Улучив момент, он отшвырнул собственное копье, привстал в стременах и с огромным усилием вырвал застрявшее в его щите копье противника. Однако едва лишь копье оказалось у него в руках, нападавший тарнсмен, широко размахнувшись, нанес ему мощный рубящий удар мечом. Отводя удар, мой похититель подставил древко копья. Стальной клинок расщепил древесину, а пришедшийся в то же место второй удар разрубил копье на две части. Мой похититель отшвырнул обломки копья, накрыл меня щитом и выхватил из седельных ножен свой меч.
Сталь зазвенела в руках мужчин. Дважды удары приходились в закрывающий меня щит. Противник дрогнул и, опасаясь разящих ударов моего похитителя, молниеносно направил свою птицу вверх. На какое-то мгновение его тарн завис в нескольких футах у нас над головами, а затем камнем упал прямо на нас. Громадные, хищно загнутые когти птицы сомкнулись на закрывавшем меня щите. Мой похититель попытался мечом отогнать птицу, и она с пронзительным криком рванулась в сторону, не выпуская при этом щита из своих намертво сомкнувшихся на нем когтей. Сила птицы была столь велика, что, если бы мой похититель не был привязан страховочными ремнями, она без малейшего труда выбросила бы его из седла. Один из ремней, удерживавших щит на руке моего похитителя, лопнул, и неприятельский тарн стал набирать высоту, продолжая сжимать в когтях свою добычу. Через секунду когти его разжались, и изуродованный щит закувыркался в воздухе, как сорванный ветром лист.
— Отдай мне девчонку! — раздался у нас над головой голос нападавшего.
— Мы поговорим о ней с мечом в руках! — ответил мой похититель.
Беспомощная, связанная по рукам и ногам, я могла только жалобным стоном вклиниться в диалог мужчин.
Тарны снова сошлись крылом к крылу, седлом к седлу, мечи их наездников засверкали на солнце белыми молниями и наполнили все вокруг звоном стали: шел мужской разговор за право обладания мною — женщиной, пленницей, призом для победителя.
Я закричала от страха.
Тарны, не снижая высоты, били друг друга мощными клювами, рвали длинными, хищно изогнутыми когтями. Они превратились в один громадный ком из крыльев и перьев — судорожно трепещущий, разражающийся пронзительными криками, наполненный исступленным стремлением к уничтожению противника.
Привязанную к широкому тарнскому седлу, меня нещадно бросало из стороны в сторону. Небо, только что простиравшееся у меня над головой, в одну секунду оказывалось у меня под ногами, и я то и дело беспомощно повисала на ремнях, стягивающих мне руки и лодыжки. В иные моменты мне казалось, что мой желудок не выдержит больше подобных истязаний, и меня вывернет наружу. Однако гораздо более страшной перспективой мне представлялась возможность отвязаться от седла и упасть на землю, виднеющуюся в нескольких сотнях футов под нами.
Мужчины изо всех сил старались удержать своих птиц под контролем.
Наконец им удалось развести их в стороны, и через мгновение они снова сошлись в смертельном поединке. Их стальные клинки мелькали в воздухе в считанных дюймах от моего тела и обрушивались друг на друга, осыпая меня снопами искр.
Внезапно с яростным криком нападавший противник привстал в стременах и обрушил удар, направленный прямо мне в лицо. Мой похититель подставил свой меч, и я с ужасом наблюдала, как летящий в меня клинок противника постепенно замедляет движение, на секунду замирает в каком-нибудь дюйме от моего лица и тут же отбрасывается в сторону мечом моего похитителя. Такой удар начисто снес бы мне голову.
Я почувствовала капли крови на лице — своей ли, чужой — не знаю: я была сейчас не в силах соображать. Все казалось мне каким-то кошмарным сном.
В чувство меня привел голос моего похитителя.
— Ну, слин! — закричал он. — Я уже достаточно с тобой наигрался!
Противники сошлись снова; мечи в их руках зазвенели с удвоенным остервенением, и через секунду раздался крик, исполненный ярости и боли.
Неприятельский тарн резко свернул в сторону, и я увидела, что нападавший на нас наездник медленно сползает с седла, зажимая рукой окровавленное плечо.
Его птица заметалась, затем выровняла полет и, уходя от нас, стала медленно снижаться.
Мой похититель не стал ее преследовать.
Я посмотрела на него — воина, тарнсмена, чьи ремни стягивали мне ноги и руки. Я все так же лежала перед ним, беспомощная, не в силах пошевелиться.
Он бросил на меня хмурый взгляд и расхохотался. Я поспешно отвела глаза.
Он развернул тарна, и мы продолжали полет.
Я заметила рану у него на левом плече; очевидно, кровь из нее и забрызгала мне лицо.
Вскоре, не в силах сопротивляться раздирающему меня любопытству, я снова взглянула на своего похитителя.
Рана у него на плече оказалась неглубокой. Она уже почти перестала кровоточить, однако вся левая рука воина была густо облита кровью.
Он заметил мой взгляд и усмехнулся.
Я запрокинула голову и, чтобы не смотреть на моего похитителя, стала наблюдать за проплывающими мимо облаками — такими близкими сейчас, белыми и пушистыми.
— Это был твой приятель, — словно между прочим заметил похитивший меня воин.
Я не поняла, кого он имеет в виду.
— Хаакон со Скинджера, — уточнил он, глядя мне в лицо.
Я испугалась.
— Откуда ты его знаешь? — поинтересовался он.
— Я была у него рабыней. Любимой рабыней, — поспешно ответила я. — Потом мне удалось от него убежать.
Некоторое время он управлял полетом птицы, не разговаривая со мной.
Примерно через четверть часа я набралась смелости и спросила:
— Могу я говорить?
— Говори, — позволил он.
— Вы, конечно, понимаете, — начала я, — что такой человек, как Хаакон, с его богатствами и возможностями, мог сделать своей любимой невольницей только девушку совершенно незаурядную, красивую и умелую.
— Понимаю, — согласился воин.
— Поэтому меня нужно было бы выставить на продажу в Аре, и, поскольку я девушка белого шелка, продавать меня следовало бы именно в этом качестве. Так я могла бы принести вам больше денег.
— Довольно странно, чтобы у такого человека, как Хаакон со Скинджера, любимой невольницей была девушка белого шелка, — заметил похитивший меня воин.
Я вся покраснела под его пристальным взглядом.
— Ну-ка, расскажи алфавит, — потребовал он.
Горианского алфавита я не знала. Я не умела читать. Здесь, на Горе, Элеонора Бринтон была совершенно неграмотной.
— Я не знаю алфавит, — призналась я.
— Неграмотная рабыня, — покачал он головой. — А твое произношение сразу выдает в тебе дикарку.
— Я прошла обучение! — воскликнула я.
— Я знаю, — согласился он. — В невольничьей школе в Ко-ро-ба.
Я буквально онемела от его осведомленности.
— К тому же, должен тебе заметить, — ты никогда не принадлежала Хаакону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117