Но как обнаружить вещества, вырабатываемые в центральных нервных приборах? Мозг обычно изучался вне организма, в искусственной среде, и выводы неизменно оставались спорными. Нужна была новая методика, особенный способ исследования, и нашел его русский ученый Кибяков. Он повторил мой опыт на шейном узле, собрал раствор, оттекающий из узла после раздражения нерва, и обнаружил в нем вещества, подобные адреналину. Впервые в нервном аппарате, столь схожем с мозгом, открыли продукт, рождающий импульс в организме… Так случилось, что мою ошибку исправил другой и добился заслуженного успеха.
Как видите, мой друг, – закончил он шутливо, – не во всех случаях можно посоветовать ученикам следовать примеру учителя… Теперь вернемся к нервным пучкам – вашему последнему открытию. Я полагаю, что они выделяют неодинаковые вещества и этим достигаются различные результаты. Происходит это, вероятно, так. Из центральной нервной системы импульс следует электрическим разрядом по нервным проводникам до их окончаний. У точки соединения с мышцей, железой или внутренним органом из нерва выделяется росинка большой возбуждающей силы. Одно и то же вещество, выделяемое нервом, не могло бы осуществлять и возбуждение и торможение. Надо полагать, что этих веществ по меньшей мере два. Я надеюсь, Вероника Сергеевна, что вы их найдете и определите химическую природу каждого. Займитесь этим сейчас же, безотлагательно…
Странные исчезновения
В это время произошло событие, о котором много и долго толковали в институте. И Шевелевой и ее учителю оно доставило много горьких минут.
Началось с того, что аспирантка Шевелева вдруг стала подолгу исчезать из лаборатории. Происходило это с наступлением вечера, когда привыкли обыкновенно видеть ее за работой. На расспросы она. отвечала неохотно, пробовала даже утверждать, что никуда из лаборатории не отлучалась ни сегодня, ни вчера, ни позавчера. Кто-то пустил слух, что девушка вечерами появляется в университете на кафедре физиологии и исчезает в кабинете академика Ухтомского. Вслед за ней туда приходит электрофизиолог, за ними изнутри запирается дверь, и проникнуть в помещение никому не удается, Так как никто толком не знал, что творится за запертой дверью, прошел слух, что в кабинете академика образовалась «башня молчания»…
«Тайна» рассеялась на заседании сессии физиологического института Академии наук. Ухтомский сделал доклад о своем новом исследовании и с благодарностью отметил эксперименты Шевелевой, основной его помощницы в этом труде.
После окончания сессии Быков пришел к аспирантке и, не справляясь о ее опытах, как это делал обычно, сухо сказал:
– Аспирантка Шевелева, я отказываюсь от вас… Я отказываюсь осуществлять руководство вашей работой.
Таким рассерженным она еще не видела его. До чего может человек измениться! Он даже не взглянул на нее. У девушки перехватило дыхание, и она промолчала.
– У вас скверный характер, непослушные мне не нужны! При чем тут характер? Она всегда слушалась и никогда не возражала ему.
– Вы несправедливы, Константин Михайлович, – попробовала она защищаться.
Но ученый не дал ей договорить:
– Вы нарушили верность нашей школе, польстились на то, чтобы служить двум богам.
«Польстилась на то, чтобы служить двум богам! Какая несправедливость!»
– Я думала, наоборот, вам будет приятно, что аспирантка справляется с вашей работой и успевает быть полезной другим…
Могла ли она повести себя иначе? Ухтомский пригласил ее и сказал: «Я прошу вас совместно с электрофизиологом проделать работу на одиночном волокне седалищного нерва лягушки». Сказать ему «нет», «ни за что»? Обидеть прежнего учителя и друга, удивительного ученого и мыслителя?… Он так много в свое время для нее сделал, столькому ее научил…
– Я не могла поступить иначе, не сердитесь, я вас прошу.
В ответ на эту мольбу последовал поток иронических фраз и язвительная усмешка.
– Я думала, – твердила аспирантка, – что разнообразие планов двух школ поможет моему научному развитию.
Как он несправедлив! За три недели она проделала такую большую работу. До вечера трудилась здесь, рядом с кабинетом Быкова, затем допоздна, порой до полуночи, – в университете. Ухтомский всячески ей помогал. Сколько она натерпелась в его злополучном кабинете, где температура воздуха, по странному капризу академика, не превышала десяти градусов тепла! Холод все же ее одолел, она свалилась и заболела.
