– спросил он. – Если я отказываюсь восхищаться увечными ногами, меня уже считают предателем?
– Ноги женщин не увечны, – продолжил Во, – они красивы и достойны названия «бутон лотоса».
– Бутон лотоса, – хмыкнул Чен. – Если бы я был лотосом, я бы расплакался, услышав, как оскверняют мое имя.
– Во Чен!
Казалось, меч прорезал воздух над головой юноши, и он послушно замолчал.
– Из четырех сыновей, которых мне родила твоя мать, ты остался один, и тебе носить славное имя Во. – Голос главы семьи дрожал от ярости. – Только ты передашь это имя своим сыновьям, и только те, кто носит имя Во, смогут преклонить колени перед могилами наших славных предков. Как ты хорошо знаешь, мой непослушный сын, без уважения ни один человек не сможет жить после смерти. Я боюсь смерти имени Во больше, чем своей, потому что, если мой собственный сын не почитает меня при жизни, кто станет почитать меня, когда я присоединюсь к нашим предкам?
Сарина молча стояла, ожидая, что ответит Чен, но лицо юноши снова превратилось в непроницаемую маску. Низко поклонившись сначала отцу, потом Сарине, он со спокойным достоинством направился к двери.
– Куда ты идешь? – крикнул Во ему вслед.
– К Янь У, – раздался сдержанный ответ. – Надеюсь, у него спала лихорадка.
– Его лихорадкой займутся врачи, которые лечат крестьян. Это не твое дело.
Чен обернулся, и легкий румянец гнева окрасил его бледные щеки.
– Здоровье каждого крестьянина – это мое дело, отец, поскольку они связаны с нами так же крепко, как и мы с ними. Если они заболеют и не смогут работать, кто будет обрабатывать землю? Кто позаботится об урожае? Кто проследит за кормом для твоих бесценных шелковичных червей? Может, ты сам, отец?
Какое-то мгновение Сарина была уверена, что отец и сын сейчас бросятся друг на друга, но этот ужасный миг быстро прошел.
– Иди к своим крестьянам, – сказал Во, подавив гнев, – потому что, видят боги, наставить на путь истинный тебя невозможно.
Когда Чен ушел, Во взял Сарину под руку и грустно улыбнулся.
– Может, я, сам того не ведая, прогневал богов, когда был молодым, и за эти прегрешения они наказали меня, лишив остальных сыновей. Моя наложница рожает только девочек. У нее дважды появлялись на свет мертвые мальчики и три раза здоровые дочки, – говорил он, ведя Сарину по длинному коридору. – Хоть женщины этого дома и не способны подарить мне сыновей, они радуют меня красивой музыкой. Идемте – и вы сами услышите.
Они вошли в маленькую комнату, украшенную множеством глиняных горшков с растениями, единственную мебель которой составляли два стула с низкими спинками и большие парчовые подушки, разбросанные на голом полу. Раздвижные бумажные панели, ведущие во двор, были наполовину открыты, и легкий ветерок гулял по комнате, шелестя листьями растений. Указав Сарине на один из стульев, Во сел на подушку рядом с ней, и в ту же минуту в комнату вошли Сюе и Ли в сопровождении слуг. Как только женщины сели на шелковые подушки, один из слуг вручил им маленькие инструменты, по форме напоминающие скрипку. Настроив их, они, вместо того чтобы начать играть, положили их на колени и замерли в ожидании.
Несколько минут спустя дверь отворилась и в комнату вплыла молодая девушка в свободной серой блузке и длинной, в складку серой юбке. Ее одежда свидетельствовала о том, что она из прислуги. Девушка поклонилась Ли, но лицо наложницы осталось холодно-невозмутимым, тогда как Сюе в ответ на поклон тепло улыбнулась.
– Это Мэй, личная служанка моей жены, – тихо сказал Во Сарине. – У нее такой нежный голос, что порой ей удается выжать слезы из самых сильных мужчин.
Интересно, не себя ли он имеет в виду, подумала Сарина, но в этот момент Мэй к ней повернулась, и она мгновенно забыла слова Во. Она никогда не видела такой совершенной красоты и изящества. Рядом с Мэй Ли выглядела размалеванной куклой, пародией на истинную красоту.
Ее густые, блестящие черные волосы, заплетенные в две толстые косы, были уложены кольцами вокруг маленьких, изящных ушек. На лице не было и следа рисовой пудры, и румянец, заливавший чуть припухлые щеки, был подарен ей природой. Ее маленький широкий нос казался еще меньше благодаря необычно большим и выразительным миндалевидным глазам, а когда она с улыбкой поклонилась Сарине, а затем Во, ее крошечные розовые губы обнажили жемчуг зубов.
Во поманил ее пальцем и представил Сарине, которая совсем растерялась, когда Мэй приятным голосом с легким акцентом поздоровалась с ней по-английски.
