Президент взял сверток и принялся гадать, что внутри. На одной гипотезе мадам Веракрус скорчила гримаску:
– Ничего такого нам не нужно, раз у тебя теперь есть эта новая штуковина, – сказала она.
Его превосходительство развернул бумагу и увидел ветку. Он растерялся.
– Что это такое?
– Веточка.
– Да, но она для чего, эта ветка?
– Это наше домашнее животное, глупый.
– Домашнее животное? Какое же это домашнее животное? Может, посадить на нее попугая или кого там? Тогда будет домашнее животное?
– Это сейчас самый писк, – сказала мадам Веракрус. – По всем Штатам люди заводят веточки как домашних животных. Ее можно поставить куда-нибудь, разговаривать с ней, гладить, и она свяжет тебя с природным «я». Даже у президента веточка есть, и все выбрасывают домашние камушки, кочанчики и картофелинки.
– Ну, может, все и собак выбрасывают, – сказал его превосходительство. – Ох уж эти америкашки, мне их никогда не понять. Я все-таки думаю, что моя идея получше.
Мадам Веракрус жеманно улыбнулась и бросила хорошо отработанный зазывный взгляд искоса.
– Но сначала нужно сбросить кору. – Она высунулась за дверь, проверяя, не идет ли кто, и потом сказала:
– Ну, давай поиграем с нашей новой игрушечкой. Хочу посмотреть, как она работает. – Она раздвинула полы его мантии и начала обратный отсчет, а президент нажал грушу.
Результат произвел сильное впечатление на мадам Веракрус.
– Папулечка! – сказала она. – Он теперь длиннее и толще! Мне просто не терпится! А пускай теперь опустится?
Она смотрела, как член опустил голову и отправился на отдых.
– Неплохо для мужчины под восемьдесят, а? – гордо спросил его превосходительство.
– Я хочу сама попробовать! – воскликнула мадам и проворно стиснула ему мошонку.
– А-а-а! Madre de Dios, que puta de hijo de perra! – заорал его превосходительство, отдирая ее пальцы. – Ради бога, это же мои яйца!
Желая загладить вину, сконфуженная мадам Веракрус нагнулась, чтобы полечить мужа поцелуем, и тут на крик прибежала медсестра. Нелегко точно описать ее впечатления, когда она увидела, как в палате частной клиники два скандинавских бога откровенно увлечены актом вопиющего орального секса; достаточно сказать, что она поспешно удалилась, а вскоре в дверном окошке утомительно часто стали появляться лица других сестер, надеявшихся увидеть представление на бис или что-нибудь в равной степени интересное.
Как ни грустно, спустя два дня его превосходительство вызвал хирурга и сообщил, что прибор больше не функционирует. Эту печальную новость врач встретил ученым покачиванием головы и понимающей улыбкой.
– Боюсь, что перестал работать один из клапанов, – сказал он. – Такое иногда случается. Придется вас вскрыть и установить другой.
Мадам Веракрус заставила его превосходительство пройти через новое испытание, что обошлось налогоплательщикам всего в несколько лишних тысяч долларов. Между тем число погибших в Медио-Магдалене достигло шести тысяч, ситуация обострялась, поскольку наркобароны завербовали английских и израильских наемников, и все больше трупов с камнями в животах тащило течением по дну реки Магдалены.
«Пресса» цитировала Филипе Галтана – отца одного из трех предательски убитых кандидатов в президенты, который вел предвыборную кампанию на антикокаиновой платформе: «Никогда еще ни в одной стране не происходило столько трагедий одновременно».
29. Консепсион покупает подарок его преосвященству
В день именин кардинала Консепсион за руку повела Кристобаля в «пассаж» – выбирать подарок. С именинами всегда возникали проблемы, поскольку жалованья она не получала, живя во дворце, что называется, за харчи. На разные мелочи себе или Кристобалю она просила денег у кардинала, но брать деньги ему же на подарок, естественно, не могла. У нее хранилось кольцо – единственное, что осталось после матушки, – и она за бесценок продала его «сирийцу», убедившему ее, что оно не золотое; вырученных денег хватало на подарок и на покупку снадобий у колдуна в трущобах.
– Ему все хуже, – сказала она знахарю. – У него распухает живот, будто он беременный, и рассудок замутняется; я тут как-то испугалась, что он посмотрит в зеркало и не узнает себя. Что же делать?
Колдун бросил на циновку раковины каури и, нахмурясь, сел перед ними на корточки, читая знаки.
– Он по-прежнему видит бесов?
Консепсион испуганно закивала:
– Теперь уж совсем страх какой-то.
Колдун глубоко затянулся сигарой и выдул дым на раковинки, помогая им заговорить.
– У него совесть нечиста.
– Господин, так он и раньше с совестью был не в ладах.
