У нее свой дом, она каждый месяц получает от федерального правительства пенсию по инвалидности. Я ему посоветовала не держать зла на Кинтина и как ни в чем не бывало прийти завтра с утра на работу. «У него к утру вся злоба пройдет, – сказала я, чтобы его успокоить. – Твоему отцу не понравилось, что ты хочешь жениться, потому что он все еще считает тебя ребенком. Но человек он хороший». Мануэль пообещал, что не наделает глупостей.
На следующий день я поехала в Старый Сан-Хуан поговорить с Эсмеральдой обо всем, что произошло. Она уже была в курсе всех подробностей. Мануэль все рассказал Кораль, а Кораль передала все матери. Альвильда ушла жить в другое место, а дом оставила Мануэлю. Но Эсмеральда была в тревоге, потому что Кораль тоже переехала в Лас-Минас.
– Даже не спросила у нас разрешения, – сказала Эсмеральда. – Просто собрала вещи и поставила нас в известность, что будет жить вместе с Мануэлем. Мы обрадовались: Мануэль – замечательный юноша, и мы надеемся, они скоро поженятся. Но мы беспокоимся, не случилось бы чего с Кораль в этом пригороде.
Я объяснила Эсмеральде, что половина жителей Лас-Минаса – родственники Петры, так что и Кораль, и Мануэль там в полной безопасности.
– Петра в Лас-Минасе – что-то вроде представителя власти, – сказала я. – Стоит только всем узнать, что они под ее защитой, – каждый сделает все возможное, чтобы им помочь.
Я попыталась связаться с Мануэлем, но это было не так-то просто. К дому Альвильды можно было подъехать только на лодке, а я не решалась пересекать лагуну Приливов одна. В магазин я звонить не хотела, потому что Кинтин предупредил меня, чтобы я не пыталась уладить дело на свой страх и риск. Это Мануэль должен просить у нас прощения, а не мы у него.
В последующие недели я много раз просила Кинтина сделать первый шаг к примирению с Мануэлем, но все было напрасно. Было видно, как он страдает. Он как-то весь отяжелел. Не то чтобы потолстел, но выглядел так, будто у него мясо приросло к костям. По вечерам, когда ложился в постель, он казался мне похожим на средневекового рыцаря, облаченного в доспехи, который лежит на собственной могиле. Встречаясь с Мануэлем в магазине, он не говорил сыну ни единого слова. Он оформил ему медицинскую страховку и платил три доллара в час – минимальную зарплату, – несмотря на то что Мануэль работал с шести утра до шести вечера. Но Мануэль не жаловался. Он был очень исполнительным и не пропустил ни одного дня.
Однажды в воскресенье утром Мануэль приехал домой на грузовике фирмы. Он сказал мне, что приехал забрать оставшиеся вещи: одежду, баскетбольный мяч, видеокамеру, удочки и даже синюю «веспу», которую погрузил в машину с большим трудом. Я смотрела на все это, и сердце у меня разрывалось. Я бросилась к Кинтину и стала умолять его помириться с сыном и просить Мануэля остаться, но Кинтин продолжал читать газету с каменным лицом.
– Скажи ему, когда закончит, пусть вернет грузовик в магазин. Завтра нам надо будет развозить товар, – только и произнес он.
Вилли молча помогал брату грузить вещи. Какое-то время я смотрела на них, стоя поодаль, не желая вмешиваться. Потом пошла на террасу и села читать какую-то книгу, в полной уверенности, что Мануэль, прежде чем уехать из дома, придет попрощаться со мной. Но он этого не сделал. Он спустился в нижний этаж, простился с Петрой, и я услышала шум удаляющегося грузовика. Казалось, в доме кто-то умер.
Вилли не мог понять, почему отец так жестоко обошелся с Мануэлем, но и осуждать отца не хотел. Кинтин всегда одинаково любил обоих сыновей. Он рассказывал Вилли об испанских конкистадорах и говорил, что он может гордиться, потому что он тоже часть героической традиции. Когда Вилли напоминал ему, что в нем нет крови конкистадоров, Кинтин уверял, что это не важно, поскольку в любом случае он является частью нашей семьи.
Кинтин объяснил Вилли, что его разногласия с Мануэлем вызваны решением того жениться раньше времени, тем более на ком-то, кого он мало знает. Когда молодой человек собирается сделать подобный шаг, надо быть совершенно уверенным, что поступаешь правильно. Буэнавентура дал разрешение на брак с их матерью только после того, как он год отработал в фирме «Мендисабаль» и уже внес собственный вклад в дело. Пусть Вилли напомнит об этом Мануэлю, когда увидится с ним в следующий раз. Тот смотрел на отца с грустью: он знал, что Кинтин лжет. Мануэль рассказал ему о подлинных причинах, по которым отец не соглашается на его брак с Кораль. Но сделал вид, что не знает этого, – не хотел расстраивать отца.
