Если мы с тобой, например, стояли рядом, можно объяснить, как ты, защищая меня, ударил его в грудь, а если он оказался между нами, то понятно, почему ты бил его в спину. Нужно придумать и заучить схему наших передвижений.
– А синяк от твоего ботинка у Сереги на лбу будет виден? – спросил Мурад.
– Будет, – кивнул Замятин, – и это тоже надо учесть.
Он потер виски и теперь уже уверенно закурил.
– Значит, слушай, Мурад, и запоминай. Инару любил ты, а она тебя. – Мурад хотел было возразить, но Замятин жестом его остановил: – Иначе у нас ничего не получится. Итак, отношения были у вас, а Серега ужасно ревновал. Он напился, начал скандалить, потом полез в драку. Вы примерно равны по силам, поэтому он, видя, что явного перевеса у него нет (а побить тебя он очень хотел), в бешенстве схватился за пистолет. Ты, понимая, что он выстрелит… или даже лучше после неудачного выстрела кинулся на него с ножом и ранил в грудь. Но ранение было поверхностным, и нож выпал. Он ударил тебя пистолетом по голове, ты упал. Но ему было мало, он собирался тебя добить, в смысле в тебя еще раз выстрелить. Но я повис у него на плечах. Он повернулся и начал методично меня избивать. Исхитрившись, я саданул его ногой в лицо, он от этого окончательно обезумел и застрелил бы меня, но тут ты ударил его ножом в спину.
– Ты красиво выглядишь, – хмыкнул Мурад. – Друг, спасая жизнь друга, рисковал своей не задумываясь.
– Зато эта схема все объясняет. И ты, кстати, тоже не полный урод при таком раскладе…
– А на самом деле полный?
– Ну, Мурад, не надо придираться к словам. Пожалуйста. Я нервничаю, ты нервничаешь, мы все на пределе. Если в целом ты согласен, давай обсосем детали.
– Ну давай обсосем.
– Нож мой, но им открывали консервы, поэтому он просто лежал на земле, и ты за него схватился как за первое попавшееся орудие защиты. Была бы под рукой палка или лопата, схватился бы за палку или лопату. Но по случайности под рукой оказался нож. Алкоголя в крови у Сереги много, табельное оружие он потащил на природу непонятно зачем – это работает против него. Теперь нужно придумать и заучить его оскорбления в твой адрес и в адрес Инары, нас будут допрашивать отдельно, и мы должны говорить одно и то же.
– Да ладно, – почему-то смутился Мурад, – ну оскорбления и оскорбления. И так понятно.
– Не понятно, – настаивал Замятин. – Оскорбления должны быть такие, чтобы было ясно сразу: смолчать в ответ на такое нормальный человек не может. Серега был мент, значит, об иронии и тонких намеках нужно забыть.
– Ну матерился он.
– Как именно?
– Как все.
– Слова, выражения, конкретно, – потребовал Замятин.
– Сам придумывай.
– Хорошо. Инара, можешь закрыть уши, если хочешь, конечно. – Он снова чувствовал себя на коне. Лидер, вожак молодежи, умелый организатор культурно-массового мероприятия. – Думаю, он назвал тебя пидором. Или лучше гондоном. Нет, все-таки пидором. И поскольку ты у нас осетин, пусть будет узкоглазый пидор или черножопый. С Инары хватит бляди…
Он как будто издевался. Вкладывал в уста Сергея слова, которые тот никогда бы не решился произнести. Мурад готов был взорваться в любую секунду, и, возможно, случилась бы еще одна драка и еще один труп. Но Замятин, уловив настроение, тут же исправился:
– А меня он как раз обозвал гондоном, причем комсомолистским и долбоебом. Теперь занимаем свои места и пройдем все шаг за шагом несколько раз, чтобы хорошенько запомнить.
Они топтались вокруг тела Сергея, воспроизводя придуманные удары, падения и прыжки, пока наконец не заучили все наизусть.
– А я что в это время делала? – спросила Инара. – Сидела и смотрела, как вы друг друга калечите?
– Ну в принципе так оно и было, – ехидно заметил Замятин. – Но ментам лучше сказать, что Серега тебе первой начал угрожать и даже дал пощечину или ты ему и ты, короче, убежала в лес. Хотела позвать на помощь, а вокруг темно, страшно, ты вернулась, а уже все. Поздно.
– А когда он меня пистолетом по голове ударил, что даже ссадины не осталось? – поинтересовался Мурад.
– Должна была остаться, нужно тебя ударить.
– Ну так ударь.
– Я не могу. – Замятин покосился на пистолет, лежавший около тела Сергея, и отступил на шаг назад. – Я не могу ударить человека…
– А Серега, значит, был не человек? – возмутился Мурад. – Его ты мог ударить?!
Замятин опять мгновенно скис и сник:
– Нет, пусть лучше Инара! Она все равно ни черта не делает. Пусть она.
– Сволочь! – Мурад схватил его за грудки и слегка приподнял. – Я тебе твою схему сейчас в задницу засуну! Вместе лес пилить поедем. Будешь там комсоргом колонии и первым петухом в бараке. Хочешь? – Он отшвырнул Замятина и, развернувшись, пошагал прочь. – Ариведерчи.
– Ну подожди, Мурад. – Замятин достал платок и, обмотав им руку, осторожно поднял пистолет. – Я попробую.
Мурад остановился, подождал, пока Замятин подойдет, наклонил голову:
– В глаз не попади.
Замятин, держа пистолет за ствол, стукнул его по лбу, даже не оцарапав кожу.
– Сильнее, – потребовал Мурад.
Замятин повторил попытку, но с тем же результатом.
Мурад отобрал у него пистолет и, презрительно сплюнув, ударил себя сам. Тонкая струйка крови потекла из-под волос к брови.
– Верни на место, – распорядился он, отдавая оружие. Потом, измазав лицо и одежду землей, разорвал куртку. – Теперь уже точно пошли сдаваться.
Турецкий. 9 апреля. 15.30
По дороге в Веледниково Турецкий регулярно поглядывал в зеркало заднего вида, но бежевая «пятерка» так и не появилась. Если повезет, участковый с шурином сегодня тоже не станут гулять вокруг пожарища и путаться под ногами.
Машину Турецкий загнал во двор, подальше от посторонних глаз, а обследование территории начал с ворот и забора. Периметр нигде не нарушен, замки на калитке и воротах не взламывали, грязных следов шин на бетонной дорожке как минимум три-четыре комплекта, без экспертов-криминалистов разобраться, кто и когда подъезжал, невозможно.
Теперь дом.
Внутри деревянный, снаружи обложенный кирпичом, веранда полностью деревянная, наверняка построен еще при социализме. Гигантоманией Шестов, похоже, не страдал, мог бы снести и построить трехэтажный дворец, но не снес и не построил.
Веранда выгорела солидно, от обеденного стола остался черный скелет, в холодильнике сгорело все, что могло сгореть, и он просто развалился на части, электроплитка обуглилась, дверь, рамы и потолок грозили обрушиться в любой момент. Войти здесь Турецкий не решился, хватит с этой дачи и одного трупа.
Он обошел дом. Боковые стены глухие, на задней – два окна. Одно разбито и распахнуто настежь, под ним деревянный ящик. Видимо, через это окно Емельянов, или как его там, вытаскивал уже мертвого Шестова. Турецкий примерился и понял, что с одним ящиком, не испачкавшись, в комнату не влезть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82