисабаль» в свои руки. Игнасио рассмеялся.
– Не волнуйся, – сказал он брату. – Мама знает, что ты единственный, кто может держать предприятие на плаву. Когда мне исполнится двадцать один, я тебе помогу, и ты сможешь распоряжаться моими акциями.
Он был во всем согласен с Кинтином и советовал семье уменьшить расходы.
Несколько дней спустя Кинтин пришел к матери в дом на берегу лагуны. Они говорили в кабинете наедине. Под глазами у Кинтина были круги, щеки потемнели от трехдневной щетины. У него кончилось терпение.
– Не настаивай больше на управлении предприятием, мама. Не ставь нас всех в смешное положение, а то банки откажут нам в кредитах. Обещаю, что буду работать на семью за ту же зарплату, что и раньше, до последнего дня твоей жизни. Уверен: немного порядка и дисциплины, и компания переживет кризис. Только нужно, чтобы ты написала завещание, согласно которому ты передаешь мне достаточное количество акций, чтобы я стал президентом компании «Мендисабаль» после твоей смерти. Если ты откажешься, мы с Исабель уедем в Бостон, где благодаря бабушке Маделейне у меня есть кое-какая собственность и где мы сможем спокойно жить. А семья пусть разбирается здесь как сумеет.
Это был блеф чистой воды, но Ребека поверила. На следующий день она вызвала сеньора Доменеча на дом и продиктовала ему завещание в точности так, как просил ее Кинтин. Однако мало-помалу семейство вернулось к прежним привычкам. Ребека снова стала тратить деньги на драгоценности и антиквариат. Родина и Свобода, которые Кинтина никогда в грош не ставили, продолжали свои набеги на магазины, и целые подразделения слуг в униформе бегали по всему дому за их детьми. Игнасио вернулся в университет и никаких вестей о себе не подавал.
Казалось, в доме открыли водопроводные краны. Только вместо воды из них вытекает золото. В конце финансового года Кинтину пришлось взять огромную ссуду, чтобы заплатить налоги, «Мендисабаль и компания» оказалась в долгах.
Единственное, на чем Ребека сумела сэкономить, – так это на жалованье слуг. Однажды она вызвала Петру наверх. Уже больше месяца, с тех пор как умер Буэнавентура, Петра не покидала нижнего этажа, и мы ее почти не видели. Ребека приказала, чтобы впредь она работала только внизу.
Ребека сидела в кабинете, пытаясь разобраться в куче квитанций, которая высилась у нее на письменном столе.
– Смерть Буэнавентуры – это трагедия для всей семьи, Петра. Теперь мы не сможем платить слугам как раньше. С сегодняшнего дня твои родственники будут получать за ту же работу половину зарплаты. Те, кому не нравятся новые порядки, пусть возвращаются в Лас-Минас.
Петра ничего не ответила. Только опустила голову и молча вернулась в нижний этаж.
Тем же вечером Петра сообщила новость своим племянницам и внучкам. Мы с Кинтином оказались случайными свидетелями того, как это произошло. Было очень жарко, и мы хотели прогуляться по лагуне на яхте Игнасио. Мы сошли на причал, стали отвязывать швартовы и тут услышали, что говорила Петра. Она сидела на своем плетеном троне, а вокруг нее в сумраке курилась змеиная кожа кобры.
– Всем, что у вас есть, вы обязаны Буэнавентуре, – сказала она. – С завтрашнего дня Ребека убавит вам зарплату вдвое, но мы должны быть благодарны и за то, что имеем.
Слуги обступили Петру, а когда она закончила, стали славить Буэнавентуру за все, что он для них сделал. По всей видимости, Буэнавентура частенько посылал с Петрой наличные в Лас-Минас, чтобы помочь его жителям, но никто об этом не знал.
Ребека с радостью выгнала бы Петру из дома, но не осмеливалась: она понимала, что вместе с ней уйдут все остальные слуги. После смерти Буэнавентуры вся прислуга была полностью подчинена Ребеке. Она плохо обращалась с ними и то и дело грозилась выгнать. Если кто-то из слуг заболевал и не мог работать, она вычитала этот день из жалованья. При жизни Буэнавентуры Петра сама каждую неделю пересчитывала столовое серебро от «Рид энд Бартон», и всегда все было на месте. Но Ребека никому не верила, считала все сама и каждый раз кричала, что недостает вилки или ложки. Она тут же приходила в ярость, вызывала по телефону наряд полиции, который обыскивал нижний этаж. Но никогда ничего не находилось.