Быков был неумолим:
– Вы ничего не понимаете в отношениях между школами…
От этих слов ей стало больно, она поежилась, и голос ее утратил свою мягкость, голубые глаза широко раскрылись и стали круглыми. Ответ аспирантки прозвучал сухо, но все еще сдержанно:
– Я не вижу противоречий между вашими школами. Я думала, что они служат общим целям науки.
– Вы говорите глупости!
– Я не знала, что наука разделена на вотчины, границы которых переступать нельзя.
На это последовал такой поток нелюбезностей, что девушка низко опустила глаза и прошептала:
– Наш разговор не может продолжаться, извините.
– Я отказываюсь от вас, – бросил он ей на ходу, – до свиданья!
На следующий день в канцелярию института поступило заявление Быкова: он отказывался от непослушной аспирантки и просил учебную часть дать ему указания, как с ней быть.
Учебная часть была весьма озадачена: оставить аспирантку без руководителя бессмысленно – что ей в лаборатории делать одной? С другой стороны, жаль увольнять многообещающую девушку, столь талантливо проявившую себя. Ее пригласили в учебную часть, официально подтвердили, что ученый от нее отказался, и обещали по этому поводу вынести решение.
Быков перестал навещать свою прежнюю помощницу, друзья по работе стали ее избегать, некоторые перестали даже раскланиваться. Во все времена, и в войне и в мире, измену отмечают презрением. Поражало невозмутимое спокойствие аспирантки, не помышлявшей, очевидно, оставлять институт. Она продолжала аккуратно являться на работу, вывешивала на двери транспарант с надписью: «Тише, идет опыт, не мешайте!» – и оставалась в лаборатории весь день. Так проходили недели.
Еще один только раз спокойствие аспирантки было нарушено. Ей сообщили, что в ее рабочую комнату вселяют кандидата биологических наук, который будет ее руководителем.
Горькие минуты, выпавшие на долю Быкова, в известной мере извиняли его резкость. Это не была вспышка гнева, голос внезапно прорвавшихся чувств. Она причинила ему боль, хорошо знакомую тем, кому в короткие мгновения приходилось расставаться с самыми заветными мечтами. Эксперименты над шейным узлом не были для Быкова работой в обычном смысле; с этими опытами его связывали счастливые воспоминания студенческих лет, горечь ошибки, разочарования и вера в предстоящий успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Как видите, мой друг, – закончил он шутливо, – не во всех случаях можно посоветовать ученикам следовать примеру учителя… Теперь вернемся к нервным пучкам – вашему последнему открытию. Я полагаю, что они выделяют неодинаковые вещества и этим достигаются различные результаты. Происходит это, вероятно, так. Из центральной нервной системы импульс следует электрическим разрядом по нервным проводникам до их окончаний. У точки соединения с мышцей, железой или внутренним органом из нерва выделяется росинка большой возбуждающей силы. Одно и то же вещество, выделяемое нервом, не могло бы осуществлять и возбуждение и торможение. Надо полагать, что этих веществ по меньшей мере два. Я надеюсь, Вероника Сергеевна, что вы их найдете и определите химическую природу каждого. Займитесь этим сейчас же, безотлагательно…
Странные исчезновения
В это время произошло событие, о котором много и долго толковали в институте. И Шевелевой и ее учителю оно доставило много горьких минут.
Началось с того, что аспирантка Шевелева вдруг стала подолгу исчезать из лаборатории. Происходило это с наступлением вечера, когда привыкли обыкновенно видеть ее за работой. На расспросы она. отвечала неохотно, пробовала даже утверждать, что никуда из лаборатории не отлучалась ни сегодня, ни вчера, ни позавчера. Кто-то пустил слух, что девушка вечерами появляется в университете на кафедре физиологии и исчезает в кабинете академика Ухтомского. Вслед за ней туда приходит электрофизиолог, за ними изнутри запирается дверь, и проникнуть в помещение никому не удается, Так как никто толком не знал, что творится за запертой дверью, прошел слух, что в кабинете академика образовалась «башня молчания»…
«Тайна» рассеялась на заседании сессии физиологического института Академии наук. Ухтомский сделал доклад о своем новом исследовании и с благодарностью отметил эксперименты Шевелевой, основной его помощницы в этом труде.
