Все эти способности и склонности отмерены разным видам и разным индивидам в разных количествах. В любом виде есть особи, которые могут блеснуть тем или иным слагаемым интеллекта, как белка моего отца. Насколько же умен дельфин? Мне кажется, что такая постановка вопроса вообще неверна.
Ну, хорошо. Вам все равно хочется услышать ответ. Что же, если линейного порядка избежать нельзя, меня более или менее устраивает ответ, который дали А.Ф. Макбрайд и Д.О. Хебб около тридцати лет назад, задолго до того, как Лилли, Флиппер и фантастические легенды о дельфинах покорили воображение неспециалистов: «По сообразительности дельфин стоит между собакой и шимпанзе, несколько ближе к шимпанзе». Если вспомнить Уошо и ее собратьев, это высокая похвала. У истории Малии и Хоу есть любопытный эпилог. Обе они после окончания эксперимента остались в Театре Океанической Науки. Обе вели себя очень активно и изобретательно и, по правде говоря, постоянно досаждали нам своими проделками. Они то и дело открывали дверцы и выпускали друг друга в демонстрационный бассейн. Хоу научилась прыгать через перегородки, а Малия завела неудобную привычку вылезать из воды и ползать по бетонному полу, тыча дрессировщиков в лодыжки, чтобы на нее обратили внимание. Нам пришлось привязать это поведение к сигналу, чтобы прекратить ее попытки переходить к наземному существованию на глазах у зрителей.
У каждой из них был свой репертуар и в представлениях они выступали отдельно, хотя и могли наблюдать друг за другом сквозь дверцы. Малия по звуковым сигналам демонстрировала некоторые поведенческие элементы, которые придумала сама: прыжок брюхом вверх, «пробочник», «Мама, посмотри, как я еду без рук!», то есть скольжение на спине с задранным хвостом. Кроме того, она прыгала через обруч, поднятый над водой на три с половиной метра. Хоу демонстрировала эхолокацию, лавируя в наглазниках между препятствиями и, подбирая на нос три тонущих кольца. Другими словами, выдрессированы они были по-разному, если не считать того, что Малию тоже приучили к наглазникам. Но она никогда в них не работала.
Хоу попала к нам совсем молоденькой, а потому продолжала расти и со временем почти достигла размеров Малии. Как-то раз, когда с животными работала Ингрид, а я читала лекцию, представление не заладилось. Сначала открыли дверцу Малии, она выплыла в бассейн и проделала все, что от нее требовалось, – прыжок брюхом вверх, «пробочник», скольжение с задранным хвостом, – но не в обычном порядке и с непонятным возбуждением.
Что-то явно было не так. Может быть, сломался сигнальный аппарат? Когда был поднят обруч, она прыгнула, но суматошливо, неловко и гораздо ниже трех с половиной метров. При обычных обстоятельствах были бы приняты жесткие меры: она получила бы тайм-аут и дрессировщик потребовал бы повторения. Однако Ингрид, удивительно чувствующая настроение животных, решила проявить снисходительность, и обруч был опущен на половинную высоту. После чего животное прыгнуло сквозь него, не дожидаясь сигнала.
Что с ней происходит? Она так нервничала, что мы обе почувствовали облегчение, когда ее, наконец, можно было отправить во вспомогательный бассейн и выпустить Хоу.
Эта тоже стремительно промчалась сквозь дверцу в страшном возбуждении. Ингрид с большим трудом удалось надеть на нее наглазники. Дважды они срывались и животное приносило их со дна. Наконец наглазники были надеты, и она проплыла сквозь лабиринт из труб, который мы опустили в бассейн, а затем подобрала кольца, но по одному, а не все три, как обычно. Она тоже очень нервничала и нас томила порожденная долгим опытом тревога, что представление вот-вот совсем развалится. Однако мы завершили его более или менее благополучно, хотя все шло чуть-чуть не так, с какими-то непонятными отступлениями. Я заговорила со зрителями о необычной нервозности обоих дельфинов и призналась, что не могу объяснить, почему они были выбиты из колеи и вели себя так странно, почему Малия путала сигналы, а Хоу не сразу дала надеть на себя наглазники. Представление окончилось. Ингрид отправила последнего дельфина во вспомогательный бассейн и вдруг уставилась на меня в полном изумлении.
– Знаете, что произошло?
– Нет.
