Существует убеждение, будто дельфины поразительно альтруистичны и помогают друг другу в беде, но мы убедились, что это более чем сомнительно. Ручные животные иногда игнорируют новичка, иногда сознательно его избегают, а иногда устраивают из него предмет забавы: толкают его, дразнят, всячески допекают, а при соответствующих условиях и насилуют. Афалины в этом отношении особенно неприятны, и вскоре мы научились не допускать их ни к каким новым дельфинам, кроме других афалин.
Порой какой-нибудь дельфин действительно привечал новичка. Одно время у нас жил мелкий самец кико, который оказался такой идеальной нянькой, что мы держали его в дрессировочном отделе лишь для того, чтобы он помогал только что пойманным животным. Он выталкивал новичка, если тому было трудно держаться на воде, плавал между ним и стенкой бассейна, чтобы он не ушибся, и даже передавал ему рыбу, стараясь, чтобы он начал есть. Но этот маленький кико был уникален. В общем из присутствия ручных собратьев новичок извлекает только одну конкретную пользу: он видит рядом других дельфинов, видит, что они спокойны, видит, что они едят корм, и начинает следовать их примеру.
Переход на питание мертвой рыбой вместо живой, на которую надо охотиться, означает для дельфина колоссальное изменение привычек. В первое время он просто не воспринимает мертвую рыбу как корм. Мы вертели рыбешку в руках, самым заманчивым образом кидали ее перед носом новичка, даже тыкали в него рыбой. Многие животные обнаруживали, что мертвая рыба съедобна, когда в раздражении щелкали челюстями и случайно смыкали их на досаждающей им штуке.
Попытки заставить новое животное есть продолжались иногда по нескольку часов на протяжении многих дней. Некоторые дрессировщики приобрели такой опыт, что замечали малейшие признаки пищевого поведения: поворот головы, мгновенное расслабление челюстей, легкое движение в сторону качающейся на воде рыбы, даже брошенный на нее взгляд. С каждым таким проблеском надежды их усилия увеличивались. И вот животное толкает рыбу носом, берет ее в челюсти, возможно, некоторое время плавает, держа во рту, и наконец проглатывает. За первой проглоченной рыбой следовала вторая, третья… А мы тщательно считали, сколько уже съедено – десять мелких корюшек… двадцать пять… и так до восьмидесяти или ста, что составляло нормальный дневной рацион.
От суточного или двухсуточного воздержания аппетит разыгрывался, и шансы на то, что животное начнет есть, увеличивались, однако затяжное голодание чревато большой опасностью. Вероятно, почти всю необходимую пресную воду дельфин получает из рыбы, хотя и не исключено, что он пьет морскую воду. Но как бы то ни было, у голодающего дельфина начинается быстрое обезвоживание, и через несколько дней он может умереть не от голода, а от жажды.
По мере обезвоживания бока дельфина слегка западают, его тело все больше выступает из воды, он начинает утрачивать интерес к жизни и проявляет все меньше желания брать рыбу.
Срок, который был у нас в распоряжении до того, как животному начнет грозить обезвоживание, зависел от его размеров: маленькому вертуну опасно уже двухсуточное голодание, а гринды и афалины могут спокойно поститься пять дней или даже целую неделю.
Когда голодание затягивалось, а животное так и не начинало есть, нам приходилось кормить его насильно. Вялое, ко всему безразличное животное можно было легко поймать, схватив его, когда оно медленно проплывает мимо. Затем один дрессировщик крепко держал его, а второй раскрывал ему челюсти и проталкивал в глотку корюшку головой вперед. Но и на это требовалась особая сноровка. За первой добровольно проглоченной рыбешкой следовало поощрение – поглаживание, ласковые слова, и мало-помалу животное приучалось открывать рот и самостоятельно проталкивать рыбу в глотку языком. Затем оно уже поворачивало голову, чтобы взять корм, и наконец тянулось за рыбой, стараясь схватить ее. Это означало, что новичок сумеет подобрать брошенную ему рыбу и вскоре полностью оправится. Дрессировщикам насильственное кормление обходилось недешево, особенно если кормить приходилось вертунов и кико, потому что даже в перчатках невозможно не исцарапать руки о сотню острых, как иголки, зубов, которыми усажены их челюсти. Какое бывало облегчение, когда животное, наконец, начинало есть само!