Ребека жила в убеждении, что Кинтин никуда не годный управляющий. По ее мнению, сын ничего не понимал в торговле. Объемы продаж абсолютно не соответствовали затраченным усилиям; а ведь продукты от «Мендисабаль» были такого высокого качества, что только их и покупали. Ребека высказывала это Кинтину прилюдно и жестоко унижала его.
Кинтин работал как каторжный. Он приходил в офис в шесть утра; в десять шел на пристань наблюдать за разгрузкой товара; в одиннадцать отправлялся на улицу Тетуан, в здание таможни, и платил за поставки, которые только что получил в порту; в двенадцать шел на улицу Ресинто Сур, в Управление испанской торговли, договориться о новых контрактах на поставки с представителями из Европы; к часу дня приходил в Новый шотландский банк, чтобы положить деньги, вырученные с продаж предыдущего дня; в два он на ходу обедал бутербродом с ветчиной и сыром в «Палм Бич» и тут встречался с Хуаном и Калисто, которые возвращались из «Ла Майоркины», ковыряя в зубах зубочисткой.
Однажды, когда все служащие уже ушли, Кинтин обнаружил, что кто-то закрыл снаружи железную дверь склада и ему не выйти. Он стал кричать, но было уже больше семи часов, и никто его криков не услышал. Я ждала его дома до десяти, потом позвонила Ребеке, но та ничего не знала о том, где он может находиться. Я бросилась в магазин, нашла дежурного охранника, и мы вдвоем открыли дверь склада. Кинтин, похожий на пыльного крота, был бледен, с кругами под глазами, – он почти задохнулся от запаха стружки, в которую упаковывали бутылки с вином. Мы освободили его из плена, пропахшего суслом, и отвели домой совершенно измученного. Еще немного, и произошла бы трагедия.
Кинтин понимал, что его эксплуатируют, но не придавал этому значения. Каждое воскресенье, утром, он приносил в дом на берегу лагуны гостинцы для Ребеки – копченый окорок, паштет, швейцарский шоколад – и оставлял все это на столе в столовой, но Ребека ни разу даже не поблагодарила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Ребека приходила в ярость, слыша эти слова. «Состояние должно быть поделено на равные части между всеми детьми. Это единственный способ избежать кинжала вендетты, который однажды может воткнуться в дверь дома», – говорила она.
Игнасио прилетел на Остров на похороны отца. Он пробыл несколько дней и, когда злополучный номер сейфа так и не удалось найти, попытался примирить и успокоить всех. Кинтин рассказал ему, какая злая была Ребека в конторе и как грозилась взять теперь бразды правления фирмы «Мендисабаль» в свои руки. Игнасио рассмеялся.
– Не волнуйся, – сказал он брату. – Мама знает, что ты единственный, кто может держать предприятие на плаву. Когда мне исполнится двадцать один, я тебе помогу, и ты сможешь распоряжаться моими акциями.
Он был во всем согласен с Кинтином и советовал семье уменьшить расходы.
Несколько дней спустя Кинтин пришел к матери в дом на берегу лагуны. Они говорили в кабинете наедине. Под глазами у Кинтина были круги, щеки потемнели от трехдневной щетины. У него кончилось терпение.
– Не настаивай больше на управлении предприятием, мама. Не ставь нас всех в смешное положение, а то банки откажут нам в кредитах. Обещаю, что буду работать на семью за ту же зарплату, что и раньше, до последнего дня твоей жизни. Уверен: немного порядка и дисциплины, и компания переживет кризис. Только нужно, чтобы ты написала завещание, согласно которому ты передаешь мне достаточное количество акций, чтобы я стал президентом компании «Мендисабаль» после твоей смерти. Если ты откажешься, мы с Исабель уедем в Бостон, где благодаря бабушке Маделейне у меня есть кое-какая собственность и где мы сможем спокойно жить. А семья пусть разбирается здесь как сумеет.
Это был блеф чистой воды, но Ребека поверила. На следующий день она вызвала сеньора Доменеча на дом и продиктовала ему завещание в точности так, как просил ее Кинтин. Однако мало-помалу семейство вернулось к прежним привычкам. Ребека снова стала тратить деньги на драгоценности и антиквариат. Родина и Свобода, которые Кинтина никогда в грош не ставили, продолжали свои набеги на магазины, и целые подразделения слуг в униформе бегали по всему дому за их детьми. Игнасио вернулся в университет и никаких вестей о себе не подавал.
Казалось, в доме открыли водопроводные краны. Только вместо воды из них вытекает золото. В конце финансового года Кинтину пришлось взять огромную ссуду, чтобы заплатить налоги, «Мендисабаль и компания» оказалась в долгах.