– Мы их перепутали. Кто-то запер Малию в бассейне Хоу, а Хоу – в бассейне Малии. Они же теперь выглядят совсем одинаково, и мне даже в голову не пришло…
Хоу выполнила номера Малии, путаясь в сигналах, но сами движения проделывая с такой уверенностью, что мы ничего не заподозрили – ведь она даже умудрилась прыгнуть сквозь обруч, хотя обычно отработка такого прыжка занимает не одну неделю. А Малия в наглазниках с первого же раза правильно проделала все трюки Хоу, хотя и нервничая, но настолько хорошо, что мы приняли ее за Хоу. Я остановила расходящихся зрителей и объяснила им, чему они только что были свидетелями. Не знаю, многие ли поняли и поверили. Я и сама все еще не могу до конца поверить.
11. Одомашненные дельфины
Эксперименты в открытом море породили во всех нас глубокое убеждение, что дельфины могут и будут работать для человека в своей родной стихии, как домашние животные. Пусть Каи и Поно уплыли навсегда, а Хаина и Нуха из трусости отказывались выйти хотя бы на три метра за привычные пределы, зато Кеики был абсолютно надежен, и если все-таки оказалось возможным работать в море с более трудными видами, то уж с нашей доброй старой приятельницей афалиной можно будет добиться настоящих чудес.
Теоретически говоря, каждый раз, когда человек обосновывался в новой и враждебной ему среде обитания, он выбирал по меньшей мере одно местное животное, одомашнивал его и возлагал на него ту работу, которая ему самому в этих тяжелых условиях была не под силу. Благодаря верблюду, например, человек смог существовать в пустыне, а благодаря упряжным собакам – за Полярным кругом.
С тех пор как было одомашнено последнее животное, прошли тысячелетия – все пернатые и четвероногие помощники человека, от охотничьего сокола до яка, служили ему еще до зарождения современной цивилизации. Теперь же мы начинаем осваивать морские глубины. Кусто первым попробовал жить на морском дне, водолазы трудятся под водой – строят, добывают полезные ископаемые, собирают плоды моря. Так не логично ли будет приспособить для наших целей исконного обитателя этого чуждого нам мира? Ведь так и кажется, будто дельфины, обосновавшиеся в океанах задолго до того, как наш предок впервые слез с дерева, все это время ждали, когда же их пригласят войти в свиту человека.
Дельфин способен двигаться под водой с несравненно большей легкостью, чем мы. Благодаря эхолокации он видит там, где мы слепы, благодаря острому слуху находит дальние объекты и цели там, где человек совершенно беспомощен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Ну, хорошо. Вам все равно хочется услышать ответ. Что же, если линейного порядка избежать нельзя, меня более или менее устраивает ответ, который дали А.Ф. Макбрайд и Д.О. Хебб около тридцати лет назад, задолго до того, как Лилли, Флиппер и фантастические легенды о дельфинах покорили воображение неспециалистов: «По сообразительности дельфин стоит между собакой и шимпанзе, несколько ближе к шимпанзе». Если вспомнить Уошо и ее собратьев, это высокая похвала. У истории Малии и Хоу есть любопытный эпилог. Обе они после окончания эксперимента остались в Театре Океанической Науки. Обе вели себя очень активно и изобретательно и, по правде говоря, постоянно досаждали нам своими проделками. Они то и дело открывали дверцы и выпускали друг друга в демонстрационный бассейн. Хоу научилась прыгать через перегородки, а Малия завела неудобную привычку вылезать из воды и ползать по бетонному полу, тыча дрессировщиков в лодыжки, чтобы на нее обратили внимание. Нам пришлось привязать это поведение к сигналу, чтобы прекратить ее попытки переходить к наземному существованию на глазах у зрителей.
У каждой из них был свой репертуар и в представлениях они выступали отдельно, хотя и могли наблюдать друг за другом сквозь дверцы. Малия по звуковым сигналам демонстрировала некоторые поведенческие элементы, которые придумала сама: прыжок брюхом вверх, «пробочник», «Мама, посмотри, как я еду без рук!», то есть скольжение на спине с задранным хвостом. Кроме того, она прыгала через обруч, поднятый над водой на три с половиной метра. Хоу демонстрировала эхолокацию, лавируя в наглазниках между препятствиями и, подбирая на нос три тонущих кольца. Другими словами, выдрессированы они были по-разному, если не считать того, что Малию тоже приучили к наглазникам. Но она никогда в них не работала.
Хоу попала к нам совсем молоденькой, а потому продолжала расти и со временем почти достигла размеров Малии. Как-то раз, когда с животными работала Ингрид, а я читала лекцию, представление не заладилось. Сначала открыли дверцу Малии, она выплыла в бассейн и проделала все, что от нее требовалось, – прыжок брюхом вверх, «пробочник», скольжение с задранным хвостом, – но не в обычном порядке и с непонятным возбуждением.
