муравьи убегают от синей, фиолетовой и ультрафиолетовой окраски и не обращают внимания на красную; пчелы, наоборот, различают ее… Не очень щедро природа одарила и человека. Говорят, что наш глаз и ухо – удивительнейшее произведение технического искусства, но в сравнении с аппаратами современной лаборатории наше зрение и слух грубы. Фотографическая пластинка, соединенная с телескопом, открывает в небе миры, свет которых не производит ни малейшего впечатления на сетчатку глаза. Мы никогда не различим того, что можем увидеть лишь сквозь стекла микроскопа. От ультрафиолетового цвета до крайних пределов спектра насчитывается до девяти октав световых колебаний; нам из них доступна лишь одна…
Ученый подолгу и с увлечением беседовал с ней, просил без стеснения обращаться к нему за советом и помощью.
Однажды он предложил ей отправиться с ним в экспедицию в высокогорные районы Кавказа.
– Вы прекрасно умеете определять газообмен, – сказал он, – знаете аппаратуру и будете нам полезной. Нас интересует влияние разреженной атмосферы на организм.
Ей польстило внимание ученого, и все же она спросила:
– Вы полагаете, что эта работа будет также полезна и для меня?
Он не расслышал прозвучавшей иронии и поспешил ее заверить:
– Разумеется да! Вас ждет серьезная практика.
– А если исследования придется вести на людях, – продолжала она, – возможно, и на вас, как вы к этому отнесетесь?
Он заверил ее, что все охотно придут ей на помощь, в испытуемых недостатка не будет…
Быков вскоре убедился, что его робкая сотрудница умеет быть твердой, неумолимой, способна настойчиво домогаться ответа, не отступать, пока не добьется своего. По приезде на место она тут же определила количество поглощаемого им кислорода и выдыхаемой углекислоты и объявила, что будет опыты ставить именно на нем. Где бы они ни находились, усердная сотрудница являлась к нему рано утром с табуретом. Ни протесты, ни жалобы не могли ее тронуть, она без слов приступала к делу. Он поднимался на табурет, проделывал по ее требованию упражнения, терпеливо отдаляя минуты предстоящего завтрака. Нельзя было смотреть без улыбки, как эта маленькая девушка командовала солидным и рослым ученым, распекала его и требовала точности в движениях. Он просил извинения, смущался и в оправдание говорил, что высокий рост в молодости имеет нечто благородное и не лишен приятности, но под старость он становится в тягость. Маленькой Ольнянской это должно было служить утешением.
– Вы замучаете меня! – сердился ученый, завидев ее с табуретом в руках. – Мне некогда сегодня, у меня каждая минута рассчитана.
Этот довод нисколько ее не убеждал – все отлично знали, что меньше всего у Быкова рассчитано время.
– Не срывайте мою работу, – строго заявляла она, – у нас общая цель, я делаю это не для себя. Цивилизованный человек, говорили вы, весьма усердствует в трех вещах: он слишком много сидит, слишком много ест и слишком много думает… Гимнастика вам не повредит.
И в Пятигорске и в горах на высоте в два километра над уровнем моря диалог повторялся с неизменным результатом для начальника экспедиции.
Ольнянская жаловалась сотрудникам, что ей трудно с ним совладать: с завтраком подождать ему невмоготу, лишний раз подняться на табурет он не хочет.
Однажды она заметила, что задолго до упражнений у ее испытуемого повышается газообмен. Она была уже готова объяснить происшедшее нежеланием Быкова проводить упражнения, но спохватилась. Разве газообмен зависит от нас? В нашей ли воле заставить клетки поглощать больше или меньше кислорода?
– У вас происходят странные вещи, – сказала девушка, – я получаю временами не то…
– Как так не то? Говорите яснее.
– Очень просто: у вас повышается обмен прежде, чем вы еще приблизились к табурету.
– Проверьте методику, – посоветовал он ей. – То, что вы говорите, лишено смысла.
– У меня все в порядке, – уверяла она его, – проверьте сами, я вас прошу.
Быков знал аккуратность своей помощницы и все-таки сказал:
– Мы посвятили себя столь важному делу, что не можем себе позволить быть легковерными.
Странное явление вновь повторилось, но найти ему объяснение не удалось. Экспедиция покидала горные районы и возвращалась в Ленинград.