– Тебе следует оберегать ребенка, сеньора. Мало того, что мальчонка всюду нос сует и, рано или поздно, его расквасит, он еще и глистов наберется, потому как у него всегда грязные ногти; думаю, ты с ним еще хлебнешь горя. Вот, я бросил раковины, спросил про твоего мужчину, а они сложились в знак «Дитя».
– Я этого ничего не понимаю, магистр. – Консепсион оглядела жестяные стены лачуги с гирляндами сушеных трав и сморщенными зародышами ламы. Вход сторожил икекко – бог-хранитель домашнего очага; вздрогнув, Консепсион отогнала мысль, что эти космы, наверное, состригли у мертвеца. Бесстрастное лицо идола смотрело на разбросанные раковины, и на нем застыло такое выражение, словно божку все известно и оттого весело. Консепсион встревожилась.
– Я положу в снадобье отраву, – сказал колдун, – и твоему мужчине станет гораздо хуже. Он еще яснее увидит бесов, ему станет жутко; так что приготовься. Пойми, я усугубляю болезнь, чтоб ее побыстрее одолеть. Ты готова?
У Консепсион ухнуло сердце, она переменилась в лице, но проговорила чуть слышным шепотом, выдававшим ее тревогу:
– Готова, магистр. А что, если ему станет хуже и он не поправится?
Чародей покачал головой и погладил седую бороду:
– Тогда я приду и поборюсь с бесами, а может, придется и с ним самим сразиться, чтобы втряхнуть душу обратно в тело.
– Нельзя, – сказала Консепсион, – он же священник.
Колдун рассмеялся; у него не хватало передних зубов, что заинтересовало Кристобаля и ненадолго отвлекло от ковыряния в ухе.
– Я все равно приду, – ответил чародей.
– Спасибо вам, – сказала Консепсион. – Вот, я тут принесла апельсинов и цыпленка.
– Я не могу принять платы, иначе мою силу смоет дождем.
– А это не плата. Подарок.
– Ну, тогда спасибо. Да обережет тебя Чанго своим громом, и да сохранит Ошун твою красоту. Держи снадобье.
Выйдя из хижины, Консепсион пошлепала по грязи трущобных улочек. Внизу в долине виднелись красивые здания правительственных кварталов; отель «Хилтон» возвышался над колониальными домами, которые в большинстве стали магазинами с зеркальными витринами. Консепсион отыскала взглядом кардинальский дворец и увидела, что на него надвигается туча с моросящим дождем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Ничего такого нам не нужно, раз у тебя теперь есть эта новая штуковина, – сказала она.
Его превосходительство развернул бумагу и увидел ветку. Он растерялся.
– Что это такое?
– Веточка.
– Да, но она для чего, эта ветка?
– Это наше домашнее животное, глупый.
– Домашнее животное? Какое же это домашнее животное? Может, посадить на нее попугая или кого там? Тогда будет домашнее животное?
– Это сейчас самый писк, – сказала мадам Веракрус. – По всем Штатам люди заводят веточки как домашних животных. Ее можно поставить куда-нибудь, разговаривать с ней, гладить, и она свяжет тебя с природным «я». Даже у президента веточка есть, и все выбрасывают домашние камушки, кочанчики и картофелинки.
– Ну, может, все и собак выбрасывают, – сказал его превосходительство. – Ох уж эти америкашки, мне их никогда не понять. Я все-таки думаю, что моя идея получше.
Мадам Веракрус жеманно улыбнулась и бросила хорошо отработанный зазывный взгляд искоса.
– Но сначала нужно сбросить кору. – Она высунулась за дверь, проверяя, не идет ли кто, и потом сказала:
– Ну, давай поиграем с нашей новой игрушечкой. Хочу посмотреть, как она работает. – Она раздвинула полы его мантии и начала обратный отсчет, а президент нажал грушу.
Результат произвел сильное впечатление на мадам Веракрус.
– Папулечка! – сказала она. – Он теперь длиннее и толще! Мне просто не терпится! А пускай теперь опустится?
Она смотрела, как член опустил голову и отправился на отдых.
– Неплохо для мужчины под восемьдесят, а? – гордо спросил его превосходительство.
– Я хочу сама попробовать! – воскликнула мадам и проворно стиснула ему мошонку.
– А-а-а! Madre de Dios, que puta de hijo de perra! – заорал его превосходительство, отдирая ее пальцы. – Ради бога, это же мои яйца!
Желая загладить вину, сконфуженная мадам Веракрус нагнулась, чтобы полечить мужа поцелуем, и тут на крик прибежала медсестра. Нелегко точно описать ее впечатления, когда она увидела, как в палате частной клиники два скандинавских бога откровенно увлечены актом вопиющего орального секса; достаточно сказать, что она поспешно удалилась, а вскоре в дверном окошке утомительно часто стали появляться лица других сестер, надеявшихся увидеть представление на бис или что-нибудь в равной степени интересное.
