– Дом-то? А в Садовниках, значит.
– А фейерверк где был?
– Через три дома от моего, там раньше спортивная база была, теперь частный клуб, народу мало, только крутые на «мерседесах». Подъехали, ворота автоматически открылись, и все, чем они там занимаются, никто не знает, только с моей радиомачты видно.
– И в бинокль вы рассмотрели все, что происходило в оранжерее?
– Нет, – возразил Косых, раскуривая в очередной раз погасшую трубку. То, что было в оранжерее, я не видел.
– Федор Федорович, – даже обиделся Турецкий, – но вы же сказали, что были свидетелем оргии?
– Совершенно справедливо, был.
– Но самой оргии не видели?
– Александр Борисович, вы меня не путайте. Я не видел того, что показывали по телевизору, но я видел, что они вытворяли во дворе. Во дворе есть бассейн с горячей водой, они вчетвером там бултыхались, коньяк пили прямо из горлышка и это, ну лапали друг друга за где придется. Я вначале только на фейерверк смотрел, опустил бинокль, увидел, что народ развлекается, и поднял сразу. Думаю, нехорошо подглядывать, я же не больной какой-нибудь. Женат сорок лет уже, дети у меня, внуки. С этим делом у меня все нормально. Смотрю, значит, дальше в небо и тут сообразил: батюшки! Это наш генпрокурор гуляет. Тут уж я не смог удержаться, смотрел до конца.
– Вы уверены, что гулял именно генпрокурор? – вклинился Турецкий.
– Уверен, конечно, я в бинокль его лицо видел как вот сейчас ваше. Двенадцатикратное же увеличение! У него же, значит, тоже жена, дети есть, наверно. Но не то обидно, Александр Борисович, жене изменить – с кем не бывает, красивая девка попадется – опомнишься только после. Меня другое обидело: он же государственный человек, примером должен быть для народа, тем более главный законник. А он как барин дореволюционный на заимке, только что вместо самогонки коньяк хлещет. Разложил девку на краю бассейна и порет, а сам матерится, орет. Простой мужик и то больше стыда имеет. И главное что? На государственные же деньги эта вся мерзость покупается. Я, знаете ли, Александр Борисович, по-другому воспитан, не могу я на такие вещи спокойно смотреть. Пусть там эти ваши историки липовые что угодно пишут, а в наше время прокуроры такого себе не позволяли.
Косых так разволновался, что потянулся в карман за валидолом.
– И вы решили поставить в известность органы? – спросил Турецкий, воспользовавшись паузой.
– Не сразу, каюсь. Но когда по телевизору все показали, а особенно когда он стал в молчанку играть, правильного из себя корчить, невинно пострадавшего, тут я понял, что молчать не должен. Может, он думает, что всех купил, и девок этих и охранников своих, да мало ли еще кто все это видел, потому что там был. Но меня купить не получится, мне его деньги ни к чему, тем более что и не его они, а государственные…
– Федор Федорович, когда именно вы это все наблюдали? День какой был, время, может быть, вспомните?
– Помню, конечно, тридцатого это все происходило, во вторник. А время – где-то в районе одиннадцати.
– Тридцатого марта?
– Да, во вторник. Я подумал еще: как же он после этого работать будет? А если он каждый день вот так? То-то у нас в стране порядка нет никакого, если даже генеральный прокурор себя блюсти не способен.
– Но того, что было в оранжерее, вы все-таки не видели, почему вы решили, что и снятые и виденные вами события происходили в одном и том же месте в тот же вечер?
– Вы мне, что ли, не верите? – удивился Косых.
– Верю, разумеется, – успокоил Турецкий, – просто пытаюсь все для себя уточнить и расставить по местам.
– Я это потому решил, Александр Борисович, что оранжерея эта, в которой снимали то, что потом показали, как раз около того бассейна стоит, значит, место и есть то самое. А еще я девок его узнал.
– Их же по телевизору с черными прямоугольниками на лицах показывали, – засомневался было Турецкий.
– Ну и что с того? Я же их целиком видел, целиком и узнал. По фигуре. Еще, скажем, у той, что светленькая, в телевизоре волосы в хвост были собранные, и в бассейне сначала так же было, а потом она намочилась и распустила их, а заколку в кусты зашвырнула – пьяная была.
– Извините, я на минуточку. – Турецкий выскочил из кабинета.
– Ну что, полезный дедуган? – Эдик Позняк все еще сидел под дверью.
– Ты что тут делаешь? – возмутился Турецкий.
– Я же посоветоваться пришел, может, мне в ботанический сад сходить?
– Сходи. А зачем?
– Пальмы, которые на пленке и кактусы не из фиников же выращивали, оранжерею должен был кто-то оформлять, обслуживать. Может быть, так на нее и выйдем.
– Давай вот что, – распорядился Турецкий, – найди десяток фотографий девушек от пятнадцати до двадцати пяти, туда же добавь наших красавиц – и мне на стол.
– Сегодня?
– Через пять минут. – Не обращая внимания на слабые возражения Позняка, Турецкий вернулся в кабинет.
– Федор Федорович, вы, кажется, сказали, что в бассейне плескалось четверо? То есть кроме Замятина и двух девушек был еще кто-то?
– Был, конечно. Мужик, чернявый такой. Грузин или, может, еврей, я на него сильно внимания не обращал. Вот «человека, похожего на Замятина» я смогу опознать уверенно. И положить конец спекуляциям! А того грузина – нет. Развлекался он наравне с Замятиным, но я, понимаете, был так поражен видом голого генпрокурора, что его толком и не рассмотрел.
– Можно? – В кабинет заглянул сияющий Позняк.
– Заходи, – позволил Турецкий.
Позняк выложил на стол двенадцать фотографий девушек самой разнообразной внешности, включая негритянок и китаянок. Вернее, это были не совсем фотографии, то есть напечатаны они были не на фотобумаге, а на цветном принтере. Снимки девочек с кассеты Позняк тоже перепечатал.
– Федор Федорович, среди этих девушек вы узнаёте тех, которые были тогда в бассейне? – спросил Турецкий.
Косых надел очки и медленно пересмотрел все фотографии.
– Узнаю. Вот эта и эта, – он безошибочно указал нужные лица, – их же и в телевизоре показывали. А вот у этой, которая светленькая, с длинными волосами, на ноге внизу выше щиколотки татуировка есть – синий скорпион, такой чуть больше спичечного коробка размером.
– Все правильно, – кивнул Турецкий. – И тем не менее еще раз насчет четвертого, его лицо не показалось вам знакомым? Может, вы его раньше где-то видели, в газетах, например, или по телевизору?
– Не помню.
– Спасибо, Федор Федорович, вы нам очень помогли. Я бы попросил вас до окончания следствия ни с кем больше этой информацией не делиться, а я в свою очередь тоже гарантирую вам полную конфиденциальность.
Полчаса ушло на оформление протокола опознания.
Довольный визитом, Косых долго тряс руку Турецкого и на прощание обещал звонить, если вдруг вспомнится что-то еще.
– Ну? – Позняк еле дождался его ухода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82