У Вилли с отцом всегда были хорошие отношения. Вилли было всего шестнадцать лет, но есть люди, которые рождаются на свет, будучи мудрыми, как старики. Они с Перлой гуляли, обнимались и целовались, но никогда не заходили дальше этого. Они ходили в кино и в темноте держались за руки. Они мечтали в будущем пожениться, но хотели, чтобы это была свадьба, отвечающая всем традициям.
Билли очень беспокоился за Мануэля и все ломал голову, как ему помочь. Когда брат переехал в пригород, он все время говорил, что тоже хочет переехать, чтобы жить вместе с ним. Ему неловко жить в таком роскошном доме, как наш, сказал он мне, в то время как его брат терпит нужду. Поначалу он очень часто навещал Мануэля и все ждал, что брат вот-вот предложит ему остаться у него. Но Мануэль, похоже, был не слишком рад частым визитам брата. Наоборот, он словно хотел отдалить его от себя, отогнать, как назойливую муху.
Как-то раз Вилли причалил к дому Альвильды на «Бостон Валер» около десяти часов вечера; он был уверен, что брат в такой час непременно дома. Он даже слышал, как тот дышит за дощатой стеной, источенной водой и временем, и несколько раз негромко окликнул его, но Мануэль не ответил. Электричества в Лас-Минасе не было, и в эту пору в пригороде было темно, как у волка в пасти. Чтобы в дом не налетели насекомые, Мануэль накрепко закрыл дверь и окна. Вилли привязал лодку к свае канатом, поднялся на веранду и несколько раз постучал в дверь. Ему никто не ответил, хотя он слышал сдавленное дыхание Мануэля, и оно его встревожило. Может, Мануэль заболел? Может, с ним что-то случилось? Он стал тихо звать брата по имени, умоляя открыть дверь, – он хотел убедиться, что с ним все в порядке, – но дверь не открывалась.
На следующий вечер Вилли опять был на веранде. Он снова безуспешно звал Мануэля и снова слышал его прерывистое дыхание – такое же, как накануне. Он был на грани отчаяния, но тут Мануэль, видимо, устал от наивности брата. Он включил светильник на батарейках, который стоял на полу, и Вилли различил сплетение рук и ног, и бедра, страстно бьющиеся друг об друга, и рыжую шевелюру Кораль, накрывавшую Мануэля огненной накидкой. Это было в последний раз, когда он навестил брата в доме Альвильды, смеясь, сказал мне Вилли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
На следующий день я поехала в Старый Сан-Хуан поговорить с Эсмеральдой обо всем, что произошло. Она уже была в курсе всех подробностей. Мануэль все рассказал Кораль, а Кораль передала все матери. Альвильда ушла жить в другое место, а дом оставила Мануэлю. Но Эсмеральда была в тревоге, потому что Кораль тоже переехала в Лас-Минас.
– Даже не спросила у нас разрешения, – сказала Эсмеральда. – Просто собрала вещи и поставила нас в известность, что будет жить вместе с Мануэлем. Мы обрадовались: Мануэль – замечательный юноша, и мы надеемся, они скоро поженятся. Но мы беспокоимся, не случилось бы чего с Кораль в этом пригороде.
Я объяснила Эсмеральде, что половина жителей Лас-Минаса – родственники Петры, так что и Кораль, и Мануэль там в полной безопасности.
– Петра в Лас-Минасе – что-то вроде представителя власти, – сказала я. – Стоит только всем узнать, что они под ее защитой, – каждый сделает все возможное, чтобы им помочь.
Я попыталась связаться с Мануэлем, но это было не так-то просто. К дому Альвильды можно было подъехать только на лодке, а я не решалась пересекать лагуну Приливов одна. В магазин я звонить не хотела, потому что Кинтин предупредил меня, чтобы я не пыталась уладить дело на свой страх и риск. Это Мануэль должен просить у нас прощения, а не мы у него.
В последующие недели я много раз просила Кинтина сделать первый шаг к примирению с Мануэлем, но все было напрасно. Было видно, как он страдает. Он как-то весь отяжелел. Не то чтобы потолстел, но выглядел так, будто у него мясо приросло к костям. По вечерам, когда ложился в постель, он казался мне похожим на средневекового рыцаря, облаченного в доспехи, который лежит на собственной могиле. Встречаясь с Мануэлем в магазине, он не говорил сыну ни единого слова. Он оформил ему медицинскую страховку и платил три доллара в час – минимальную зарплату, – несмотря на то что Мануэль работал с шести утра до шести вечера. Но Мануэль не жаловался. Он был очень исполнительным и не пропустил ни одного дня.