Ольнянской не повезло, ее работа, проделанная в горах, осталась без применения и в отчет экспедиции не вошла.
В Ленинграде маленькая сотрудница зачастила к ученому. Она терпеливо выжидала, когда он останется один, и робко приступала к объяснениям. Быков знал наперед, о чем будет речь, предвидел длинную беседу, настойчивые просьбы и молчание, от которого становится не по себе.
– В физиологии не должно быть научного брака, – говорила она, – тут что-то есть, мы должны разобраться.
– Почему вы так настаиваете на этих материалах? – спрашивал он. – Займемся чем-нибудь другим.
Девушка деловито ему объясняла, что ни о чем другом не может быть речи.
Напрасно ученый пытался ее переубедить, доказывал примерами, как гибельно держаться былых заблуждений.
Надо иметь мужество отказаться от них. Иоганн Мюллер сжег свои первые научные труды, основанные на идеалистических ошибках натурфилософов.
Она спокойно выслушивала его, но не уступала. Непоколебимой уверенностью звучали ее утверждения, что внутреннее чувство имеет свои закономерности. История знает немало примеров, когда интуиция оказывалась сильнее доводов рассудка. Надо себе раз навсегда уяснить, почему газообмен поднимался у испытуемого, как только он приближался к табурету.
Маленькая упрямица добилась своего: Быков предложил ей повести эти исследования на людях.
– Повторите с ними то, что вы проделывали со мной. Очень возможно, что у них образуется временная связь между обстановкой лаборатории и процессом газообмена…
Что же вынудило Быкова согласиться с Ольнянской и даже предсказать ей успех? Доводы ли сотрудницы на него повлияли, или помощь неожиданно явилась со стороны – случайное наблюдение оплодотворило мысль ученого?
Ни то, ни другое. Не в правилах Быкова стеснять инициативу учеников…
Ассистентка находит погрешности в человеческой природе
Новые опыты ничем не отличались от тех, которые проводились в горах, где Быков представлял собой испытуемого.
– Приготовьтесь к опыту! – властно звучала ее команда.
Исследуемый вставал, чтобы исполнить ее приказание. В ход пускался метроном, и тотчас следовала вторая команда:
– Начинайте работу!
Человек взбирался на табурет, спускался на пол и вновь поднимался. Физическое напряжение все более нарастало, учащалось дыхание, росло потребление кислорода. Упражнение повторяли шестнадцать раз; за словесным приказанием следовал стук метронома. На семнадцатый раз звучание аппарата уже задолго до начала упражнения резко повышало дыхание, потребление кислорода усиливалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Ученый подолгу и с увлечением беседовал с ней, просил без стеснения обращаться к нему за советом и помощью.
Однажды он предложил ей отправиться с ним в экспедицию в высокогорные районы Кавказа.
– Вы прекрасно умеете определять газообмен, – сказал он, – знаете аппаратуру и будете нам полезной. Нас интересует влияние разреженной атмосферы на организм.
Ей польстило внимание ученого, и все же она спросила:
– Вы полагаете, что эта работа будет также полезна и для меня?
Он не расслышал прозвучавшей иронии и поспешил ее заверить:
– Разумеется да! Вас ждет серьезная практика.
– А если исследования придется вести на людях, – продолжала она, – возможно, и на вас, как вы к этому отнесетесь?
Он заверил ее, что все охотно придут ей на помощь, в испытуемых недостатка не будет…
Быков вскоре убедился, что его робкая сотрудница умеет быть твердой, неумолимой, способна настойчиво домогаться ответа, не отступать, пока не добьется своего. По приезде на место она тут же определила количество поглощаемого им кислорода и выдыхаемой углекислоты и объявила, что будет опыты ставить именно на нем. Где бы они ни находились, усердная сотрудница являлась к нему рано утром с табуретом. Ни протесты, ни жалобы не могли ее тронуть, она без слов приступала к делу. Он поднимался на табурет, проделывал по ее требованию упражнения, терпеливо отдаляя минуты предстоящего завтрака. Нельзя было смотреть без улыбки, как эта маленькая девушка командовала солидным и рослым ученым, распекала его и требовала точности в движениях. Он просил извинения, смущался и в оправдание говорил, что высокий рост в молодости имеет нечто благородное и не лишен приятности, но под старость он становится в тягость. Маленькой Ольнянской это должно было служить утешением.