Как ни грустно, спустя два дня его превосходительство вызвал хирурга и сообщил, что прибор больше не функционирует. Эту печальную новость врач встретил ученым покачиванием головы и понимающей улыбкой.
– Боюсь, что перестал работать один из клапанов, – сказал он. – Такое иногда случается. Придется вас вскрыть и установить другой.
Мадам Веракрус заставила его превосходительство пройти через новое испытание, что обошлось налогоплательщикам всего в несколько лишних тысяч долларов. Между тем число погибших в Медио-Магдалене достигло шести тысяч, ситуация обострялась, поскольку наркобароны завербовали английских и израильских наемников, и все больше трупов с камнями в животах тащило течением по дну реки Магдалены.
«Пресса» цитировала Филипе Галтана – отца одного из трех предательски убитых кандидатов в президенты, который вел предвыборную кампанию на антикокаиновой платформе: «Никогда еще ни в одной стране не происходило столько трагедий одновременно».
29. Консепсион покупает подарок его преосвященству
В день именин кардинала Консепсион за руку повела Кристобаля в «пассаж» – выбирать подарок. С именинами всегда возникали проблемы, поскольку жалованья она не получала, живя во дворце, что называется, за харчи. На разные мелочи себе или Кристобалю она просила денег у кардинала, но брать деньги ему же на подарок, естественно, не могла. У нее хранилось кольцо – единственное, что осталось после матушки, – и она за бесценок продала его «сирийцу», убедившему ее, что оно не золотое; вырученных денег хватало на подарок и на покупку снадобий у колдуна в трущобах.
– Ему все хуже, – сказала она знахарю. – У него распухает живот, будто он беременный, и рассудок замутняется; я тут как-то испугалась, что он посмотрит в зеркало и не узнает себя. Что же делать?
Колдун бросил на циновку раковины каури и, нахмурясь, сел перед ними на корточки, читая знаки.
– Он по-прежнему видит бесов?
Консепсион испуганно закивала:
– Теперь уж совсем страх какой-то.
Колдун глубоко затянулся сигарой и выдул дым на раковинки, помогая им заговорить.
– У него совесть нечиста.
– Господин, так он и раньше с совестью был не в ладах.
– Тебе следует оберегать ребенка, сеньора. Мало того, что мальчонка всюду нос сует и, рано или поздно, его расквасит, он еще и глистов наберется, потому как у него всегда грязные ногти; думаю, ты с ним еще хлебнешь горя. Вот, я бросил раковины, спросил про твоего мужчину, а они сложились в знак «Дитя».
– Я этого ничего не понимаю, магистр. – Консепсион оглядела жестяные стены лачуги с гирляндами сушеных трав и сморщенными зародышами ламы. Вход сторожил икекко – бог-хранитель домашнего очага; вздрогнув, Консепсион отогнала мысль, что эти космы, наверное, состригли у мертвеца. Бесстрастное лицо идола смотрело на разбросанные раковины, и на нем застыло такое выражение, словно божку все известно и оттого весело. Консепсион встревожилась.
– Я положу в снадобье отраву, – сказал колдун, – и твоему мужчине станет гораздо хуже. Он еще яснее увидит бесов, ему станет жутко; так что приготовься. Пойми, я усугубляю болезнь, чтоб ее побыстрее одолеть. Ты готова?
У Консепсион ухнуло сердце, она переменилась в лице, но проговорила чуть слышным шепотом, выдававшим ее тревогу:
– Готова, магистр. А что, если ему станет хуже и он не поправится?
Чародей покачал головой и погладил седую бороду:
– Тогда я приду и поборюсь с бесами, а может, придется и с ним самим сразиться, чтобы втряхнуть душу обратно в тело.
– Нельзя, – сказала Консепсион, – он же священник.
Колдун рассмеялся; у него не хватало передних зубов, что заинтересовало Кристобаля и ненадолго отвлекло от ковыряния в ухе.
– Я все равно приду, – ответил чародей.
– Спасибо вам, – сказала Консепсион. – Вот, я тут принесла апельсинов и цыпленка.
– Я не могу принять платы, иначе мою силу смоет дождем.
– А это не плата. Подарок.
– Ну, тогда спасибо. Да обережет тебя Чанго своим громом, и да сохранит Ошун твою красоту. Держи снадобье.
Выйдя из хижины, Консепсион пошлепала по грязи трущобных улочек. Внизу в долине виднелись красивые здания правительственных кварталов; отель «Хилтон» возвышался над колониальными домами, которые в большинстве стали магазинами с зеркальными витринами. Консепсион отыскала взглядом кардинальский дворец и увидела, что на него надвигается туча с моросящим дождем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109