Привычку думать вслух, подолгу спорить с невидимым противником молодой человек приобрел в короткий срок своей учительской практики.
– Поздравляю, Александр Алексеевич, с окончанием работы, – сказал себе Рогов, – поздравляю с успехом…
Ассистент Быкова встретил свою удачу со смешанным чувством облегчения и тревоги. Он выполнил свое дело как мог, труд был сложный, нелегкий, теперь все позади, он свободен и может передохнуть. Опыты над сосудами доставили ему много счастливых часов. Сколько нового и неожиданного было в каждом эксперименте! Он привык всюду думать о них. Со старой темой он сжился, кто еще знает, что принесет с собой новая.
«Зато твердо решено, – утешал он себя, – что кора головного мозга контролирует деятельность кровеносных сосудов. Эту истину не оспоришь, двух мнений быть не может». И тут же рождались возражения. Не с тем, чтобы достигнутое объявить спорным, нет! Беседа Рогова с самим собой служила контролем, в какой мере им усвоен прежний урок.
– А как вы ответите на такой вопрос, – продолжал допрашивать себя Рогов. – Вышла, к примеру, из строя кора головного мозга – что станет с оркестром, когда дирижер не у дел?
Ассистент любил подобного рода экзамены, они давали ему возможность проверить себя, без опасения выслушать насмешку или упрек.
– Без коры головного мозга, – следует бодрый ответ, – дирижерство переходит к подкорке.
Это означало, что регулирование берет на себя сосудодвигательный центр, расположенный ниже коры мозга.
– Правильно, – соглашается Рогов, – но вы ни словом не обмолвились, как этот центр осуществляет свой контроль.
Рогов мог себе этого вопроса и не задавать. Никто еще на него не ответил. Предполагалось, что деятельность сосудов определяется участием сосудодвигательного центра и коры головного мозга, но отделить их друг от друга, расчленить то, что в нормальных условиях проявляется как целое, никто еще не пытался.
– Вот вам и тема, – приходил к заключению Рогов. – Подберите больных, у которых кора одного из полушарий утратила свой контроль над половиной тела, а следовательно, и над ее сосудистой системой, и извольте ту и другую половину изучать. В вашем распоряжении будут сосуды двоякого рода: здоровой части тела и больной. Первая отрезана от коры мозга и управляется сосудодвигательным центром, а вторая – тем и другим.
С этими мыслями Рогов предстал перед Быковым. Он не спешил их выкладывать, выжидая, что ему скажет ученый.
– Вы намерены готовиться к докторской диссертации? – одобрительно заметил Быков. – Не возражаю, пора. Я посоветовал бы вам обосноваться в больнице и там изучить болезни сосудов.
Другой не стал бы выжидать, когда ему предложат его собственный план. Выложив ученому свои соображения, он доставил бы ему истинное удовлетворение. Какой наставник не порадуется успеху ученика, его способности предвосхитить идеи учителя? Увы, Рогов не умел ладить с удачей. Он упрямо не замечал ее и обнаруживал свою благодетельницу, когда она захлопывала дверь перед самым его носом.
– Это очень интересно, – не слишком внятно ответил он, – я над этим уже думал…
Он выслушал соображения профессора и убедился, что они повторяют его собственные. Что оставалось ему делать? Рассказать о себе, о своих думах? Так ли уж важно Быкову знать, что идея ученого случайно пришла в голову его ассистенту?
Довольный тем, что своим молчанием он оградил себя от неловкого положения, Рогов добавил:
– Я, пожалуй, послушаюсь вашего совета и возьму эту тему для диссертации.
– Будьте строги к себе, – не в первый раз предупреждал профессор ассистента, – не витайте в облаках и звездных пространствах, астрономы вам этого не простят.
– Простят, и охотно, – осторожно заметил Рогов, – астрономы к нам весьма и весьма благоволят… Кеплер занимал кафедру медицины, Тихо Браге создал эликсир против повальных болезней, Коперник лечил больных, и, говорят, успешно…
Замечание вызвало у профессора улыбку.
– Что вас угораздило так далеко метнуть? Я не очень уверен в подлинности этих фактов…
Лучше бы профессору не касаться истории, тонкий знаток и ценитель ее, он в своем ассистенте имел сильного соперника. Весь свой досуг этот страстный человек посвящал науке о прошлом.
