Кико в этом прыжке не участвовала. Когда в награду за такой трудный прыжок Хоку получал несколько рыбешек, он галантно делился ими с Кико, и она привыкла принимать это как должное. Если Хоку в прыжке задевал прут, мы ему рыбы не давали, и в этих случаях Кико обычно злилась и начинала гонять его по всему бассейну, стрекоча и пуская из дыхала струйки пузырей. Подобные вещи доставляют зрителям особое удовольствие, если их заранее предупредить, чего следует ожидать. Это было настоящее общение дельфинов между собой, а не выдумки писателей-фантастов.
Однако, чтобы объяснить все это зрителям, требовалось порядком поговорить в микрофон, и мы с Дотги скоро забыли про страх перед публикой. Пять дней в неделю по пять выступлений в день не оставляли времени для подобных нежностей – и выступлений перед самыми разными зрителями: то шестьсот туристов, которых надо расшевелить, заставить смеяться, то шестьсот школьников, которых надо увлечь так, чтобы они не шумели, а по субботам и воскресеньям трибуны целыми семьями заполняли местные жители, которые хотели знать, какое все это имеет отношение к ним и к Гавайям. Лектор в Театре Океанической Науки либо быстро отказывался от этой работы, либо еще быстрее приобретал необходимую сноровку.
Ренди Льюис слушала наши лекции и читала о дельфинах все, что могла достать. Вскоре она уже вела часть программы, а затем и все представление целиком. У нее был великолепный вкус: ее непринужденные шутки никогда не переходили в насмешки над дрессировщиком или животными. Благодаря своему удивительному дару импровизации она умела развлекать зрителей и поддерживать их интерес даже во время непредвиденных пауз, когда в бассейне минут пять ничего не происходило, потому что Макуа упрямился и не хотел проплыть сквозь дверцу или Хоку с Кико тянули время, расстроенные каким-то мелким изменением в привычном распорядке. Взрывы хохота в Театре Океанической Науки разносились по всему Парку, и мы каждый раз понимали, что Ренди Льюис снова доказала свою редкостную изобретательность.
Правда, мы все наловчились находить выход из критических положений, например, когда ворот сломался и дрессировочная площадка рухнула в воду или когда сигнальная аппаратура внезапно вышла из строя и в ожидании техника нужно было заполнить программу номерами, не требовавшими звуковых сигналов. Однако лучше всего это удавалось Ренди, и я была счастлива, что именно она вела программу в тот день, когда в Театр Океанической Науки пришла весна.
Хоку и Кико во время представлений часто нежничали, но обычно их удавалось отвлечь, включив сигнал на полную мощность, или хлопнув рыбешкой по воде, или еще как-нибудь. Однако в тот день ничто не помогало, и животные начали спариваться, описывая все новые и новые круги по бассейну брюхом к брюху. Половой акт выглядит у дельфинов очень целомудренно, но понять, что происходит, не составляло особого труда, а трибуны, как назло, были заполнены старшеклассницами и монахинями. Ренди продолжала сыпать всяческими интересными сведениями о дельфинах, но когда-нибудь и ее запасы должны были истощиться.
– В конце-то концов, – заключила она, – вы пришли сюда расширять свои познания в биологии, не так ли? – и под оглушительные аплодисменты повесила микрофон в знак того, что представление окончено.
К началу нашей второй зимы Дотти уехала, чтобы заняться научно-исследовательской работой на материке, а Крис перебрался в Калифорнию. Преемником Криса стал всегда весело улыбающийся мормонский проповедник Пет Куили, молодой силач и умница, полный ирландского обаяния и доброжелательности, который прежде занимался миссионерской деятельностью на острове Тасмания, а также был ковбоем и рабочим на нефтяных промыслах. Пет Куили и Ренди Льюис вели теперь Театр Океанической Науки вместе, и Пет быстро научился не только работать с животными, но и рассказывать о них.