– Вы замучаете меня! – сердился ученый, завидев ее с табуретом в руках. – Мне некогда сегодня, у меня каждая минута рассчитана.
Этот довод нисколько ее не убеждал – все отлично знали, что меньше всего у Быкова рассчитано время.
– Не срывайте мою работу, – строго заявляла она, – у нас общая цель, я делаю это не для себя. Цивилизованный человек, говорили вы, весьма усердствует в трех вещах: он слишком много сидит, слишком много ест и слишком много думает… Гимнастика вам не повредит.
И в Пятигорске и в горах на высоте в два километра над уровнем моря диалог повторялся с неизменным результатом для начальника экспедиции.
Ольнянская жаловалась сотрудникам, что ей трудно с ним совладать: с завтраком подождать ему невмоготу, лишний раз подняться на табурет он не хочет.
Однажды она заметила, что задолго до упражнений у ее испытуемого повышается газообмен. Она была уже готова объяснить происшедшее нежеланием Быкова проводить упражнения, но спохватилась. Разве газообмен зависит от нас? В нашей ли воле заставить клетки поглощать больше или меньше кислорода?
– У вас происходят странные вещи, – сказала девушка, – я получаю временами не то…
– Как так не то? Говорите яснее.
– Очень просто: у вас повышается обмен прежде, чем вы еще приблизились к табурету.
– Проверьте методику, – посоветовал он ей. – То, что вы говорите, лишено смысла.
– У меня все в порядке, – уверяла она его, – проверьте сами, я вас прошу.
Быков знал аккуратность своей помощницы и все-таки сказал:
– Мы посвятили себя столь важному делу, что не можем себе позволить быть легковерными.
Странное явление вновь повторилось, но найти ему объяснение не удалось. Экспедиция покидала горные районы и возвращалась в Ленинград.
Ольнянской не повезло, ее работа, проделанная в горах, осталась без применения и в отчет экспедиции не вошла.
В Ленинграде маленькая сотрудница зачастила к ученому. Она терпеливо выжидала, когда он останется один, и робко приступала к объяснениям. Быков знал наперед, о чем будет речь, предвидел длинную беседу, настойчивые просьбы и молчание, от которого становится не по себе.
– В физиологии не должно быть научного брака, – говорила она, – тут что-то есть, мы должны разобраться.
– Почему вы так настаиваете на этих материалах? – спрашивал он. – Займемся чем-нибудь другим.
Девушка деловито ему объясняла, что ни о чем другом не может быть речи.
Напрасно ученый пытался ее переубедить, доказывал примерами, как гибельно держаться былых заблуждений.
Надо иметь мужество отказаться от них. Иоганн Мюллер сжег свои первые научные труды, основанные на идеалистических ошибках натурфилософов.
Она спокойно выслушивала его, но не уступала. Непоколебимой уверенностью звучали ее утверждения, что внутреннее чувство имеет свои закономерности. История знает немало примеров, когда интуиция оказывалась сильнее доводов рассудка. Надо себе раз навсегда уяснить, почему газообмен поднимался у испытуемого, как только он приближался к табурету.
Маленькая упрямица добилась своего: Быков предложил ей повести эти исследования на людях.
– Повторите с ними то, что вы проделывали со мной. Очень возможно, что у них образуется временная связь между обстановкой лаборатории и процессом газообмена…
Что же вынудило Быкова согласиться с Ольнянской и даже предсказать ей успех? Доводы ли сотрудницы на него повлияли, или помощь неожиданно явилась со стороны – случайное наблюдение оплодотворило мысль ученого?
Ни то, ни другое. Не в правилах Быкова стеснять инициативу учеников…
Ассистентка находит погрешности в человеческой природе
Новые опыты ничем не отличались от тех, которые проводились в горах, где Быков представлял собой испытуемого.
– Приготовьтесь к опыту! – властно звучала ее команда.
Исследуемый вставал, чтобы исполнить ее приказание. В ход пускался метроном, и тотчас следовала вторая команда:
– Начинайте работу!
Человек взбирался на табурет, спускался на пол и вновь поднимался. Физическое напряжение все более нарастало, учащалось дыхание, росло потребление кислорода. Упражнение повторяли шестнадцать раз; за словесным приказанием следовал стук метронома. На семнадцатый раз звучание аппарата уже задолго до начала упражнения резко повышало дыхание, потребление кислорода усиливалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135