– Я очень рада познакомиться с вами, мисс Пейдж, – сказала девушка с ясной улыбкой, – и молю богов, чтобы они благословили ваше пребывание здесь.
Очарованная красотой и искренним дружелюбием, Сарина решила, что в Мэй она уж точно обретет друга. Но лицо Во выражало недовольство. Все время, пока Мэй говорила, он с нескрываемым раздражением смотрел на нее.
– Кажется, я слишком поторопился, – сказал он наконец, – пригласив мисс Пейдж в качестве учителя, ибо в этих стенах обитают другие люди, чей английский день ото дня становится все совершеннее.
Румянец на щеках Мэй стал ярче, и на мгновение она пришла в замешательство, но быстро овладела собой и, почтительно опустив глаза, пробормотала:
– Хозяин так добр ко мне.
Затем она направилась к своему месту напротив Сюе и Ли. Теряясь в догадках, что, собственно, вызвало недовольство главы семьи, Сарина перевела взгляд на задумчивое лицо Во. Но уже в следующее мгновение Сюе и Ли ударили по струнам, и маленькая комната наполнилась мелодией невиданной нежности. Мэй сцепила руки перед собой, чуть откинула голову, закрыла глаза и вдруг запела.
Она пела так проникновенно, что Сарина как завороженная застыла на стуле и ее сердце бешено забилось. Она не понимала слов, но чувства, наполнявшие эти слова, пробудили в ее груди нежное и горестное томление. Очевидно, Мэй пела о запретной любви, и странные, полузабытые ощущения охватили Сарину.
Пара сильных рук держала ее в объятиях, крепкое, мускулистое тело прижималось к ее телу, склоняя уступить и сдаться. Она чувствовала, как желанные губы приближаются к ее губам, и затрепетала, когда ощутила удивительное чувство единения. Сарина с силой тряхнула головой, и видение рассыпалось на маленькие кусочки мозаики, но золотистые глаза выдавали ее. Они сверкали бусинками слез, точно такими же, как те, что проложили серебристые дорожки по щекам Мэй.
Мэй продолжала петь, и Сарина украдкой бросила взгляд на Во. Он сидел с закрытыми глазами и, казалось, спал. Отведя взгляд, она вздрогнула и выпрямилась на стуле. На одной из полупрозрачных белых панелей, ведущих во внутренний двор, обозначился темный силуэт. Через мгновение силуэт расплылся, и в дверном проеме появилась фигура мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Ноги женщин не увечны, – продолжил Во, – они красивы и достойны названия «бутон лотоса».
– Бутон лотоса, – хмыкнул Чен. – Если бы я был лотосом, я бы расплакался, услышав, как оскверняют мое имя.
– Во Чен!
Казалось, меч прорезал воздух над головой юноши, и он послушно замолчал.
– Из четырех сыновей, которых мне родила твоя мать, ты остался один, и тебе носить славное имя Во. – Голос главы семьи дрожал от ярости. – Только ты передашь это имя своим сыновьям, и только те, кто носит имя Во, смогут преклонить колени перед могилами наших славных предков. Как ты хорошо знаешь, мой непослушный сын, без уважения ни один человек не сможет жить после смерти. Я боюсь смерти имени Во больше, чем своей, потому что, если мой собственный сын не почитает меня при жизни, кто станет почитать меня, когда я присоединюсь к нашим предкам?
Сарина молча стояла, ожидая, что ответит Чен, но лицо юноши снова превратилось в непроницаемую маску. Низко поклонившись сначала отцу, потом Сарине, он со спокойным достоинством направился к двери.
– Куда ты идешь? – крикнул Во ему вслед.
– К Янь У, – раздался сдержанный ответ. – Надеюсь, у него спала лихорадка.
– Его лихорадкой займутся врачи, которые лечат крестьян. Это не твое дело.
Чен обернулся, и легкий румянец гнева окрасил его бледные щеки.
– Здоровье каждого крестьянина – это мое дело, отец, поскольку они связаны с нами так же крепко, как и мы с ними. Если они заболеют и не смогут работать, кто будет обрабатывать землю? Кто позаботится об урожае? Кто проследит за кормом для твоих бесценных шелковичных червей? Может, ты сам, отец?
Какое-то мгновение Сарина была уверена, что отец и сын сейчас бросятся друг на друга, но этот ужасный миг быстро прошел.
– Иди к своим крестьянам, – сказал Во, подавив гнев, – потому что, видят боги, наставить на путь истинный тебя невозможно.
Когда Чен ушел, Во взял Сарину под руку и грустно улыбнулся.
– Может, я, сам того не ведая, прогневал богов, когда был молодым, и за эти прегрешения они наказали меня, лишив остальных сыновей. Моя наложница рожает только девочек. У нее дважды появлялись на свет мертвые мальчики и три раза здоровые дочки, – говорил он, ведя Сарину по длинному коридору. – Хоть женщины этого дома и не способны подарить мне сыновей, они радуют меня красивой музыкой. Идемте – и вы сами услышите.