На место Дотти к нам пришла Ингрид Кан, красивая шведка, жена корейца, профессора истории в Гавайском университете. У Ингрид был диплом Стокгольмского университета, где она изучала поведение животных, и она предложила свои услуги Океаническому институту в качестве научного сотрудника. У них для нее работы не было, зато у меня была, а Ингрид – человек благоразумный и не презрела дельфиньи представления только потому, что они не считаются «научными исследованиями». Мне кажется, она с самого начала понимала, что в суете будничной работы с животными о них можно узнать не меньше, если не больше, чем в результате «чисто научных экспериментов». Во всяком случае, фамилию Ингрид как автора или соавтора научных статей можно встретить куда чаще, чем фамилии дрессировщиков, взятых позднее исключительно для «научной» дрессировки.
Ингрид приступила к работе в качестве подчиненной Дэвида Элисиза, а когда три года спустя он ушел, она стала старшим дрессировщиком. А когда ушла я, она стала куратором вместо меня. Ингрид говорила неторопливо, обдумывая слова, стеснялась своего шведского акцента, и потому наотрез отказалась выступать с лекциями, зато инструкции Рона она усвоила без малейших затруднений и быстро стала прекрасной дрессировщицей и отличной сиделкой при больных и только что пойманных животных. Для легкомысленной компании бойкой молодежи в нашем отделе зрелая спокойная уверенность Ингрид была особенна ценна.
Кроме того, она умела хорошо учить, что имело немаловажное значение, поскольку при наших низких ставках мы могли нанимать только молодых и неопытных людей, а это приводило к большой текучести кадров. Одни не подходили для такой работы, другие не выдерживали долгих часов на открытом воздухе, третьи предпочитали зарабатывать больше, водя грузовики или танцуя хулу. Ребят забирали в армию, девчонки выскакивали замуж. Все время появлялись новички, которых нужно было обучать самым азам, и у Ингрид это получалось великолепно – она была много терпеливее и настойчивее меня.
Я высматривала таланты всюду, где могла. Керри Дженкинс я нашла в закусочной. Она с большой живостью и остроумием описывала за соседним столиком свои злоключения в поисках работы. Я заподозрила, что передо мной прирожденный лектор и рассказчик. Так оно и оказалось – сейчас, десять лет спустя, она все еще ведет представления.
Еще одним прирожденным импровизатором, оказалась Марли Бриз, иногда пасшая моих сыновей, когда они были маленькими. Диану Пью я увидела в манеже при конюшне, где жили мои пони. Она объезжала молоденькую кобылку смешанных кровей и работала с ней удивительно умело.
Когда эта высокая красавица брюнетка, наполовину англичанка, наполовину индианка племени чероки, вышла из манежа, я спросила, не может ли она объяснить, чего и как она добивается от кобылки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Однако, чтобы объяснить все это зрителям, требовалось порядком поговорить в микрофон, и мы с Дотги скоро забыли про страх перед публикой. Пять дней в неделю по пять выступлений в день не оставляли времени для подобных нежностей – и выступлений перед самыми разными зрителями: то шестьсот туристов, которых надо расшевелить, заставить смеяться, то шестьсот школьников, которых надо увлечь так, чтобы они не шумели, а по субботам и воскресеньям трибуны целыми семьями заполняли местные жители, которые хотели знать, какое все это имеет отношение к ним и к Гавайям. Лектор в Театре Океанической Науки либо быстро отказывался от этой работы, либо еще быстрее приобретал необходимую сноровку.
Ренди Льюис слушала наши лекции и читала о дельфинах все, что могла достать. Вскоре она уже вела часть программы, а затем и все представление целиком. У нее был великолепный вкус: ее непринужденные шутки никогда не переходили в насмешки над дрессировщиком или животными. Благодаря своему удивительному дару импровизации она умела развлекать зрителей и поддерживать их интерес даже во время непредвиденных пауз, когда в бассейне минут пять ничего не происходило, потому что Макуа упрямился и не хотел проплыть сквозь дверцу или Хоку с Кико тянули время, расстроенные каким-то мелким изменением в привычном распорядке. Взрывы хохота в Театре Океанической Науки разносились по всему Парку, и мы каждый раз понимали, что Ренди Льюис снова доказала свою редкостную изобретательность.
Правда, мы все наловчились находить выход из критических положений, например, когда ворот сломался и дрессировочная площадка рухнула в воду или когда сигнальная аппаратура внезапно вышла из строя и в ожидании техника нужно было заполнить программу номерами, не требовавшими звуковых сигналов. Однако лучше всего это удавалось Ренди, и я была счастлива, что именно она вела программу в тот день, когда в Театр Океанической Науки пришла весна.