После окончания сессии Быков пришел к аспирантке и, не справляясь о ее опытах, как это делал обычно, сухо сказал:
– Аспирантка Шевелева, я отказываюсь от вас… Я отказываюсь осуществлять руководство вашей работой.
Таким рассерженным она еще не видела его. До чего может человек измениться! Он даже не взглянул на нее. У девушки перехватило дыхание, и она промолчала.
– У вас скверный характер, непослушные мне не нужны! При чем тут характер? Она всегда слушалась и никогда не возражала ему.
– Вы несправедливы, Константин Михайлович, – попробовала она защищаться.
Но ученый не дал ей договорить:
– Вы нарушили верность нашей школе, польстились на то, чтобы служить двум богам.
«Польстилась на то, чтобы служить двум богам! Какая несправедливость!»
– Я думала, наоборот, вам будет приятно, что аспирантка справляется с вашей работой и успевает быть полезной другим…
Могла ли она повести себя иначе? Ухтомский пригласил ее и сказал: «Я прошу вас совместно с электрофизиологом проделать работу на одиночном волокне седалищного нерва лягушки». Сказать ему «нет», «ни за что»? Обидеть прежнего учителя и друга, удивительного ученого и мыслителя?… Он так много в свое время для нее сделал, столькому ее научил…
– Я не могла поступить иначе, не сердитесь, я вас прошу.
В ответ на эту мольбу последовал поток иронических фраз и язвительная усмешка.
– Я думала, – твердила аспирантка, – что разнообразие планов двух школ поможет моему научному развитию.
Как он несправедлив! За три недели она проделала такую большую работу. До вечера трудилась здесь, рядом с кабинетом Быкова, затем допоздна, порой до полуночи, – в университете. Ухтомский всячески ей помогал. Сколько она натерпелась в его злополучном кабинете, где температура воздуха, по странному капризу академика, не превышала десяти градусов тепла! Холод все же ее одолел, она свалилась и заболела.
Быков был неумолим:
– Вы ничего не понимаете в отношениях между школами…
От этих слов ей стало больно, она поежилась, и голос ее утратил свою мягкость, голубые глаза широко раскрылись и стали круглыми. Ответ аспирантки прозвучал сухо, но все еще сдержанно:
– Я не вижу противоречий между вашими школами. Я думала, что они служат общим целям науки.
– Вы говорите глупости!
– Я не знала, что наука разделена на вотчины, границы которых переступать нельзя.
На это последовал такой поток нелюбезностей, что девушка низко опустила глаза и прошептала:
– Наш разговор не может продолжаться, извините.
– Я отказываюсь от вас, – бросил он ей на ходу, – до свиданья!
На следующий день в канцелярию института поступило заявление Быкова: он отказывался от непослушной аспирантки и просил учебную часть дать ему указания, как с ней быть.
Учебная часть была весьма озадачена: оставить аспирантку без руководителя бессмысленно – что ей в лаборатории делать одной? С другой стороны, жаль увольнять многообещающую девушку, столь талантливо проявившую себя. Ее пригласили в учебную часть, официально подтвердили, что ученый от нее отказался, и обещали по этому поводу вынести решение.
Быков перестал навещать свою прежнюю помощницу, друзья по работе стали ее избегать, некоторые перестали даже раскланиваться. Во все времена, и в войне и в мире, измену отмечают презрением. Поражало невозмутимое спокойствие аспирантки, не помышлявшей, очевидно, оставлять институт. Она продолжала аккуратно являться на работу, вывешивала на двери транспарант с надписью: «Тише, идет опыт, не мешайте!» – и оставалась в лаборатории весь день. Так проходили недели.
Еще один только раз спокойствие аспирантки было нарушено. Ей сообщили, что в ее рабочую комнату вселяют кандидата биологических наук, который будет ее руководителем.
Горькие минуты, выпавшие на долю Быкова, в известной мере извиняли его резкость. Это не была вспышка гнева, голос внезапно прорвавшихся чувств. Она причинила ему боль, хорошо знакомую тем, кому в короткие мгновения приходилось расставаться с самыми заветными мечтами. Эксперименты над шейным узлом не были для Быкова работой в обычном смысле; с этими опытами его связывали счастливые воспоминания студенческих лет, горечь ошибки, разочарования и вера в предстоящий успех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135