«Веревку зажимает!» и «Безголовый крюк».
Для альпиниста каждая пометка была исполнена глубокого смысла, и потому Хью вел свои записи чрезвычайно скрупулезно – хотя и сам понимал, что данная карта в определенном смысле представляла собой нечто невразумительное. У нее не было начала и не будет конца, поскольку они вошли на Стену троянок неизвестно где и их восхождению предстояло закончиться, когда они доберутся до женщин. По сути, этот набросок, оторванный и от земли, и от вершины, нельзя было даже назвать картой.
Он ощущал чрезвычайно неприятную неуверенность в собственном местонахождении. Умение ориентироваться стало для него неотъемлемым качеством еще с тех пор, когда он совсем молодым вел сейсморазведку нефти в устье Луизианы. Он всегда знал свое местонахождение – чем дальше от жилья, тем точнее. В глубине пустыни или среди безымянных гор он прослеживал свое движение с такой тщательностью, что можно было подумать: он собирается описать все пройденные им маршруты в автобиографии. Но троянки увели его от всех реперных точек. И потому набросанный фрагмент карты потерял смысл. У него разболелась голова.
Из дыма возник Огастин.
– Поднимемся еще на одну веревку, – сказал Хью. – А потом остановимся на ночь.
– Не может быть, чтобы до верха оставалось больше одной веревки, – с энтузиазмом заверил его Огастин.
Но и оттуда они не смогли разглядеть Глаз сквозь совсем уже побуревший смог.
– Еще один подъем, – предложил Огастин.
– Нет. Мы устали. Будем устраиваться на ночь.
– Но вот же он, совсем рядом.
– Вы указываете куда-то в дым. Может быть, там вовсе ничего нет.
Огастин ткнул пальцем по раскрытой записной книжке Хью. На странице осталось пятнышко крови.
– Посмотрите сами: мы ушли очень далеко.
– Вопрос не в том, насколько далеко мы ушли, а в том, сколько еще осталось и в каком состоянии мы туда придем.
– Мы идем верно. Они тоже прошли здесь. Вот следы магнезии.
– Я никогда не лезу в темноте по таким местам, которые не могу рассмотреть днем.
– Вы же сами только что сказали, что все равно наверху ничего не видно.
Хью посмотрел на его красные глаза.
– Вы слишком уж сильно нажимаете.
Огастин сразу отступил.
– Я боюсь, – прошептал он.
– Я знаю.
Хью положил руку на предплечье Огастина. В этом прикосновении не было ничего интимного. Они висели плечом к плечу, привязанные к якорям и связанные друг с другом веревками. Когда один кашлял, другой качался.
– Вы считаете меня дураком.
– Я думаю, что вы чертовски устали.
– Я опасаюсь сорваться.
– Поэтому мы и должны держаться вместе.
– Я имею в виду: сорваться в разговоре с вами, – объяснил Огастин. – Я отлично понимаю, что вы расцениваете мое поведение как блажь или истерику. Вы потеряли женщину – вашу жену. Ну а Анди для вас всего лишь имя. Все равно что сон.
Огастин, похоже, начал готовить себя к худшему. Для Хью это значило, что ему придется взвалить на свои плечи уже двойное бремя чувства вины, снедавшего этого человека.
– Так ведь это и есть вся наша жизнь – сон.
– Между нами есть разница, – сказал Огастин. – Я знаю, что вам было труднее.
Хью всмотрелся в лицо своего собеседника, пытаясь понять, не валяет ли тот дурака. Но Огастин выглядел совершенно серьезным, сидел с несчастным видом и не прятал свой браслет, сплетенный из женских волос.
– Совсем не обязательно, – ответил он. – Мы с женой прожили вместе всю жизнь. А у вас все еще было впереди.
– Возможно, еще будет, – пробормотал Огастин.
Они подвесили один над другим два гамака и забрались в них. Потом устроили петли, чтобы можно было передавать вверх и вниз бутылку с водой. Хью пришлось сдерживаться: он вполне мог выпить целый галлон. Но, увы, они были не в лесу. Темнота быстро сгущалась.
– Это правда, что вы так и не смогли ее найти? – спросил снизу Огастин.
Хью фыркнул. Ну почему нельзя было оставить пустыню в покое? В голове у него пульсировала кровь. Гамак стискивал его тело. Впереди ждала непростая ночь. Но Огастину позарез нужно было поговорить.
– Мне сказал ваш друг. На карнизах, прошлой ночью. Он разбудил меня. Грозил мне. Требовал, чтобы я выпустил вас из когтей. Сказал, что у вас горе. Что я вас эксплуатирую. Сказал, что, если я брошу поиски, всем будет гораздо лучше.
– Льюис – мой ангел-хранитель, – сказал Хью.
– Я чуть было не послушался его.
– Подумали отказаться от поисков?
Голос Огастина сделался тише.
– Что, если вы правы? Если ее уже нету?
