Во всем этом было что-то забавное и одновременно угрожающее. Мендисабали были похожи на стаю стервятников, и я вспомнила сцену из фильма Хичкока «Птицы».
Родина и Свобода стали шепотом бормотать молитвы. Ребека закрыла глаза, откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула. Игнасио, сидевший рядом с ней, держал ее за руку и пытался утешить. Кинтин сел рядом со мной. Он был бледен и время от времени вытирал носовым платком вспотевший лоб. Конечно, он опечален смертью отца, сказал он мне, но, с другой стороны, он испытывает и некоторое облегчение. Теперь Ребеке не придется больше терпеть его грубость, и Кинтин сам будет о ней заботиться.
Наконец явился сеньор Доменеч в безупречном сером костюме. Он галантно поцеловал руку Ребеке и сел на другом конце стола. Эулодия предложила ему кофе, и несколько минут он разговаривал с членами семьи о вещах, не имеющих отношения к делу. Когда унесли чашки и бутерброды, он встал и открыл портфель. Завещание занимало полстраницы, и сеньор Доменеч дважды пробежал его глазами, прежде чем прочитать вслух: Буэнавентура оставлял все – и дом, и все акции предприятия «Мендисабаль и компания» – Ребеке.
Этого следовало ожидать, подумала я. Буэнавентура всегда усложнял жизнь окружающим. Кинтин выглядел озабоченным. В борьбе за контроль над расходами семьи появилась теперь и необходимость препираться с Ребекой, которая, несомненно, попытается вмешаться в деловой процесс. С ней нужно будет вести себя максимально дипломатично, чтобы не затронуть торговые интересы фирмы и чтобы у семьи по-прежнему сохранялись привычные доходы.
Когда сеньор Доменеч закончил читать завещание, Кинтин осознал, что в нем ни словом не упомянут таинственный источник личных вкладов Буэнавентуры. Мой муж никогда не отличался тактичностью и выбрал самый неподходящий момент, когда тело Буэнавентуры еще не остыло, чтобы приступить к Ребеке с расспросами на щекотливую тему.
– Ты что-нибудь знаешь о том, где папа хранил свои личные капиталы, мама? – спросил он. – В завещании не упоминаются ни облигации, ни акции, но они непременно должны где-то быть. Тебе это может показаться невероятным, но доходы фирмы «Мендисабаль и компания» уже несколько лет не покрывают расходов семьи. Личные вклады папы компенсировали недостачу, и теперь они нам крайне необходимы.
Ребека была поражена.
– У Буэнавентуры был счет в Национальном банке Швейцарии, в Берне, но он никогда не называл мне номер сейфа. И не говори мне, что ты тоже его не знаешь! Ты всегда был его любимчиком!
Кинтин понятия не имел, о чем говорила Ребека. Он впервые слышал о счете в швейцарском банке.
– Он обязан был сообщить тебе номер сейфа перед смертью, – зарыдала Ребека. – Там было несколько миллионов долларов наличными!
Кинтин поклялся, что Буэнавентура никогда о нем не упоминал, но Ребека ему не верила.
– Если эти деньги лежат в Национальном банке Швейцарии, то мне бы хотелось знать, откуда они там появились, – добавил Кинтин уже в раздражении. – Откуда папа их взял?
Ребека посмотрела на него недоверчиво.
– Твой отец ежемесячно получал конверт с заказным письмом, – злобно проговорила она.
– Сначала уведомления приходили из Германии, потом – из Испании, а последнее время – из швейцарского банка. Письма стали приходить вскоре после того, как закончилась Вторая мировая война, но я никогда не знала, кто их ему посылает.
– Хочешь, я тебе скажу, что я обо всем этом Думаю, мама? – проговорил Кинтин, крепко сжав Ребеке руку повыше локтя. – Эти конверты – плата правительства Германии, которую оно назначило папе за то, что он продавал военные секреты во время войны. Если Буэнавентура никогда не говорил нам об этом, значит, не хотел, чтобы мы об этом знали. А сейчас он унес свою тайну в могилу.
– Меня не интересует, откуда брались эти деньги. Я хочу знать, где они сейчас, – воскликнула Ребека на грани истерики, пытаясь высвободить руку. – Я знаю, в каком они банке: в Национальном банке Швейцарии. Твое дело – узнать номер сейфа.
Кинтин будто не слышал. А поскольку говорить во всеуслышание о предательстве по отношению к американскому правительству было небезопасно, ему оставалось одно – промолчать.