Они вошли в маленькую комнату, украшенную множеством глиняных горшков с растениями, единственную мебель которой составляли два стула с низкими спинками и большие парчовые подушки, разбросанные на голом полу. Раздвижные бумажные панели, ведущие во двор, были наполовину открыты, и легкий ветерок гулял по комнате, шелестя листьями растений. Указав Сарине на один из стульев, Во сел на подушку рядом с ней, и в ту же минуту в комнату вошли Сюе и Ли в сопровождении слуг. Как только женщины сели на шелковые подушки, один из слуг вручил им маленькие инструменты, по форме напоминающие скрипку. Настроив их, они, вместо того чтобы начать играть, положили их на колени и замерли в ожидании.
Несколько минут спустя дверь отворилась и в комнату вплыла молодая девушка в свободной серой блузке и длинной, в складку серой юбке. Ее одежда свидетельствовала о том, что она из прислуги. Девушка поклонилась Ли, но лицо наложницы осталось холодно-невозмутимым, тогда как Сюе в ответ на поклон тепло улыбнулась.
– Это Мэй, личная служанка моей жены, – тихо сказал Во Сарине. – У нее такой нежный голос, что порой ей удается выжать слезы из самых сильных мужчин.
Интересно, не себя ли он имеет в виду, подумала Сарина, но в этот момент Мэй к ней повернулась, и она мгновенно забыла слова Во. Она никогда не видела такой совершенной красоты и изящества. Рядом с Мэй Ли выглядела размалеванной куклой, пародией на истинную красоту.
Ее густые, блестящие черные волосы, заплетенные в две толстые косы, были уложены кольцами вокруг маленьких, изящных ушек. На лице не было и следа рисовой пудры, и румянец, заливавший чуть припухлые щеки, был подарен ей природой. Ее маленький широкий нос казался еще меньше благодаря необычно большим и выразительным миндалевидным глазам, а когда она с улыбкой поклонилась Сарине, а затем Во, ее крошечные розовые губы обнажили жемчуг зубов.
Во поманил ее пальцем и представил Сарине, которая совсем растерялась, когда Мэй приятным голосом с легким акцентом поздоровалась с ней по-английски.
– Я очень рада познакомиться с вами, мисс Пейдж, – сказала девушка с ясной улыбкой, – и молю богов, чтобы они благословили ваше пребывание здесь.
Очарованная красотой и искренним дружелюбием, Сарина решила, что в Мэй она уж точно обретет друга. Но лицо Во выражало недовольство. Все время, пока Мэй говорила, он с нескрываемым раздражением смотрел на нее.
– Кажется, я слишком поторопился, – сказал он наконец, – пригласив мисс Пейдж в качестве учителя, ибо в этих стенах обитают другие люди, чей английский день ото дня становится все совершеннее.
Румянец на щеках Мэй стал ярче, и на мгновение она пришла в замешательство, но быстро овладела собой и, почтительно опустив глаза, пробормотала:
– Хозяин так добр ко мне.
Затем она направилась к своему месту напротив Сюе и Ли. Теряясь в догадках, что, собственно, вызвало недовольство главы семьи, Сарина перевела взгляд на задумчивое лицо Во. Но уже в следующее мгновение Сюе и Ли ударили по струнам, и маленькая комната наполнилась мелодией невиданной нежности. Мэй сцепила руки перед собой, чуть откинула голову, закрыла глаза и вдруг запела.
Она пела так проникновенно, что Сарина как завороженная застыла на стуле и ее сердце бешено забилось. Она не понимала слов, но чувства, наполнявшие эти слова, пробудили в ее груди нежное и горестное томление. Очевидно, Мэй пела о запретной любви, и странные, полузабытые ощущения охватили Сарину.
Пара сильных рук держала ее в объятиях, крепкое, мускулистое тело прижималось к ее телу, склоняя уступить и сдаться. Она чувствовала, как желанные губы приближаются к ее губам, и затрепетала, когда ощутила удивительное чувство единения. Сарина с силой тряхнула головой, и видение рассыпалось на маленькие кусочки мозаики, но золотистые глаза выдавали ее. Они сверкали бусинками слез, точно такими же, как те, что проложили серебристые дорожки по щекам Мэй.
Мэй продолжала петь, и Сарина украдкой бросила взгляд на Во. Он сидел с закрытыми глазами и, казалось, спал. Отведя взгляд, она вздрогнула и выпрямилась на стуле. На одной из полупрозрачных белых панелей, ведущих во внутренний двор, обозначился темный силуэт. Через мгновение силуэт расплылся, и в дверном проеме появилась фигура мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91