Изначально предполагалось, что они будут мчаться вперед на крыльях надежды Огастина. А получилось, что крылья принадлежали Хью: он не только шел первым и разгадывал тайнопись стены, но и помогал своему напарнику сохранить здравый рассудок.
– За ночь дым должен опуститься вниз, – сказал Хью своему спутнику. – Возможно, поутру нам удастся что-нибудь разглядеть. Завтра мы доберемся до Глаза. И тогда будем разбираться, что делать дальше.
– Это меня и пугает. – Огастин немного помолчал. – Как вам удалось разобраться?
Хью покрутил головой, устраиваясь в гамаке поудобнее. Сначала Льюис, а теперь еще и этот парень – и оба требуют показать им, как справиться со своей потерей. Можно было подумать, что Огастину требовался напарник не для того, чтобы спасать живую женщину, а чтобы хоронить мертвую. В таком случае Хью предстояло обеспечить траурную церемонию.
– Просто идешь себе дальше, – сказал Хью.
– То есть?
– Забудьте. Оставьте прошлое в прошлом. Отбросьте все это от себя. – Хью говорил негромко, но очень твердо.
– Но вы же вернулись сюда.
– Можете назвать это встречей выпускников школы.
– Там вы и познакомились со своей женой, – сказал Огастин. – Я слышал ваш разговор в баре.
– После этого мы прожили с ней жизнь, – добавил Хью, – а затем она исчезла. Вы думаете, люди не болтали обо мне всякой всячины? Я отвез выжившую из ума женщину в пустыню и вернулся домой один. Разговоров было о-го-го сколько. Точно так же, как после вашего возвращения из Патагонии.
– Если не считать того, что она осталась там против вашего желания.
– Послушайте, – сказал Хью, – в диких краях не существует никаких правил. Ни в горах, ни в пустыне. – Ни на Эль-Кэпе, хотел он добавить, но удержался. Поскольку в историю с троянками Огастин вошел с двойным грузом призраков. Он был виновен в смерти брата Анди, а теперь, судя по всему, не сумел спасти и ее саму. – Это не хорошо и не плохо. Забудьте о сплетнях, передающихся с парты на парту, как только учитель отвернется. Когда мы уходим так далеко от обитаемого мира, в наши сердца не могут заглянуть ничьи глаза. Нас некому судить.
– Это хуже всего, – отозвался Огастин, – приходится судить себя самому.
Хью попытался прижаться плечом к скале. Гамак, дым и бремя чужого страдания – все это буквально душило его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Для альпиниста каждая пометка была исполнена глубокого смысла, и потому Хью вел свои записи чрезвычайно скрупулезно – хотя и сам понимал, что данная карта в определенном смысле представляла собой нечто невразумительное. У нее не было начала и не будет конца, поскольку они вошли на Стену троянок неизвестно где и их восхождению предстояло закончиться, когда они доберутся до женщин. По сути, этот набросок, оторванный и от земли, и от вершины, нельзя было даже назвать картой.
Он ощущал чрезвычайно неприятную неуверенность в собственном местонахождении. Умение ориентироваться стало для него неотъемлемым качеством еще с тех пор, когда он совсем молодым вел сейсморазведку нефти в устье Луизианы. Он всегда знал свое местонахождение – чем дальше от жилья, тем точнее. В глубине пустыни или среди безымянных гор он прослеживал свое движение с такой тщательностью, что можно было подумать: он собирается описать все пройденные им маршруты в автобиографии. Но троянки увели его от всех реперных точек. И потому набросанный фрагмент карты потерял смысл. У него разболелась голова.
Из дыма возник Огастин.
– Поднимемся еще на одну веревку, – сказал Хью. – А потом остановимся на ночь.
– Не может быть, чтобы до верха оставалось больше одной веревки, – с энтузиазмом заверил его Огастин.
Но и оттуда они не смогли разглядеть Глаз сквозь совсем уже побуревший смог.
– Еще один подъем, – предложил Огастин.
– Нет. Мы устали. Будем устраиваться на ночь.
– Но вот же он, совсем рядом.
– Вы указываете куда-то в дым. Может быть, там вовсе ничего нет.
Огастин ткнул пальцем по раскрытой записной книжке Хью. На странице осталось пятнышко крови.
– Посмотрите сами: мы ушли очень далеко.
– Вопрос не в том, насколько далеко мы ушли, а в том, сколько еще осталось и в каком состоянии мы туда придем.
– Мы идем верно. Они тоже прошли здесь. Вот следы магнезии.
– Я никогда не лезу в темноте по таким местам, которые не могу рассмотреть днем.
– Вы же сами только что сказали, что все равно наверху ничего не видно.
Хью посмотрел на его красные глаза.
– Вы слишком уж сильно нажимаете.
Огастин сразу отступил.
– Я боюсь, – прошептал он.
– Я знаю.