Хоку и Кико во время представлений часто нежничали, но обычно их удавалось отвлечь, включив сигнал на полную мощность, или хлопнув рыбешкой по воде, или еще как-нибудь. Однако в тот день ничто не помогало, и животные начали спариваться, описывая все новые и новые круги по бассейну брюхом к брюху. Половой акт выглядит у дельфинов очень целомудренно, но понять, что происходит, не составляло особого труда, а трибуны, как назло, были заполнены старшеклассницами и монахинями. Ренди продолжала сыпать всяческими интересными сведениями о дельфинах, но когда-нибудь и ее запасы должны были истощиться.
– В конце-то концов, – заключила она, – вы пришли сюда расширять свои познания в биологии, не так ли? – и под оглушительные аплодисменты повесила микрофон в знак того, что представление окончено.
К началу нашей второй зимы Дотти уехала, чтобы заняться научно-исследовательской работой на материке, а Крис перебрался в Калифорнию. Преемником Криса стал всегда весело улыбающийся мормонский проповедник Пет Куили, молодой силач и умница, полный ирландского обаяния и доброжелательности, который прежде занимался миссионерской деятельностью на острове Тасмания, а также был ковбоем и рабочим на нефтяных промыслах. Пет Куили и Ренди Льюис вели теперь Театр Океанической Науки вместе, и Пет быстро научился не только работать с животными, но и рассказывать о них.
На место Дотти к нам пришла Ингрид Кан, красивая шведка, жена корейца, профессора истории в Гавайском университете. У Ингрид был диплом Стокгольмского университета, где она изучала поведение животных, и она предложила свои услуги Океаническому институту в качестве научного сотрудника. У них для нее работы не было, зато у меня была, а Ингрид – человек благоразумный и не презрела дельфиньи представления только потому, что они не считаются «научными исследованиями». Мне кажется, она с самого начала понимала, что в суете будничной работы с животными о них можно узнать не меньше, если не больше, чем в результате «чисто научных экспериментов». Во всяком случае, фамилию Ингрид как автора или соавтора научных статей можно встретить куда чаще, чем фамилии дрессировщиков, взятых позднее исключительно для «научной» дрессировки.
Ингрид приступила к работе в качестве подчиненной Дэвида Элисиза, а когда три года спустя он ушел, она стала старшим дрессировщиком. А когда ушла я, она стала куратором вместо меня. Ингрид говорила неторопливо, обдумывая слова, стеснялась своего шведского акцента, и потому наотрез отказалась выступать с лекциями, зато инструкции Рона она усвоила без малейших затруднений и быстро стала прекрасной дрессировщицей и отличной сиделкой при больных и только что пойманных животных. Для легкомысленной компании бойкой молодежи в нашем отделе зрелая спокойная уверенность Ингрид была особенна ценна.
Кроме того, она умела хорошо учить, что имело немаловажное значение, поскольку при наших низких ставках мы могли нанимать только молодых и неопытных людей, а это приводило к большой текучести кадров. Одни не подходили для такой работы, другие не выдерживали долгих часов на открытом воздухе, третьи предпочитали зарабатывать больше, водя грузовики или танцуя хулу. Ребят забирали в армию, девчонки выскакивали замуж. Все время появлялись новички, которых нужно было обучать самым азам, и у Ингрид это получалось великолепно – она была много терпеливее и настойчивее меня.
Я высматривала таланты всюду, где могла. Керри Дженкинс я нашла в закусочной. Она с большой живостью и остроумием описывала за соседним столиком свои злоключения в поисках работы. Я заподозрила, что передо мной прирожденный лектор и рассказчик. Так оно и оказалось – сейчас, десять лет спустя, она все еще ведет представления.
Еще одним прирожденным импровизатором, оказалась Марли Бриз, иногда пасшая моих сыновей, когда они были маленькими. Диану Пью я увидела в манеже при конюшне, где жили мои пони. Она объезжала молоденькую кобылку смешанных кровей и работала с ней удивительно умело.
Когда эта высокая красавица брюнетка, наполовину англичанка, наполовину индианка племени чероки, вышла из манежа, я спросила, не может ли она объяснить, чего и как она добивается от кобылки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82