Насильственное кормление крупных дельфинов, вроде гринд, велось иначе. Приходилось понижать уровень воды в бассейне, и держали животное двое сильных мужчин. Мы разжимали его челюсти палкой и вводили жидкую пищу через желудочный зонд. Ничему полезному подобная процедура научить его не могла (хотя раза два при таком кормлении животное приучалось заглатывать зонд добровольно). Наша задача заключалась в том, чтобы сохранить гринде жизнь, пока она не научится питаться более нормальным способом. Насильственное кормление крупных дельфинов было тяжелой, неприятной, а порой и опасной работой, не говоря уж о том, что приходилось ежедневно готовить необходимые 15–20 килограммов жидкого рыбного месива – занятие само по себе довольно противное.
Присутствие других животных часто помогало новичку быстрее освоиться с непривычным способом питания. Иногда имело смысл кормить старожилов, кидая рыбу прямо перед новичком. Его вскоре начинало раздражать, что у него раз за разом утаскивают рыбу из-под самого носа, и в конце концов он схватывал очередную рыбешку, просто чтобы она не досталась этим нахалам.
Чуть ли не быстрее всех научился есть мертвую рыбу Макуа. Мы с Тэпом присутствовали при том, как его впервые выпустили в дрессировочный бассейн. Макуа сразу же освоился со стенками и плавал спокойно. Кане, пойманный раньше, прохлаждался в центре бассейна, и Тэп, который был в плавках, прыгнул в воду, обнял Кане, а другой рукой начал давать ему рыбу. Макуа оценил ситуацию (такой же, как он, крупный самец афалины получает даровое угощение), без малейших признаков страха подлез к Тэпу под другую руку и съел килограммов восемь рыбешки – Тэп только успевал их ему подавать.
Но, даже когда новое животное получило антибиотики, необходимо было тщательно следить, не появляются ли у него первые легкие симптомы заболевания – кашель, скверный запах при выдохе, потеря аппетита или тенденция играть с рыбой вместо того, чтобы сразу же ее жадно проглатывать. Подобные симптомы настолько слабы, что легко остаются незамеченными. Все мы научились чутко улавливать малейшие изменения в состоянии наших подопечных – и новичков, и старожилов. Кент Берджесс, старший дрессировщик океанариума «Мир моря», как-то сказал мне, что, нанимая будущего дрессировщика, всегда предупреждает его: «Рано или поздно, но вы убьете какого-нибудь дельфина».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Порой какой-нибудь дельфин действительно привечал новичка. Одно время у нас жил мелкий самец кико, который оказался такой идеальной нянькой, что мы держали его в дрессировочном отделе лишь для того, чтобы он помогал только что пойманным животным. Он выталкивал новичка, если тому было трудно держаться на воде, плавал между ним и стенкой бассейна, чтобы он не ушибся, и даже передавал ему рыбу, стараясь, чтобы он начал есть. Но этот маленький кико был уникален. В общем из присутствия ручных собратьев новичок извлекает только одну конкретную пользу: он видит рядом других дельфинов, видит, что они спокойны, видит, что они едят корм, и начинает следовать их примеру.
Переход на питание мертвой рыбой вместо живой, на которую надо охотиться, означает для дельфина колоссальное изменение привычек. В первое время он просто не воспринимает мертвую рыбу как корм. Мы вертели рыбешку в руках, самым заманчивым образом кидали ее перед носом новичка, даже тыкали в него рыбой. Многие животные обнаруживали, что мертвая рыба съедобна, когда в раздражении щелкали челюстями и случайно смыкали их на досаждающей им штуке.
Попытки заставить новое животное есть продолжались иногда по нескольку часов на протяжении многих дней. Некоторые дрессировщики приобрели такой опыт, что замечали малейшие признаки пищевого поведения: поворот головы, мгновенное расслабление челюстей, легкое движение в сторону качающейся на воде рыбы, даже брошенный на нее взгляд. С каждым таким проблеском надежды их усилия увеличивались. И вот животное толкает рыбу носом, берет ее в челюсти, возможно, некоторое время плавает, держа во рту, и наконец проглатывает. За первой проглоченной рыбой следовала вторая, третья… А мы тщательно считали, сколько уже съедено – десять мелких корюшек… двадцать пять… и так до восьмидесяти или ста, что составляло нормальный дневной рацион.
