Иокаста Сибилла Гонория Мэшем Дайер, вдовствующая герцогиня Уэссекская и бабушка нынешнего герцога, не интересовалась красотами английской глубинки. Пока ее сын Эндрю был жив, герцогиня ради его блага терпела жизнь в сельской местности, но после того, как тринадцать лет назад Эндрю пропал во Франции, она заперла Уэссекс-Корт и теперь делила время между Лондоном и Батом.
Благодаря многолетней практике вдовствующая герцогиня научилась безошибочно угадывать по весне тот момент, когда дороги уже можно было считать условно проходимыми, и как только ее компаньонка вернулась, выполнив поручение в Уилтшире, ее милость герцогиня Уэссекская отправилась в Лондон. Неделя тяжелого пути, и вдовствующая герцогиня добралась до своего старинного, тесного городского дома, расположенного на Найтрайдер-стрит, где на него падала тень собора Святого Павла и долетал плеск волн Темзы.
Хотя над входной дверью и красовалась потемневшая от времени серебряная надпись «Тенебре», здание называлось Дайер-хаус. Оно принадлежало семейству Дайеров еще до того, как они получили герцогский титул. За эти годы город разросся на запад, и аристократия переселилась из окрестностей Сити на Оксфорд-стрит, в некогда пустынные поля между Сохо и Тайберном. Но Дайер-хаус принадлежал этому семейству с незапамятных времен, а Дайеры меняли свои привычки еще медленнее, чем заводили их. Хотя покойный герцог — Эндрю, отец Уэссекса, — вел дела достаточно предусмотрительно, в результате чего его сын оказался теперь владельцем большей части домов на Пикадилли, вдовствующая герцогиня упорно отвергала все льстивые предложения выстроить ей дом где-нибудь в просторных новых кварталах. И вот теперь, хотя до наступления мая оставалось еще несколько дней, с внушительной мебели в стиле времен короля Якова были сняты голландские чехлы, а у входной двери повесили начищенный до блеска молоточек. Тем самым официально объявлялось: вдовствующая герцогиня Уэссекская въехала в свою резиденцию.
— Где этот мальчишка?! — негодующе спросила герцогиня у своей компаньонки.
Дама Алекто Кеннет ласково улыбнулась своей госпоже. Алекто служила герцогине глазами и ушами с тех самых пор, как ее милость устала от высшего света, — а кроме того, выполняла задачи, за которые герцогине не позволяло взяться ее высокое общественное положение, — и давно уже привыкла к перепадам настроения пожилой женщины.
— Я уверена, что он явится сразу, как только решит, что выглядит достаточно прилично, — с мягкой укоризной произнесла дама Алекто. — Кроме того, он должен явиться в Хосгардз и побеседовать со всеми теми джентльменами, о которых, как он считает, вы и не подозреваете.
Вдовствующая герцогиня Уэссекская коротко рассмеялась.
— Хосгардз, «Белая Башня»… Интересно, я вообще увижу Уэссекса до окончания светского сезона? Однако всегда следует делать хорошую мину. Пожалуй, стоит проявить любезность и позволить ему ознакомиться с нашими планами. Алекто, вы провели много времени в обществе этой девушки. Она справится?
— К тому моменту, как прибыл Уэссекс, я провела с ней не так много времени, как мне хотелось бы, — медленно ответила дама Алекто, собираясь с мыслями, — и мне не понравилось, что он увидел меня. И еще больше мне не понравилось, что он задался вопросом, что я там делаю
— Да. Это непременно вызовет вопросы, — сухо согласилась герцогиня. — Мой внук задает слишком много вопросов, и они непременно возникнут, если ваш визит станет предметом разговоров…
— Или если доктор Фальконер выскажет свои подозрения по поводу столь своевременного выздоровления леди Роксбари. Этот невежа осматривал Роксбари и знал, что она умирает, — сказала дама Алекто. Теперь же доктор Фальконер подозревает, что леди Роксбари ради спасения жизни заключила сделку со сверхъестественными силами.
— Как мог бы сделать любой, окажись он в подобной ситуации и располагай такой возможностью, — сказала герцогиня. — Доктор Фальконер ничем не сможет помешать нам, если только вдруг не заподозрит правду — что та Роксбари, которую он знал, действительно умерла.
Вдовствующая герцогиня вздохнула и бросила письмо, которое сочиняла перед этим, на крохотный китайский письменный столик в одном из углов гостиной, загроможденной самыми разными вещами. Герцогиня, подобно сороке, испытывала неодолимую тягу ко всему яркому и необычному, и гостиная ее была переполнена экзотическими сувенирами, привезенными друзьями герцогини из заграничных поездок.
— Бедное дитя. Она была моей крестницей, и я, надо признаться, не всегда исполняла обязанности крестной. Но сейчас некогда горевать над тем, чего уж не изменишь, — живо добавила герцогиня. — Маркиза Роксбари необходима, и Англия получит ее, неважно, честными средствами или дурными.
— Думаю, это всего лишь вопрос времени: девушка забудет свою прежнюю жизнь в том мире, откуда мы ее забрали, — медленно произнесла дама Алекто. — Составленное мною укрепляющее лекарство сгладит старые воспоминания, а каждый день будет все надежнее приучать ее к жизни маркизы Роксбари. Вскоре она будет знать эту жизнь в мельчайших подробностях и считать, что всегда так жила.
— И она войдет в семью Уэссексов и продолжит род, — закончила вдовствующая герцогиня. Лицо ее было невозмутимо, но в голосе проскользнула нотка беспокойства. — Он должен подчиниться мне — наши семьи договорились об этом браке сразу после рождения девочки; Канингхэмы всегда были тесно связаны со Стюартами, и король Генрих после прибытия принцессы Стефании непременно захочет, чтобы Роксбари поддержала его. Он захочет, чтобы Роксбари помогла принцессе войти в здешнее общество, а Роксбари не сможет стать компаньонкой принцессы, пока сама не превратится в замужнюю даму.
— Значит, у герцога Уэссекского должна появиться герцогиня — и как можно скорее, — заметила дама Алекто. — И давайте молиться, чтобы Древний народ простил нам замену одной Роксбари на другую.
— Должны простить, — сказала вдовствующая герцогиня Уэссекская. — У нас нет другого выхода — если мы хотим сохранить трон.
«Им следовало бы проявить хоть каплю сострадания к несчастному, — еще плохо соображая после сна, подумал Уэссекс, — и не позволять солнцу светить мне прямо в глаза в такой ранний час». На самом деле он вполне успешно вернулся бы в объятия Морфея, если бы Этелинг не выбрал этот самый миг, дабы благопристойно дать знать о своем присутствии.
Этелинг был самым лучшим и самым старым слугой его светлости. Это именно он поддерживал покои его светлости в Олбани именно в том виде, в каком им надлежало находиться, и гардероб его светлости — в таком состоянии, чтобы он соответствовал всем случаям жизни, от приема в королевском дворце до ночной беготни по лондонским крышам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104