Тогда он не узнает, где был. Наболтаю, мол, это армейское спецучение, и договорюсь, чтоб отец наградил его медалькой или выдал какое-нибудь удостоверение по мастерству пилотажа.
А отец Дионисио был убежден: раз армия – слуга народа, значит, в мирное время и должна ему служить. Естественно, про завязывание глаз он ничего не знал, а потому согласился, когда сын ему позвонил, и они условились, что Дионисио встретит вертолет на площади в Ипасуэно и пилот будет выполнять его инструкции. Так все и произошло.
Приземление громадной машины на площади Ипасуэно вызвало адский хаос: все бросились врассыпную в погоню за сдутыми воздушным потоком сомбреро. Дионисио и ягуары забрались внутрь, положив начало легенде (существующей до сих пор), что они вознеслись на небеса на огненных колесах, описанных в книге пророка Иезекииля. Дионисио ухитрился-таки убедить пилота, что в план учений входит приобретение навыков полета вслепую. Он нес что-то совсем несуразное: мол, пилот может ослепнуть при газовой атаке, и тогда придется управлять машиной по устным указаниям экипажа. Нужно добавить, что на борту находились еще четверо военнослужащих из инженерного военно-воздушного полка, но они сидели в хвосте и даже при желании не смогли бы запомнить маршрута.
Не знаю, каким образом Дионисио Виво сумел в воздухе определить направление (говорят, он не совсем тот, кем кажется), но машина прибыла на нашу площадь, вызвав такое же смятение, как и в Ипасуэно. В полуденном зное поднялось особенно удушливое пыльное облако, и уж один-то невинный цыпленок, в вихре лопастей разбрызгивая кровь и перья в количестве, несообразном своему размеру, точно отдал богу душу.
В путешествие отправились Антуан и дон Эммануэль, поскольку тракторы были их, я (по приглашению Антуана), Аурелио, принявший от Дионисио обязанности штурмана, Серхио и Мисаэль. Значит, вместе с четырьмя бортинженерами и пилотом нас было одиннадцать человек, вооруженных штыковыми и совковыми лопатами, хотя еще много наших поместилось бы в этой машине войны, вероятно, купленной правительством у янки за валютные бананы и изумруд.
Аурелио не стал завязывать пилоту глаза, утверждая, что к концу поездки летчик не вспомнит, где был; в вышеуказанных целях индеец всю дорогу окуривал пилота отвратительным зельем. Как обычно, Аурелио нарядился в традиционную одежду своего народа, а дополняла ее длинная коса, какую вообще-то вряд ли увидишь теперь у аймара.
Дон Эммануэль, как всегда, сильно смущал всех своим поведением; он как живой стоит у меня перед глазами – мочится с вертолета, «потому что ему всегда нравилось прописывать дырочки в снегу». Его, казалось, совсем не беспокоило то обстоятельство, что он раскачивается над тремя сотнями метров пустоты, и приземление вышло бы отнюдь не мягким. Не подумав об ужасном холоде на высоте, он не надел рубашку и только заткнул пупок сероватым комочком ваты. Дон Эммануэль утверждал, что ватка пропитана спиртом, а носит он ее потому, что как-то вечерком Фелисидад сочла возможным исследовать указательным пальчиком бездонные глубины вышеупомянутого пупка и заявила, что он вонючий и весь в пуху. Дон Эммануэль поклялся избавиться от подобного рода «хренолюндий» в пупке и очень расстроился, обнаружив, что, пока мочился, ватку выдуло потоком воздуха. Мисаэль отметил, что дон Эммануэль избежал бы столь огорчительной неловкости, не выпирай у него так сильно живот.
Путешествие заняло не больше часа, что поразило Серхио, помнившего, как много потребовалось дней, чтобы пройти весь путь пешком со скотиной и караванами мулов. Полет впечатлял. Мы летели между остроконечными вершинами и над долинами совсем низко, поскольку так теплее, да еще пилот сказал, что так меньше расходуется горючего. Мы видели множество крохотных индейских поселений, разбросанных в зарослях, стада викуний и лам, в испуге мчавшиеся под нами, и выработанные рудники, что когда-то наполняли сундуки домов Кастильи и Арагонов. В одном месте вибрация воздушной машины вызвала зрелищный сход лавины; сверху снежный каскад выглядел как сама невинность, величие и красота, но помоги Господь тому, кто мог под ним оказаться. Более мертвую смерть трудно представить.
Выяснилось, что по указке Аурелио мы постепенно снижаемся, потому что воздух стал ощутимо густым и липким даже в кабине; внизу возникли леса, растительность стала пышнее. Летя над раскинувшимся лесом, мы заметили тонкую струйку дыма; Аурелио сказал, это его жена Кармен добывает каучук. Про Аурелио говорят, что он может находиться с женой в джунглях и одновременно – с нами в Кочадебахо де лос Гатос, и никто, даже Кармен, не знает, какой Аурелио настоящий.
Пролетев над лесом, мы устремились туда, где протекала Мула. Серхио и Мисаэль разинули рты: местность совершенно переменилась с тех пор, как они жили тут до наводнения, виднелись одни крыши домов, но и их уже сильно затушевала пробившаяся поросль. Джунгли заявляли свои права на земли, и Аурелио, похоже, это очень нравилось. Кстати, он рассказал нам, что, создавая растения и животных, Бог радостнее всего трудился над сотворением кактуса и дормидеры – гигантской черной анаконды, которая спит так крепко, что ее храп не дает уснуть всем зверям в джунглях – разносится громкое эхо, да к тому же у нее воняет изо рта.
Мисаэль и Серхио разглядели крышу имения донны Констанцы и скрючились в неудержимом припадке смеха. Дон Эммануэль объяснил мне: Мула изменила русло и протекала теперь точнехонько через бассейн донны Констанцы. Я так и не понял, что тут смешного.
Мы подлетели к месту, где раньше располагалась хасьенда дона Эммануэля; вертолету пришлось зависнуть, и четыре бортинженера спустились на лебедке, чтобы расчистить в зарослях посадочную площадку. Машина приземлилась, и мы стали прорубать дорогу к сараю с трактором, где увидели, что все погребено под полутораметровым слоем наносного ила и опутано лианами.
В полдень на равнине стояла одуряющая жара. Добавьте адское зудение насекомых, и станет ясно: я чувствовал себя, словно в чистилище; надеюсь, этот опыт никогда не повторится. Единственная светлая сторона – мы видели много зверей, которые нас совершенно не боялись, потому что никогда не встречались с человеком. Мы увидели сумчатого волка – форменная лиса на ходулях, – разглядели исполинского козодоя, прикинувшегося веткой. Еще муравьеда с детенышем на спине и капибару, которую Аурелио назвал «властелином трав». Кроме того, встретились с кнутовидной змеей и с древесной ящерицей – она тащила во рту птичье яйцо. Дома из капибары получилась вкуснотища.
Мы обливались потом и кряхтели, разбирая крышу сарая, и снова обливались потом и кряхтели, обрубая лианы и откапывая трактор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109