Через несколько дней Ребека сказала Кинтину, что хотела бы просмотреть счета Буэнавентуры в Народном банке и велела их принести. Она также хотела видеть корешки его чековой книжки, книги учета «Мендисабаль и компания» и даже записную книжку Буэнавентуры с личными телефонами. Не найдя того, что искала, Ребека явилась в офис торгового дома Мендисабалей и потребовала, чтобы в ее присутствии открыли сейф компании. Она внимательно просмотрела все, что там было: ценные бумаги, банковские платежные поручения, каждое пожелтевшее от времени хранившееся там уведомление, но заветного номера нигде не было.
Ребека вернулась домой на грани нервного срыва. Если номер не найдется – предположим, Кинтин действительно его не знает, – они никогда не смогут взять из банка деньги. А если счет не будет востребован в течение долгого времени, правительство Швейцарии в конце концов конфискует фонды. Так было с царскими банковскими счетами после расстрела семьи Романовых. Это была ловушка, и она не видела выхода из нее.
Утраченный номер так никогда и не узнали. Через несколько недель Кинтин собрал в гостиной Ребеку, брата и сестер и поставил их в известность о том, что семье придется изменить образ жизни. Речь не идет о том, чтобы голодать, или о чем-то в этом роде, дипломатично продолжил он. Не настолько уж все плохо. Но излишние траты придется прекратить.
Семейство начало экономить. Но Кинтин не верил домочадцам. Он ходил мрачный, каждый вечер все позже возвращался домой. Он думал, после смерти отца Ребека доверится ему и перед всеми объявит о его правах занять место Буэнавентуры во главе предприятия. Но он ошибся. Через несколько дней после своего визита в цитадель компании «Мендисабаль», Ребека явилась туда снова и велела управляющим не принимать никаких решений, не посоветовавшись с ней. Бухгалтерам она приказала не давать Кинтину чеки на подпись, поскольку их сначала будет подписывать она. Остальных служащих она вызвала к себе и сообщила им, что больше никакого повышения зарплаты не будет – никому, включая Кинтина, на тот случай, если ему вдруг взбредет в голову ее повысить. Она понятия не имеет, кто будет следующим президентом компании, сказала она, но хочет, чтобы они знали, кто является президентом компании в настоящий момент.
Буэнавентура придерживался принципа первородства. «Старший сын имеет полное право стать во главе семейного предприятия после смерти отца, – слышали мы от него тысячу раз. – Право старшего послано Провидением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Родина и Свобода стали шепотом бормотать молитвы. Ребека закрыла глаза, откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула. Игнасио, сидевший рядом с ней, держал ее за руку и пытался утешить. Кинтин сел рядом со мной. Он был бледен и время от времени вытирал носовым платком вспотевший лоб. Конечно, он опечален смертью отца, сказал он мне, но, с другой стороны, он испытывает и некоторое облегчение. Теперь Ребеке не придется больше терпеть его грубость, и Кинтин сам будет о ней заботиться.
Наконец явился сеньор Доменеч в безупречном сером костюме. Он галантно поцеловал руку Ребеке и сел на другом конце стола. Эулодия предложила ему кофе, и несколько минут он разговаривал с членами семьи о вещах, не имеющих отношения к делу. Когда унесли чашки и бутерброды, он встал и открыл портфель. Завещание занимало полстраницы, и сеньор Доменеч дважды пробежал его глазами, прежде чем прочитать вслух: Буэнавентура оставлял все – и дом, и все акции предприятия «Мендисабаль и компания» – Ребеке.
Этого следовало ожидать, подумала я. Буэнавентура всегда усложнял жизнь окружающим. Кинтин выглядел озабоченным. В борьбе за контроль над расходами семьи появилась теперь и необходимость препираться с Ребекой, которая, несомненно, попытается вмешаться в деловой процесс. С ней нужно будет вести себя максимально дипломатично, чтобы не затронуть торговые интересы фирмы и чтобы у семьи по-прежнему сохранялись привычные доходы.
Когда сеньор Доменеч закончил читать завещание, Кинтин осознал, что в нем ни словом не упомянут таинственный источник личных вкладов Буэнавентуры. Мой муж никогда не отличался тактичностью и выбрал самый неподходящий момент, когда тело Буэнавентуры еще не остыло, чтобы приступить к Ребеке с расспросами на щекотливую тему.
– Ты что-нибудь знаешь о том, где папа хранил свои личные капиталы, мама? – спросил он. – В завещании не упоминаются ни облигации, ни акции, но они непременно должны где-то быть. Тебе это может показаться невероятным, но доходы фирмы «Мендисабаль и компания» уже несколько лет не покрывают расходов семьи. Личные вклады папы компенсировали недостачу, и теперь они нам крайне необходимы.