«Не только астрономы, все кому не лень занимались медициной, история на этом решительно настаивает… Искатели золота; пастухи, охотники, кузнецы, банщики, цирюльники и даже палачи соперничали с лекарями. Герцог Людвиг Вюртембургский вынужден был в конце шестнадцатого века запретить пастухам подавать помощь роженицам…»
Обо всем этом Рогов подумал, но сказал другое:
– Вашей темой я обязательно воспользуюсь…
Оркестр без дирижера
Был 1933 год, когда ассистент перенес свои исследования в клинику. Он был преисполнен готовности упорно трудиться, но ничего пока делать не мог. Кафедры физиологии Третьего Ленинградского медицинского института, где Рогова утвердили ассистентом, еще не существовало. Ее нужно было лишь создать. На учреждение новой кафедры в бывшей Обуховской больнице правительство отпустило огромную сумму, и Рогову предстояло изрядно потрудиться, прежде чем здесь возникнут условия для работы и преподавания.
Мы не станем описывать, с каким усердием ассистент бродил по складам и магазинам в поисках приборов для будущей лаборатории, как эти старания были отмечены местным комитетом профессионального союза почетной грамотой и избранием Рогова в местком. Воздадим должное трудолюбию молодого ученого – он успевал в то же время много учиться, чтобы «перестроиться, – как он говорил, – с педагогической линии на медицинские пути».
Лишь тот, кто знал Рогова с его взволнованным сердцем и неистребимой жаждой до всего докопаться, разведать и заглянуть в самый корень, все делать самому, своими руками, – мог представить себе его состояние, когда он привез свой плетисмограф в клинику и с бьющимся сердцем стал устанавливать его.
«Прежде чем браться за дело, – предупредил себя ассистент – повторим с вами, Александр Алексеевич, азы физиологии. Первое правило – не спешить, действовать размеренно, быть мягким и сердечным с испытуемым. Не одной лишь холодной логикой вникать в природу, а взволнованной мыслью. Избегать всяких фантазий и беспочвенных дум. Быков и виду не подаст, что не одобряет ваших рассуждений, выслушает, промолчит, а возможно, и скажет: «Я вам этого никогда не говорил; чем вы слушаете, друг мой?»
После такого наставления, столь похожего на нотацию учителя неуспевающему ученику, ассистент приступил к делу.
Прошло то время, когда Рогоз мог сразу приниматься за несколько дел, думать об одном и делать другое. Теперь его мысль, устремленная к цели, ничего постороннего не воспринимала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
– Поздравляю, Александр Алексеевич, с окончанием работы, – сказал себе Рогов, – поздравляю с успехом…
Ассистент Быкова встретил свою удачу со смешанным чувством облегчения и тревоги. Он выполнил свое дело как мог, труд был сложный, нелегкий, теперь все позади, он свободен и может передохнуть. Опыты над сосудами доставили ему много счастливых часов. Сколько нового и неожиданного было в каждом эксперименте! Он привык всюду думать о них. Со старой темой он сжился, кто еще знает, что принесет с собой новая.
«Зато твердо решено, – утешал он себя, – что кора головного мозга контролирует деятельность кровеносных сосудов. Эту истину не оспоришь, двух мнений быть не может». И тут же рождались возражения. Не с тем, чтобы достигнутое объявить спорным, нет! Беседа Рогова с самим собой служила контролем, в какой мере им усвоен прежний урок.
– А как вы ответите на такой вопрос, – продолжал допрашивать себя Рогов. – Вышла, к примеру, из строя кора головного мозга – что станет с оркестром, когда дирижер не у дел?
Ассистент любил подобного рода экзамены, они давали ему возможность проверить себя, без опасения выслушать насмешку или упрек.
– Без коры головного мозга, – следует бодрый ответ, – дирижерство переходит к подкорке.
Это означало, что регулирование берет на себя сосудодвигательный центр, расположенный ниже коры мозга.
– Правильно, – соглашается Рогов, – но вы ни словом не обмолвились, как этот центр осуществляет свой контроль.
Рогов мог себе этого вопроса и не задавать. Никто еще на него не ответил. Предполагалось, что деятельность сосудов определяется участием сосудодвигательного центра и коры головного мозга, но отделить их друг от друга, расчленить то, что в нормальных условиях проявляется как целое, никто еще не пытался.
– Вот вам и тема, – приходил к заключению Рогов. – Подберите больных, у которых кора одного из полушарий утратила свой контроль над половиной тела, а следовательно, и над ее сосудистой системой, и извольте ту и другую половину изучать. В вашем распоряжении будут сосуды двоякого рода: здоровой части тела и больной. Первая отрезана от коры мозга и управляется сосудодвигательным центром, а вторая – тем и другим.