Что-то явно было не так. Может быть, сломался сигнальный аппарат? Когда был поднят обруч, она прыгнула, но суматошливо, неловко и гораздо ниже трех с половиной метров. При обычных обстоятельствах были бы приняты жесткие меры: она получила бы тайм-аут и дрессировщик потребовал бы повторения. Однако Ингрид, удивительно чувствующая настроение животных, решила проявить снисходительность, и обруч был опущен на половинную высоту. После чего животное прыгнуло сквозь него, не дожидаясь сигнала.
Что с ней происходит? Она так нервничала, что мы обе почувствовали облегчение, когда ее, наконец, можно было отправить во вспомогательный бассейн и выпустить Хоу.
Эта тоже стремительно промчалась сквозь дверцу в страшном возбуждении. Ингрид с большим трудом удалось надеть на нее наглазники. Дважды они срывались и животное приносило их со дна. Наконец наглазники были надеты, и она проплыла сквозь лабиринт из труб, который мы опустили в бассейн, а затем подобрала кольца, но по одному, а не все три, как обычно. Она тоже очень нервничала и нас томила порожденная долгим опытом тревога, что представление вот-вот совсем развалится. Однако мы завершили его более или менее благополучно, хотя все шло чуть-чуть не так, с какими-то непонятными отступлениями. Я заговорила со зрителями о необычной нервозности обоих дельфинов и призналась, что не могу объяснить, почему они были выбиты из колеи и вели себя так странно, почему Малия путала сигналы, а Хоу не сразу дала надеть на себя наглазники. Представление окончилось. Ингрид отправила последнего дельфина во вспомогательный бассейн и вдруг уставилась на меня в полном изумлении.
– Знаете, что произошло?
– Нет.
– Мы их перепутали. Кто-то запер Малию в бассейне Хоу, а Хоу – в бассейне Малии. Они же теперь выглядят совсем одинаково, и мне даже в голову не пришло…
Хоу выполнила номера Малии, путаясь в сигналах, но сами движения проделывая с такой уверенностью, что мы ничего не заподозрили – ведь она даже умудрилась прыгнуть сквозь обруч, хотя обычно отработка такого прыжка занимает не одну неделю. А Малия в наглазниках с первого же раза правильно проделала все трюки Хоу, хотя и нервничая, но настолько хорошо, что мы приняли ее за Хоу. Я остановила расходящихся зрителей и объяснила им, чему они только что были свидетелями. Не знаю, многие ли поняли и поверили. Я и сама все еще не могу до конца поверить.
11. Одомашненные дельфины
Эксперименты в открытом море породили во всех нас глубокое убеждение, что дельфины могут и будут работать для человека в своей родной стихии, как домашние животные. Пусть Каи и Поно уплыли навсегда, а Хаина и Нуха из трусости отказывались выйти хотя бы на три метра за привычные пределы, зато Кеики был абсолютно надежен, и если все-таки оказалось возможным работать в море с более трудными видами, то уж с нашей доброй старой приятельницей афалиной можно будет добиться настоящих чудес.
Теоретически говоря, каждый раз, когда человек обосновывался в новой и враждебной ему среде обитания, он выбирал по меньшей мере одно местное животное, одомашнивал его и возлагал на него ту работу, которая ему самому в этих тяжелых условиях была не под силу. Благодаря верблюду, например, человек смог существовать в пустыне, а благодаря упряжным собакам – за Полярным кругом.
С тех пор как было одомашнено последнее животное, прошли тысячелетия – все пернатые и четвероногие помощники человека, от охотничьего сокола до яка, служили ему еще до зарождения современной цивилизации. Теперь же мы начинаем осваивать морские глубины. Кусто первым попробовал жить на морском дне, водолазы трудятся под водой – строят, добывают полезные ископаемые, собирают плоды моря. Так не логично ли будет приспособить для наших целей исконного обитателя этого чуждого нам мира? Ведь так и кажется, будто дельфины, обосновавшиеся в океанах задолго до того, как наш предок впервые слез с дерева, все это время ждали, когда же их пригласят войти в свиту человека.
Дельфин способен двигаться под водой с несравненно большей легкостью, чем мы. Благодаря эхолокации он видит там, где мы слепы, благодаря острому слуху находит дальние объекты и цели там, где человек совершенно беспомощен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82