Командование принял Жилин. Они прислал связного, приказав ему во что бы то ни стало найти комиссара и доложить обстановку.
Разыскав в кармане клочок бумаги, Фролов торопливо написал: «Лукьяновская взята. В пять часов вечера будем штурмовать Усть-Паденьгу. А ты жми на Удельный дом, атакуй этот блокгауз и возьми его во что бы то ни стало. Это необходимо для штурма Усть-Паденьги».
Лицо связного было обморожено, он тяжело дышал.
– Быстро дойдешь? – спросил его комиссар, передавая записку.
– Через час буду, – ответил связной, становясь на лыжи.
– Давай! Сегодня снег должен гореть под ногами.
Комиссар лично руководил штурмом, то с одной, то с другой стороны подбрасывая к Усть-Паденьге атакующие группы, не давая противнику ни минуты передышки. Все огневые средства были пущены в ход. Саклинская артиллерия то стреляла по деревне, то переносила огонь на фланги и тылы противника, то вспахивала снарядами его круговую оборону и разрушала вражеские блиндажи.
Фролов знал, что гарнизон Усть-Паденьги очень силен, и ему хотелось создать впечатление, что наступающие значительно превосходят противника как в людях, так и в технике.
Когда комиссару доложили, что из окрестностей Шенкурска стреляют тяжелые орудия, он даже обрадовался.
– Прекрасно! Значит, испугались и запросили у своих подмоги. Расчет наш оправдался. Теперь не ослаблять нажима! Понадобится десять раз идти в атаку – пойдем десять! Двадцать – пойдем двадцать!..
Воздух дрожал, земля содрогалась от взрывов.
4
Известие о взятии Лукьяновской пришло в Архангельск около полудня девятнадцатого января. По старому стилю это был праздник крещенья. В Троицком соборе шла обедня, после которой на Двине должна была состояться церемония «водосвятия».
Солдат строем пригнали на берег, и они с унылым видом стояли на набережной, замерзая в своих подбитых ветром английских шинелях. Среди форменных офицерских пальто виднелись шубы купцов, чиновников, иностранных дипломатов.
Крестный ход вышел из собора и спустился на лед. Возле сделанной ночью проруби была поставлена парусиновая палатка. Место для церемонии оградили елками.
Возгласы архиерея в сверкающем сакосе и позолоченной митре сменились песнопениями хора. Затем архиерей взял в красные, мясистые руки золотой крест, унизанный драгоценными каменьями, и важно, со значительным лицом троекратно опустил его в прорубь. На Соборной площади сверкнули огни. Пехота выстрелила холостыми патронами.
Именно в эту минуту на Соборную площадь приехал из штаба полковник Брагин. Ему волей-неволей пришлось ждать конца молебна. Улучив, наконец, подходящий момент, он подошел к Миллеру и на ухо, чтобы не слышали соседи, изложил содержание телеграмм, только что полученных с фронта.
Миллер выслушал его с невозмутимым видом. По мнению генерала, сейчас не следовало соваться в дела союзников.
– Уместнее выждать, – философски сказал он. – Ведь они командуют Важским участком.
Вечером Миллер встретил Айронсайда в клубе георгиевских кавалеров. Они обменялись двумя-тремя фразами. Из слов Айронсайда Миллер понял, что тот не придает действиям на Ваге Никакого значения.
– Большевики хотят отвлечь наше внимание от Восточного фронта. Вот они и устраивают маленькую ложную демонстрацию. А вы уж, наверное, испугались? – Айронсайд улыбнулся. – Вы, русские, страдаете преувеличениями. Вага – это болотный пузырь. Дайте только этой несчастной горсточке сумасшедших большевиков добраться до Высокой горы… Их там разнесут! Мы посылаем туда резервы. Все меры приняты. Шенкурск – это северный Верден. Мы заманиваем большевиков в ловушку. Ведь и Верден отдавал свои форты и все-таки оставался Верденом.
А до Высокой горы у нас есть еще такая совершенно неприступная зимой позиция, как Усть-Паденьга, – самоуверенно продолжал Айронсайд, – сильнейший форт, окруженный несколькими линиями прекрасно сделанных окопов, имеющий много блокгаузов и превосходную артиллерию…
Он еще не знал, что почти вся эта артиллерия вместе с боевым запасом уже досталась Фролову. Усть-Паденьга была взята центральной колонной в шесть часов вечера. Американцы и англичане отступили, ничего не успев вывезти.
…Обед накрыли в столовой клуба, помещавшейся в подвале. Стены подвала были украшены зеленью и флагами. Долговязый Айронсайд в мешковатом френче с отвислыми карманами сидел во главе стола и весело рассказывал о своих охотничьих похождениях в Южной Африке.
Неподалеку от него восседали генералы Миллер и Марушевский. Среди штатских были иностранные дипломаты, управляющий финансами князь Куракин, заведующий управлением торговли и промышленности доктор Мефодиев, юрист Городецкий, все члены «правительства». Присутствовали также члены кадетской партии, не занимающие правительственных должностей, вроде адвоката Абросимова.
На диване, у шампанского и вазы с фруктами, удобно расположился толстый Кыркалов, владелец десятка лесопильных заводов. Щурясь на всех и согревая в руке бокал с красным вином, он молча курил папиросу за папиросой.
Когда Айронсайд исчерпал, наконец, свои охотничьи рассказы, разговор зашел о Париже. Глава «правительства» Чайковский завтра уезжал туда на так называемое «политическое совещание» представителей всех белых «правительств» России. Все считали, что после этого «совещания» военное положение коренным образом изменится и что новый, 1919 год сулит присутствующим только одни радости. Миллер произнес тост за здоровье Колчака таким громким голосом, словно он обращался к эскадрону юнкеров.
Но успевший уже опьянеть Кыркалов как будто не слыхал этого тоста.
– Чего там дурака валять! – сказал он, поворачиваясь к Айронсайду всем своим тяжелым туловищем. – Вся надежда на вас, господа союзнички. Да, лучше сгореть всем моим заводам, лучше мне провалиться сквозь землю, чем что-нибудь отдать большевикам. Бейте их! Последней рубахи для вас не пожалею! Только бейте, господин Айронсайд!
Находившимся в этом обществе белым офицерам слова Кыркалова показались обидными. Назревал скандал. Положение спас Абросимов. Он мигом очутился возле Миллера и Айронсайда.
– За цивилизацию и порядок! – выкрикнул адвокат, поднимая бокал. – За белую Россию! За доблестную Британию, за героическую Францию и великую Америку! За их военные силы! За всеобщую встречу в Москве под звон кремлевских колоколов!.. Ура!..
Офицеры подхватили этот клич. Все потянулись к Айронсайду и Миллеру с рюмками и бокалами.
В конце обеда, когда за столом остались только избранные, опьяневший Айронсайд вдруг сказал:
– Если бы я был на месте Черчилля, я бы поступал по-другому… Я бы воевал без всяких планов. Ведь наступление на Вятку не вышло, теперь это ясно видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121