С этими мыслями Рогов предстал перед Быковым. Он не спешил их выкладывать, выжидая, что ему скажет ученый.
– Вы намерены готовиться к докторской диссертации? – одобрительно заметил Быков. – Не возражаю, пора. Я посоветовал бы вам обосноваться в больнице и там изучить болезни сосудов.
Другой не стал бы выжидать, когда ему предложат его собственный план. Выложив ученому свои соображения, он доставил бы ему истинное удовлетворение. Какой наставник не порадуется успеху ученика, его способности предвосхитить идеи учителя? Увы, Рогов не умел ладить с удачей. Он упрямо не замечал ее и обнаруживал свою благодетельницу, когда она захлопывала дверь перед самым его носом.
– Это очень интересно, – не слишком внятно ответил он, – я над этим уже думал…
Он выслушал соображения профессора и убедился, что они повторяют его собственные. Что оставалось ему делать? Рассказать о себе, о своих думах? Так ли уж важно Быкову знать, что идея ученого случайно пришла в голову его ассистенту?
Довольный тем, что своим молчанием он оградил себя от неловкого положения, Рогов добавил:
– Я, пожалуй, послушаюсь вашего совета и возьму эту тему для диссертации.
– Будьте строги к себе, – не в первый раз предупреждал профессор ассистента, – не витайте в облаках и звездных пространствах, астрономы вам этого не простят.
– Простят, и охотно, – осторожно заметил Рогов, – астрономы к нам весьма и весьма благоволят… Кеплер занимал кафедру медицины, Тихо Браге создал эликсир против повальных болезней, Коперник лечил больных, и, говорят, успешно…
Замечание вызвало у профессора улыбку.
– Что вас угораздило так далеко метнуть? Я не очень уверен в подлинности этих фактов…
Лучше бы профессору не касаться истории, тонкий знаток и ценитель ее, он в своем ассистенте имел сильного соперника. Весь свой досуг этот страстный человек посвящал науке о прошлом.
«Не только астрономы, все кому не лень занимались медициной, история на этом решительно настаивает… Искатели золота; пастухи, охотники, кузнецы, банщики, цирюльники и даже палачи соперничали с лекарями. Герцог Людвиг Вюртембургский вынужден был в конце шестнадцатого века запретить пастухам подавать помощь роженицам…»
Обо всем этом Рогов подумал, но сказал другое:
– Вашей темой я обязательно воспользуюсь…
Оркестр без дирижера
Был 1933 год, когда ассистент перенес свои исследования в клинику. Он был преисполнен готовности упорно трудиться, но ничего пока делать не мог. Кафедры физиологии Третьего Ленинградского медицинского института, где Рогова утвердили ассистентом, еще не существовало. Ее нужно было лишь создать. На учреждение новой кафедры в бывшей Обуховской больнице правительство отпустило огромную сумму, и Рогову предстояло изрядно потрудиться, прежде чем здесь возникнут условия для работы и преподавания.
Мы не станем описывать, с каким усердием ассистент бродил по складам и магазинам в поисках приборов для будущей лаборатории, как эти старания были отмечены местным комитетом профессионального союза почетной грамотой и избранием Рогова в местком. Воздадим должное трудолюбию молодого ученого – он успевал в то же время много учиться, чтобы «перестроиться, – как он говорил, – с педагогической линии на медицинские пути».
Лишь тот, кто знал Рогова с его взволнованным сердцем и неистребимой жаждой до всего докопаться, разведать и заглянуть в самый корень, все делать самому, своими руками, – мог представить себе его состояние, когда он привез свой плетисмограф в клинику и с бьющимся сердцем стал устанавливать его.
«Прежде чем браться за дело, – предупредил себя ассистент – повторим с вами, Александр Алексеевич, азы физиологии. Первое правило – не спешить, действовать размеренно, быть мягким и сердечным с испытуемым. Не одной лишь холодной логикой вникать в природу, а взволнованной мыслью. Избегать всяких фантазий и беспочвенных дум. Быков и виду не подаст, что не одобряет ваших рассуждений, выслушает, промолчит, а возможно, и скажет: «Я вам этого никогда не говорил; чем вы слушаете, друг мой?»
После такого наставления, столь похожего на нотацию учителя неуспевающему ученику, ассистент приступил к делу.
Прошло то время, когда Рогоз мог сразу приниматься за несколько дел, думать об одном и делать другое. Теперь его мысль, устремленная к цели, ничего постороннего не воспринимала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135