От суточного или двухсуточного воздержания аппетит разыгрывался, и шансы на то, что животное начнет есть, увеличивались, однако затяжное голодание чревато большой опасностью. Вероятно, почти всю необходимую пресную воду дельфин получает из рыбы, хотя и не исключено, что он пьет морскую воду. Но как бы то ни было, у голодающего дельфина начинается быстрое обезвоживание, и через несколько дней он может умереть не от голода, а от жажды.
По мере обезвоживания бока дельфина слегка западают, его тело все больше выступает из воды, он начинает утрачивать интерес к жизни и проявляет все меньше желания брать рыбу.
Срок, который был у нас в распоряжении до того, как животному начнет грозить обезвоживание, зависел от его размеров: маленькому вертуну опасно уже двухсуточное голодание, а гринды и афалины могут спокойно поститься пять дней или даже целую неделю.
Когда голодание затягивалось, а животное так и не начинало есть, нам приходилось кормить его насильно. Вялое, ко всему безразличное животное можно было легко поймать, схватив его, когда оно медленно проплывает мимо. Затем один дрессировщик крепко держал его, а второй раскрывал ему челюсти и проталкивал в глотку корюшку головой вперед. Но и на это требовалась особая сноровка. За первой добровольно проглоченной рыбешкой следовало поощрение – поглаживание, ласковые слова, и мало-помалу животное приучалось открывать рот и самостоятельно проталкивать рыбу в глотку языком. Затем оно уже поворачивало голову, чтобы взять корм, и наконец тянулось за рыбой, стараясь схватить ее. Это означало, что новичок сумеет подобрать брошенную ему рыбу и вскоре полностью оправится. Дрессировщикам насильственное кормление обходилось недешево, особенно если кормить приходилось вертунов и кико, потому что даже в перчатках невозможно не исцарапать руки о сотню острых, как иголки, зубов, которыми усажены их челюсти. Какое бывало облегчение, когда животное, наконец, начинало есть само!
Насильственное кормление крупных дельфинов, вроде гринд, велось иначе. Приходилось понижать уровень воды в бассейне, и держали животное двое сильных мужчин. Мы разжимали его челюсти палкой и вводили жидкую пищу через желудочный зонд. Ничему полезному подобная процедура научить его не могла (хотя раза два при таком кормлении животное приучалось заглатывать зонд добровольно). Наша задача заключалась в том, чтобы сохранить гринде жизнь, пока она не научится питаться более нормальным способом. Насильственное кормление крупных дельфинов было тяжелой, неприятной, а порой и опасной работой, не говоря уж о том, что приходилось ежедневно готовить необходимые 15–20 килограммов жидкого рыбного месива – занятие само по себе довольно противное.
Присутствие других животных часто помогало новичку быстрее освоиться с непривычным способом питания. Иногда имело смысл кормить старожилов, кидая рыбу прямо перед новичком. Его вскоре начинало раздражать, что у него раз за разом утаскивают рыбу из-под самого носа, и в конце концов он схватывал очередную рыбешку, просто чтобы она не досталась этим нахалам.
Чуть ли не быстрее всех научился есть мертвую рыбу Макуа. Мы с Тэпом присутствовали при том, как его впервые выпустили в дрессировочный бассейн. Макуа сразу же освоился со стенками и плавал спокойно. Кане, пойманный раньше, прохлаждался в центре бассейна, и Тэп, который был в плавках, прыгнул в воду, обнял Кане, а другой рукой начал давать ему рыбу. Макуа оценил ситуацию (такой же, как он, крупный самец афалины получает даровое угощение), без малейших признаков страха подлез к Тэпу под другую руку и съел килограммов восемь рыбешки – Тэп только успевал их ему подавать.
Но, даже когда новое животное получило антибиотики, необходимо было тщательно следить, не появляются ли у него первые легкие симптомы заболевания – кашель, скверный запах при выдохе, потеря аппетита или тенденция играть с рыбой вместо того, чтобы сразу же ее жадно проглатывать. Подобные симптомы настолько слабы, что легко остаются незамеченными. Все мы научились чутко улавливать малейшие изменения в состоянии наших подопечных – и новичков, и старожилов. Кент Берджесс, старший дрессировщик океанариума «Мир моря», как-то сказал мне, что, нанимая будущего дрессировщика, всегда предупреждает его: «Рано или поздно, но вы убьете какого-нибудь дельфина».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82