Однажды в воскресенье утром Мануэль приехал домой на грузовике фирмы. Он сказал мне, что приехал забрать оставшиеся вещи: одежду, баскетбольный мяч, видеокамеру, удочки и даже синюю «веспу», которую погрузил в машину с большим трудом. Я смотрела на все это, и сердце у меня разрывалось. Я бросилась к Кинтину и стала умолять его помириться с сыном и просить Мануэля остаться, но Кинтин продолжал читать газету с каменным лицом.
– Скажи ему, когда закончит, пусть вернет грузовик в магазин. Завтра нам надо будет развозить товар, – только и произнес он.
Вилли молча помогал брату грузить вещи. Какое-то время я смотрела на них, стоя поодаль, не желая вмешиваться. Потом пошла на террасу и села читать какую-то книгу, в полной уверенности, что Мануэль, прежде чем уехать из дома, придет попрощаться со мной. Но он этого не сделал. Он спустился в нижний этаж, простился с Петрой, и я услышала шум удаляющегося грузовика. Казалось, в доме кто-то умер.
Вилли не мог понять, почему отец так жестоко обошелся с Мануэлем, но и осуждать отца не хотел. Кинтин всегда одинаково любил обоих сыновей. Он рассказывал Вилли об испанских конкистадорах и говорил, что он может гордиться, потому что он тоже часть героической традиции. Когда Вилли напоминал ему, что в нем нет крови конкистадоров, Кинтин уверял, что это не важно, поскольку в любом случае он является частью нашей семьи.
Кинтин объяснил Вилли, что его разногласия с Мануэлем вызваны решением того жениться раньше времени, тем более на ком-то, кого он мало знает. Когда молодой человек собирается сделать подобный шаг, надо быть совершенно уверенным, что поступаешь правильно. Буэнавентура дал разрешение на брак с их матерью только после того, как он год отработал в фирме «Мендисабаль» и уже внес собственный вклад в дело. Пусть Вилли напомнит об этом Мануэлю, когда увидится с ним в следующий раз. Тот смотрел на отца с грустью: он знал, что Кинтин лжет. Мануэль рассказал ему о подлинных причинах, по которым отец не соглашается на его брак с Кораль. Но сделал вид, что не знает этого, – не хотел расстраивать отца.
У Вилли с отцом всегда были хорошие отношения. Вилли было всего шестнадцать лет, но есть люди, которые рождаются на свет, будучи мудрыми, как старики. Они с Перлой гуляли, обнимались и целовались, но никогда не заходили дальше этого. Они ходили в кино и в темноте держались за руки. Они мечтали в будущем пожениться, но хотели, чтобы это была свадьба, отвечающая всем традициям.
Билли очень беспокоился за Мануэля и все ломал голову, как ему помочь. Когда брат переехал в пригород, он все время говорил, что тоже хочет переехать, чтобы жить вместе с ним. Ему неловко жить в таком роскошном доме, как наш, сказал он мне, в то время как его брат терпит нужду. Поначалу он очень часто навещал Мануэля и все ждал, что брат вот-вот предложит ему остаться у него. Но Мануэль, похоже, был не слишком рад частым визитам брата. Наоборот, он словно хотел отдалить его от себя, отогнать, как назойливую муху.
Как-то раз Вилли причалил к дому Альвильды на «Бостон Валер» около десяти часов вечера; он был уверен, что брат в такой час непременно дома. Он даже слышал, как тот дышит за дощатой стеной, источенной водой и временем, и несколько раз негромко окликнул его, но Мануэль не ответил. Электричества в Лас-Минасе не было, и в эту пору в пригороде было темно, как у волка в пасти. Чтобы в дом не налетели насекомые, Мануэль накрепко закрыл дверь и окна. Вилли привязал лодку к свае канатом, поднялся на веранду и несколько раз постучал в дверь. Ему никто не ответил, хотя он слышал сдавленное дыхание Мануэля, и оно его встревожило. Может, Мануэль заболел? Может, с ним что-то случилось? Он стал тихо звать брата по имени, умоляя открыть дверь, – он хотел убедиться, что с ним все в порядке, – но дверь не открывалась.
На следующий вечер Вилли опять был на веранде. Он снова безуспешно звал Мануэля и снова слышал его прерывистое дыхание – такое же, как накануне. Он был на грани отчаяния, но тут Мануэль, видимо, устал от наивности брата. Он включил светильник на батарейках, который стоял на полу, и Вилли различил сплетение рук и ног, и бедра, страстно бьющиеся друг об друга, и рыжую шевелюру Кораль, накрывавшую Мануэля огненной накидкой. Это было в последний раз, когда он навестил брата в доме Альвильды, смеясь, сказал мне Вилли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114