Ребека была поражена.
– У Буэнавентуры был счет в Национальном банке Швейцарии, в Берне, но он никогда не называл мне номер сейфа. И не говори мне, что ты тоже его не знаешь! Ты всегда был его любимчиком!
Кинтин понятия не имел, о чем говорила Ребека. Он впервые слышал о счете в швейцарском банке.
– Он обязан был сообщить тебе номер сейфа перед смертью, – зарыдала Ребека. – Там было несколько миллионов долларов наличными!
Кинтин поклялся, что Буэнавентура никогда о нем не упоминал, но Ребека ему не верила.
– Если эти деньги лежат в Национальном банке Швейцарии, то мне бы хотелось знать, откуда они там появились, – добавил Кинтин уже в раздражении. – Откуда папа их взял?
Ребека посмотрела на него недоверчиво.
– Твой отец ежемесячно получал конверт с заказным письмом, – злобно проговорила она.
– Сначала уведомления приходили из Германии, потом – из Испании, а последнее время – из швейцарского банка. Письма стали приходить вскоре после того, как закончилась Вторая мировая война, но я никогда не знала, кто их ему посылает.
– Хочешь, я тебе скажу, что я обо всем этом Думаю, мама? – проговорил Кинтин, крепко сжав Ребеке руку повыше локтя. – Эти конверты – плата правительства Германии, которую оно назначило папе за то, что он продавал военные секреты во время войны. Если Буэнавентура никогда не говорил нам об этом, значит, не хотел, чтобы мы об этом знали. А сейчас он унес свою тайну в могилу.
– Меня не интересует, откуда брались эти деньги. Я хочу знать, где они сейчас, – воскликнула Ребека на грани истерики, пытаясь высвободить руку. – Я знаю, в каком они банке: в Национальном банке Швейцарии. Твое дело – узнать номер сейфа.
Кинтин будто не слышал. А поскольку говорить во всеуслышание о предательстве по отношению к американскому правительству было небезопасно, ему оставалось одно – промолчать.
Через несколько дней Ребека сказала Кинтину, что хотела бы просмотреть счета Буэнавентуры в Народном банке и велела их принести. Она также хотела видеть корешки его чековой книжки, книги учета «Мендисабаль и компания» и даже записную книжку Буэнавентуры с личными телефонами. Не найдя того, что искала, Ребека явилась в офис торгового дома Мендисабалей и потребовала, чтобы в ее присутствии открыли сейф компании. Она внимательно просмотрела все, что там было: ценные бумаги, банковские платежные поручения, каждое пожелтевшее от времени хранившееся там уведомление, но заветного номера нигде не было.
Ребека вернулась домой на грани нервного срыва. Если номер не найдется – предположим, Кинтин действительно его не знает, – они никогда не смогут взять из банка деньги. А если счет не будет востребован в течение долгого времени, правительство Швейцарии в конце концов конфискует фонды. Так было с царскими банковскими счетами после расстрела семьи Романовых. Это была ловушка, и она не видела выхода из нее.
Утраченный номер так никогда и не узнали. Через несколько недель Кинтин собрал в гостиной Ребеку, брата и сестер и поставил их в известность о том, что семье придется изменить образ жизни. Речь не идет о том, чтобы голодать, или о чем-то в этом роде, дипломатично продолжил он. Не настолько уж все плохо. Но излишние траты придется прекратить.
Семейство начало экономить. Но Кинтин не верил домочадцам. Он ходил мрачный, каждый вечер все позже возвращался домой. Он думал, после смерти отца Ребека доверится ему и перед всеми объявит о его правах занять место Буэнавентуры во главе предприятия. Но он ошибся. Через несколько дней после своего визита в цитадель компании «Мендисабаль», Ребека явилась туда снова и велела управляющим не принимать никаких решений, не посоветовавшись с ней. Бухгалтерам она приказала не давать Кинтину чеки на подпись, поскольку их сначала будет подписывать она. Остальных служащих она вызвала к себе и сообщила им, что больше никакого повышения зарплаты не будет – никому, включая Кинтина, на тот случай, если ему вдруг взбредет в голову ее повысить. Она понятия не имеет, кто будет следующим президентом компании, сказала она, но хочет, чтобы они знали, кто является президентом компании в настоящий момент.
Буэнавентура придерживался принципа первородства. «Старший сын имеет полное право стать во главе семейного предприятия после смерти отца, – слышали мы от него тысячу раз. – Право старшего послано Провидением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114