Ему пришлось потратить три драгоценных дня, чтобы добраться вместе с де Моррисси от Парижа до Кале, и еще один бесконечный день он ждал, пока баркас сумеет причалить и забрать их. В Дувре их пути разделились: Уэссекс верхом отправился в Лондон, а де Моррисси должен был, отдохнув немного, добыть или нанять какое-нибудь другое средство передвижения.
На протяжении всего бурного дня, в течение которого они пересекали Ла-Манш, Уэссекс расхаживал по палубе, не находя себе места. Он думал лишь об одном — как побыстрее доставить сведения, добытые де Моррисси, и спасти Сен-Лазара.
Сен-Лазар находился в Мункойне. Уэссекс пораскинул умом. Ему пришлось признать, что он совершенно не знает леди Роксбари, несмотря на то что его бабушка была ее крестной — и более того, он сам был помолвлен с Сарой еще с того времени, когда ей исполнилось шестнадцать, а ему двадцать четыре. Уэссекс работал на короля и свою страну, а потому за прошедшие годы ему не слишком-то часто приходилось видеться с этой девушкой — но вот не слышать о ней было просто невозможно: о ее нашумевших приемах, о ее властных манерах, о ее скандальных друзьях. Эти скандалы были настоящей притчей во языцех с тех самых пор, как маркиза начала выезжать в свет, — но ее помолвка почти не привлекла к себе внимания. А у человека, подвизающегося в Игре теней, не остается времени на тесный мирок высшего света. И в самом деле, сколь возмутительным ни было поведение маркизы Роксбари, сам герцог вел себя еще хуже.
Руперт Сен-Ив Дайер, герцог Уэссекский, был третьим, кто носил этот высокий титул, — впрочем, его дедушка, прежде чем подняться столь высоко, был наследником графского титула Скатах, рода, который уже считался древним, когда Вильгельм Завоеватель еще только направил свои корабли к саксонскому берегу. Герцогство Уэссекское, подобно многим английским владениям, дающим право на титул пэра, было сотворено капризами королей из династии Стюартов — в данном конкретном случае королем Карлом Четвертым в честь столь памятного события, как рождение дедушки нынешнего Уэссекса. Как можно было ожидать, исходя из причины создания титула, на лице Уэссекса явственно читались признаки родства со Стюартами. Хотя светлые пшеничные волосы с золотистым отливом свидетельствовали о примеси крови Плантагенетов, глаза герцога были жгуче-черными, как у настоящего Стюарта. А еще Уэссекс был столь же упрям, столь же непреклонен при достижении цели, столь же страшен для врагов и столь же верен друзьям, как это было свойственно всем потомкам этого королевского рода.
Хотя в глазах всего мира Уэссекс был всего лишь капитаном Одиннадцатого гусарского — «Херувимов» — полка, который в настоящий момент вместе с генералом Уэллесли прилагал все мыслимые усилия, чтобы подорвать господство Наполеона в Европе, — его капитанский чин был почти что пустой формальностью, карт-бланшем, обеспечивавшим ему достойный прием в определенных кругах, где Уэссексу приходилось вращаться. Война Уэссекса велась не на полях сражений, а в неприметных условиях, в загородных домах, при иностранных дворах, в тылу врага.
Организация, на которую в действительности работал Уэссекс, не имела никакого отношения к армии. Орден Белой Башни — наполовину элитный клуб, наполовину рыцарский орден — явился из иного века, не похожего на нынешний.
Этот орден получил свое имя в честь древнейшей цитадели английских королей. Он был основан Карлом Третьим и являлся продолжением той шпионской сети, что основал лорд Уолсингэм во времена Глорианы. Эмблемой ордена служила серебряная башня на красном фоне; нагрудный знак с изображением этой эмблемы лежал где-то на дне платяного шкафа в покоях Уэссекса в Олбани. Герцог выкапывал его оттуда лишь в тех редких случаях, когда от него требовалось явиться ко двору при полном параде.
Членство в «Белой Башне», официальной организации прикрытия английской короны, было высокой честью, даровать которую мог лишь король — негласно, без публичного оповещения. «Белая Башня» действовала в обстановке строжайшей секретности, и об истинном ее назначении знал лишь сам король Генрих и несколько самых доверенных его министров. С самого момента основания орден был предназначен для защиты интересов английской короны в любом уголке света, где этим интересам будут угрожать… и для сбора информации, что помогала бы Англии уберечься от ловушек европейской политики. Ныне же, вот уже свыше десятилетия, внимание «Белой Башни» было приковано к Франции и к ее имперским амбициям.
Уэссекс был официально принят в орден, когда ему исполнился двадцать один год, — сразу после его возвращения из Оксфорда. Члены ордена собирались раз в году на обед, который проводился в самой Белой Башне, и насколько было известно широкой общественности, этот обед был единственным, что объединяло членов ордена. В эпоху, когда все благоговели перед «Доблестными Воинами» и считали офицеров разведки и их еще более засекреченных собратьев трусами и шакалами, известие о том, что король пользуется услугами подобных людей, могло спровоцировать вторую гражданскую войну в Англии. Или, как минимум, привести к отставке правительства.
С того самого момента, как он дал клятву верности, Уэссекса бросало в дрожь при мысли о том, что его семья обнаружит, как именно он служит короне. Уэссекс был уверен: известие о том, что ее обожаемый внук сделался презренным шпионом, убьет бабушку. А если даже и нет, то если правда о его постыдном занятии станет достоянием гласности, это вынудит ее полностью удалиться от общества — судьба, почти столь же ужасная. По множеству причин — в том числе и от стыда — Уэссекс избегал того, чтобы занять в обществе подобающее ему место; но сейчас герцог сожалел, что всегда был столь безразличен к традиционным развлечениям своего класса. Почему Сен-Лазар в ожидании начала заседаний парламента отправился именно в поместье леди Роксбари — по чистой случайности? И что такого имелось в Мункойне, что даже сейчас могло поспособствовать убийце, подосланному французами? А может, Роксбари ведет двойную игру, как и он сам?
Одна лишь мысль об этом заставила Уэссекса в изнеможении прикрыть глаза. Пускай она англичанка, пускай они помолвлены — но если Роксбари служит врагу, она не дождется от него милосердия. Его хозяева хорошо вымуштровали своего пса; так пусть же идет охота — без жалости и снисхождения.
Меньше чем через час после прибытия их корабля в Дувр Уэссекс уже затребовал лошадь, которую держал здесь в конюшне, и поскакал по почтовой дороге в Лондон. Фризский конь только и ожидал момента, чтобы пуститься вскачь; едва почувствовав, что его хозяин уже в седле, Стриж прижал уши и прянул вперед через мощенный булыжником двор конюшни, а за воротами перешел в ровный галоп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104