Вечером пришел Замятин, с остервенением отодрал от двери сургучную печать – Инара о ней забыла, шнурок разрезала, а печать так и осталась висеть.
– Как ты? – Обнял, прижал к мокрому плащу, на улице, наверное, дождь.
– Нормально.
Инара отстранилась, взглянула на его правую руку. На ней сверкало обручальное кольцо.
– Да. – Замятин уныло вздохнул. – Пришлось жениться. Давай чайку попьем?
Инара поставила чайник. Замятин достал из сумки колбасу и хлеб:
– Вот привыкаю к семейной жизни, в магазин ходил… Ничего, еще раз схожу. – Взялся мастерить бутерброды.
– Значит, самопожертвование? – спросила Инара.
– А что мне оставалось? – пожал плечами. – Не мог же я тебя бросить после всего, что у нас было? Ты бы не вынесла ужасов колонии. Не мог я этого допустить. А она сразу прямо мне заявила: вначале свадьба, а уже потом просьбы.
Инара уселась, глядя в окно, действительно дождь.
– И какой ответной жертвы ты ждешь от меня?
– Перестань. – Сел рядом, взял за руки. – Ничего я от тебя не жду. Тебе надо отдохнуть от этого кошмара, а потом мы спокойно подумаем, как тебе жить дальше. Надеюсь, у тебя нет желания снова оказаться в каталажке?
– Не знаю.
– Что значит «не знаю»? Тебе там понравилось?
– Зачем ты это сделал? – заглянула в глаза, он их не отвел – честные, открытые, в глубине ничего, кроме сочувствия.
– Что значит «зачем»?
– Что ты заладил: «что значит», «что значит»? – вырвала руки, спрятала в карманы брюк. – Ты ведь никогда и ничего не делаешь, не видя реальных перспектив от содеянного. Хочешь перевести на меня свой долг чести? Ты должен Мураду, я должна тебе – ты выпадаешь как промежуточное звено, так? Переводишь стрелки? Только Мурада ты предал, а я тебя нет. Я о помощи не просила…
– Что ты городишь? – возмутился. – Какие стрелки?!
– Значит, все безвозмездно?! Засунул шею в ярмо, связал себя печатью с уродливой дурой и ничегошеньки не хочешь взамен?!
– Хочу, чтобы с тобой все было в порядке. Инара! Я не могу без тебя, понимаешь? Жениться на тебе я не смог бы, но я хочу быть с тобой всегда. И ради этого готов жениться на ком угодно.
– Забавно звучит, – усмехнулась Инара. – Женился, чтобы быть с тобой, а как же жена?
– Ты же сама сказала: она уродливая дура. Ей нужен был муж, штамп в паспорте, а мне нужна была ты. Хотя, конечно, она не дура, с ней можно и даже приятно поговорить, но в остальном ты права. А семья – это не только разговоры. Семья – это семья.
– Иди домой, Вова, – устало попросила Инара. – А то все магазины закроются и мадам Замятина останется без колбасы.
В восемь утра Инара проснулась оттого, что кто-то кулаками колотил в дверь. Неужели милиция? Передумали отпускать? Или Замятин обиделся и снова натравил свою Пирогову?
Колотила все же не милиция – Георгий с какими-то двумя бабульками.
– Привет. Это Ивановна и Романовна, мои коллеги по дворницкому цеху, они тут наведут порядок, а мы пока пойдем погуляем.
На улице опять шел дождь, Георгий раскрыл огромный зонт и взял Инару под руку. Медленно побрели вокруг квартала.
– Я знаю, что ты подумала, когда тебя взяли, – сказал Георгий. – Ты подумала, что я тебя подставил, да? Это не совсем так. Меня действительно предупредили, что Курта пасут и с ним лучше не встречаться. Но ты, в общем, ничем не рисковала… то есть я тогда так думал. Всех нас рано или поздно берут за жабры, таков порядок. Беседуют, пугают, дают подписать бумажку о сотрудничестве с органами и отпускают с миром. А дальше уже твое дело – доносить или не доносить, но по опыту знаю, что хоть иногда стучать нужно, чтобы спокойно спать. Иногда нужно и деньгами поделиться, а иногда они сами платят, как повезет. О том, что у столичной милиции месячник по борьбе со спекуляцией, я не знал и, что тебя будут обрабатывать не в ГБ, тоже не знал. Извини.
– Почему меня все-таки отпустили? – спросила Инара.
– Потому что я дал Курту, дал майору из милицейского Следственного управления, он еще поделился с полковником, всего четыре штуки «зеленых». Но ты не бери в голову, ты мне ничего не должна. План по арестованным спекулянтам они и без тебя выполнили, так что проблем особых не было.
– Спасибо, Георгий.
И кто же из них врет? Георгий или Вовик? Или они спасали ее параллельно и независимо друг от друга? Спросить Курта или майора с полковником, получали ли они взятки, увы, не получится, допросить Пирогову-Замятину – тоже. Остается не забивать себе голову, а верить в то, что дело закрыто надежно. Навсегда.
Когда они вернулись, квартира сияла чистотой. Георгий, выдав бабушкам по десятке, спровадил их, достал из пакета традиционное шампанское.
– Все хорошо, что хорошо кончается.
– А что дальше? – спросила Инара. – Переходим на нелегальное положение и продолжаем?
– Наоборот, легализуемся. Я уже подыскал тебе место в реставрационной мастерской, хватит ходить в уборщицах. Люди там понятливые, вопросов задавать не будут. И еще я подумал, а не купить ли тебе диплом искусствоведа?
Турецкий. 14 апреля. 22.20
Ильин отпоил Лидочку валерьянкой, накормил снотворным и уложил в постель, но при появлении Меркулова поспешил ретироваться.
Меркулов сидел на кухне, массировал грудь и хмуро молчал в ожидании, пока Турецкий сам все объяснит. А Турецкий возился с чаем, делал бутерброды, шуровал в холодильнике и ждал, что первым заговорит Меркулов, – отвечать на конкретные вопросы все-таки проще, чем излагать длинную и запутанную историю, почему он взвалил на себя дело Шестова.
Сколько бы они еще играли в молчанку, неизвестно, но, разбуженная возней Турецкого, на кухню прихромала Лидочка:
– Извини, пап…
Она была такая виноватая, такая бедная, такая несчастная, что Турецкий, будь он на месте Меркулова, давно бы уже все простил, растаял и бросился ее утешать.
– Ну я же уже не маленькая девочка, стыдно бегать плакаться к тебе по любому поводу…
– А к нему не стыдно? – проворчал Меркулов все еще сурово.
– Да ладно тебе, Костя, – вступился за Лидочку Турецкий. – Во-первых, она за мной не бегала, я сам в это дело влез, сперва случайно, а во-вторых, все уже кончилось, мы победили, а победителей не судят.
– Я все-таки хотел бы узнать подробности, – настаивал Меркулов.
Турецкий, стараясь быть максимально кратким и опуская все несущественные подробности, рассказал о встрече с Лидочкой в ресторане, о смерти Шестова, о «Данко», коммунистах-ильичевцах, пропавших и впоследствии найденных документах, Скрыпнике, следователе Соколове и Братишко. Но даже в сжатом изложении история заняла не менее получаса. Вспотевший от напряжения Турецкий сделал перерыв на чай, и у Меркулова появилась возможность вставить слово:
– Значит, вы за моей спиной занимались дурацкой самодеятельностью?
– Ну, если хочешь, назовем это так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82