Единственное, на чем Ребека сумела сэкономить, – так это на жалованье слуг. Однажды она вызвала Петру наверх. Уже больше месяца, с тех пор как умер Буэнавентура, Петра не покидала нижнего этажа, и мы ее почти не видели. Ребека приказала, чтобы впредь она работала только внизу.
Ребека сидела в кабинете, пытаясь разобраться в куче квитанций, которая высилась у нее на письменном столе.
– Смерть Буэнавентуры – это трагедия для всей семьи, Петра. Теперь мы не сможем платить слугам как раньше. С сегодняшнего дня твои родственники будут получать за ту же работу половину зарплаты. Те, кому не нравятся новые порядки, пусть возвращаются в Лас-Минас.
Петра ничего не ответила. Только опустила голову и молча вернулась в нижний этаж.
Тем же вечером Петра сообщила новость своим племянницам и внучкам. Мы с Кинтином оказались случайными свидетелями того, как это произошло. Было очень жарко, и мы хотели прогуляться по лагуне на яхте Игнасио. Мы сошли на причал, стали отвязывать швартовы и тут услышали, что говорила Петра. Она сидела на своем плетеном троне, а вокруг нее в сумраке курилась змеиная кожа кобры.
– Всем, что у вас есть, вы обязаны Буэнавентуре, – сказала она. – С завтрашнего дня Ребека убавит вам зарплату вдвое, но мы должны быть благодарны и за то, что имеем.
Слуги обступили Петру, а когда она закончила, стали славить Буэнавентуру за все, что он для них сделал. По всей видимости, Буэнавентура частенько посылал с Петрой наличные в Лас-Минас, чтобы помочь его жителям, но никто об этом не знал.
Ребека с радостью выгнала бы Петру из дома, но не осмеливалась: она понимала, что вместе с ней уйдут все остальные слуги. После смерти Буэнавентуры вся прислуга была полностью подчинена Ребеке. Она плохо обращалась с ними и то и дело грозилась выгнать. Если кто-то из слуг заболевал и не мог работать, она вычитала этот день из жалованья. При жизни Буэнавентуры Петра сама каждую неделю пересчитывала столовое серебро от «Рид энд Бартон», и всегда все было на месте. Но Ребека никому не верила, считала все сама и каждый раз кричала, что недостает вилки или ложки. Она тут же приходила в ярость, вызывала по телефону наряд полиции, который обыскивал нижний этаж. Но никогда ничего не находилось.
Ребека жила в убеждении, что Кинтин никуда не годный управляющий. По ее мнению, сын ничего не понимал в торговле. Объемы продаж абсолютно не соответствовали затраченным усилиям; а ведь продукты от «Мендисабаль» были такого высокого качества, что только их и покупали. Ребека высказывала это Кинтину прилюдно и жестоко унижала его.
Кинтин работал как каторжный. Он приходил в офис в шесть утра; в десять шел на пристань наблюдать за разгрузкой товара; в одиннадцать отправлялся на улицу Тетуан, в здание таможни, и платил за поставки, которые только что получил в порту; в двенадцать шел на улицу Ресинто Сур, в Управление испанской торговли, договориться о новых контрактах на поставки с представителями из Европы; к часу дня приходил в Новый шотландский банк, чтобы положить деньги, вырученные с продаж предыдущего дня; в два он на ходу обедал бутербродом с ветчиной и сыром в «Палм Бич» и тут встречался с Хуаном и Калисто, которые возвращались из «Ла Майоркины», ковыряя в зубах зубочисткой.
Однажды, когда все служащие уже ушли, Кинтин обнаружил, что кто-то закрыл снаружи железную дверь склада и ему не выйти. Он стал кричать, но было уже больше семи часов, и никто его криков не услышал. Я ждала его дома до десяти, потом позвонила Ребеке, но та ничего не знала о том, где он может находиться. Я бросилась в магазин, нашла дежурного охранника, и мы вдвоем открыли дверь склада. Кинтин, похожий на пыльного крота, был бледен, с кругами под глазами, – он почти задохнулся от запаха стружки, в которую упаковывали бутылки с вином. Мы освободили его из плена, пропахшего суслом, и отвели домой совершенно измученного. Еще немного, и произошла бы трагедия.
Кинтин понимал, что его эксплуатируют, но не придавал этому значения. Каждое воскресенье, утром, он приносил в дом на берегу лагуны гостинцы для Ребеки – копченый окорок, паштет, швейцарский шоколад – и оставлял все это на столе в столовой, но Ребека ни разу даже не поблагодарила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114