Хью положил руку на предплечье Огастина. В этом прикосновении не было ничего интимного. Они висели плечом к плечу, привязанные к якорям и связанные друг с другом веревками. Когда один кашлял, другой качался.
– Вы считаете меня дураком.
– Я думаю, что вы чертовски устали.
– Я опасаюсь сорваться.
– Поэтому мы и должны держаться вместе.
– Я имею в виду: сорваться в разговоре с вами, – объяснил Огастин. – Я отлично понимаю, что вы расцениваете мое поведение как блажь или истерику. Вы потеряли женщину – вашу жену. Ну а Анди для вас всего лишь имя. Все равно что сон.
Огастин, похоже, начал готовить себя к худшему. Для Хью это значило, что ему придется взвалить на свои плечи уже двойное бремя чувства вины, снедавшего этого человека.
– Так ведь это и есть вся наша жизнь – сон.
– Между нами есть разница, – сказал Огастин. – Я знаю, что вам было труднее.
Хью всмотрелся в лицо своего собеседника, пытаясь понять, не валяет ли тот дурака. Но Огастин выглядел совершенно серьезным, сидел с несчастным видом и не прятал свой браслет, сплетенный из женских волос.
– Совсем не обязательно, – ответил он. – Мы с женой прожили вместе всю жизнь. А у вас все еще было впереди.
– Возможно, еще будет, – пробормотал Огастин.
Они подвесили один над другим два гамака и забрались в них. Потом устроили петли, чтобы можно было передавать вверх и вниз бутылку с водой. Хью пришлось сдерживаться: он вполне мог выпить целый галлон. Но, увы, они были не в лесу. Темнота быстро сгущалась.
– Это правда, что вы так и не смогли ее найти? – спросил снизу Огастин.
Хью фыркнул. Ну почему нельзя было оставить пустыню в покое? В голове у него пульсировала кровь. Гамак стискивал его тело. Впереди ждала непростая ночь. Но Огастину позарез нужно было поговорить.
– Мне сказал ваш друг. На карнизах, прошлой ночью. Он разбудил меня. Грозил мне. Требовал, чтобы я выпустил вас из когтей. Сказал, что у вас горе. Что я вас эксплуатирую. Сказал, что, если я брошу поиски, всем будет гораздо лучше.
– Льюис – мой ангел-хранитель, – сказал Хью.
– Я чуть было не послушался его.
– Подумали отказаться от поисков?
Голос Огастина сделался тише.
– Что, если вы правы? Если ее уже нету?
Изначально предполагалось, что они будут мчаться вперед на крыльях надежды Огастина. А получилось, что крылья принадлежали Хью: он не только шел первым и разгадывал тайнопись стены, но и помогал своему напарнику сохранить здравый рассудок.
– За ночь дым должен опуститься вниз, – сказал Хью своему спутнику. – Возможно, поутру нам удастся что-нибудь разглядеть. Завтра мы доберемся до Глаза. И тогда будем разбираться, что делать дальше.
– Это меня и пугает. – Огастин немного помолчал. – Как вам удалось разобраться?
Хью покрутил головой, устраиваясь в гамаке поудобнее. Сначала Льюис, а теперь еще и этот парень – и оба требуют показать им, как справиться со своей потерей. Можно было подумать, что Огастину требовался напарник не для того, чтобы спасать живую женщину, а чтобы хоронить мертвую. В таком случае Хью предстояло обеспечить траурную церемонию.
– Просто идешь себе дальше, – сказал Хью.
– То есть?
– Забудьте. Оставьте прошлое в прошлом. Отбросьте все это от себя. – Хью говорил негромко, но очень твердо.
– Но вы же вернулись сюда.
– Можете назвать это встречей выпускников школы.
– Там вы и познакомились со своей женой, – сказал Огастин. – Я слышал ваш разговор в баре.
– После этого мы прожили с ней жизнь, – добавил Хью, – а затем она исчезла. Вы думаете, люди не болтали обо мне всякой всячины? Я отвез выжившую из ума женщину в пустыню и вернулся домой один. Разговоров было о-го-го сколько. Точно так же, как после вашего возвращения из Патагонии.
– Если не считать того, что она осталась там против вашего желания.
– Послушайте, – сказал Хью, – в диких краях не существует никаких правил. Ни в горах, ни в пустыне. – Ни на Эль-Кэпе, хотел он добавить, но удержался. Поскольку в историю с троянками Огастин вошел с двойным грузом призраков. Он был виновен в смерти брата Анди, а теперь, судя по всему, не сумел спасти и ее саму. – Это не хорошо и не плохо. Забудьте о сплетнях, передающихся с парты на парту, как только учитель отвернется. Когда мы уходим так далеко от обитаемого мира, в наши сердца не могут заглянуть ничьи глаза. Нас некому судить.
– Это хуже всего, – отозвался Огастин, – приходится судить себя самому.
Хью попытался прижаться плечом к скале. Гамак, дым и бремя чужого страдания – все это буквально душило его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82