Океанический институт потерпел что-то вроде банкротства. Железная дорога стала убыточной. Она, «Ранчо Хана» и «Гавайская королевская авиалиния» вновь распались. Тэп потерял не только контроль над всем предприятием, но и свои оплачиваемые посты и места в правлениях почти каждой из компаний.
Особой катастрофы, правда, не произошло. Выяснилось, что почти все предприятия обладали собственными внутренними ресурсами, которые помогли им выдержать тяжелые времена. Парк «Жизнь моря» опять процветает. Новые владельцы внесли много улучшений и исправлений, что оказалось возможным благодаря притоку свежего капитала. Океанический институт восстал из пепла как феникс и теперь представляет собой самоокупающуюся научную организацию, разрабатывающую проблему культивирования пищевых ресурсов моря. Руководит им группа увлеченных этими вопросами ученых и банкиров, которые не допустили его закрытия. Даже «Макаи-Рейндж» проявляет признаки возрождения: наиболее предприимчивые из прежних ее сотрудников теперь заняты новыми подводными работами, например ведут прибыльную добычу драгоценных кораллов, используя малую подводную лодку.
Мы с Тэпом за эти годы заметно изменились, но по-разному. В прошлом остались два молодых робких биолога, мечтавших о собственном океанариуме. У нас появились новые интересы и новые цели, но они уже не были общими. В 1972 году мы развелись. Тэп приступил к осуществлению своей новой мечты – коммерческому культивированию пищевых ресурсов моря в естественных условиях. Я поселилась с детьми в пригороде Гонолулу и принялась обрабатывать и готовить к публикации давно накопившиеся материалы, в том числе и эту книгу. И, наконец, я смогла удовлетворить свою давнюю тягу к музыке и театру. Я пела в хоре гавайской оперной труппы и стала театральным критиком утренней газеты Гонолулу. Я вырастила сад и обзавелась новыми друзьями.
– Но неужели вы не скучаете без дельфинов?
Нет. Когда я вожу своих гостей в парк «Жизнь моря», я всегда рада погладить Малию, но я не скучаю ни без нее, ни без остальных. Моя работа с дельфинами для меня завершена: вероятно, мое воображение извлекло из них все, что могло. Скорее уж я скучаю без собак – Гаса, Принца, Холли, и без пони – Эхо, Фластра.
Однако мой интерес к дельфинам остается еще не вполне удовлетворенным. Мне хотелось бы знать, различают ли они цвета. Они любят музыку, и мне хотелось бы знать, какую музыку они предпочитают и что именно их в ней привлекает – мелодия, гармония или ритм. Интересует меня и вопрос о том, насколько разумны киты. Билл Шевилл однажды проиграл мне чудесную запись того, как горбатый кит забавлялся с эхом в подводном каньоне у Багамских островов. Горбач ухнул «Мрумп!», и эхо ответило «мрумп». Горбач попробовал тоном выше, потом еще и еще, пока не достиг самой высокой доступной ему ноты. Эхо каждый раз отвечало. Покончив с самыми высокими «мрумп», горбач испробовал другие типы рева и хрипа, каждый раз дожидаясь эха. Затем в записи зазвучали отдаленные голоса других китов. Горбач откликнулся и уплыл. Так вот: животное, способное развлекаться подобным образом, не может не быть в какой-то степени разумным.
И еще меня интригуют прекрасные песни китов, которые записал Роджер Пейн, член Нью-йоркского зоологического общества. Это очень разнообразные, сложные и упорядоченные песни, которые длятся до девяти минут, а потом могут быть точно повторены с самого начала. Если наложить сонограмму первых девяти минут на сонограмму вторых девяти минут, они почти полностью совпадут. Насколько мне известно, их можно сравнить только с человеческой музыкой и с человеческими устными сказаниями, такими, как саги, веды, генеалогическая поэзия Полинезии. И мне очень хотелось бы знать, что означают песни китов и почему киты поют. Но искать ответы на эти загадки будут другие исследователи, не я.
Однако отсюда вовсе не следует, будто я разлюбила дельфинов. Их нельзя разлюбить. Однажды я присутствовала на конференции в Пойнт-Мугу, в которой принимали участие Ф. Вуд, Уильям Эванс, Скотт Джонсон, Карлтон Рей и многие другие известные ученые и знатоки моря. Все они имеют дело с китообразными чуть ли не каждый день. Вдруг кто-то крикнул, что в прибое прямо напротив наших окон играют дельфины, и, забыв про ученую дискуссию, мы все, словно дети, бросились наружу, чтобы посмотреть, как у берега катаются на гребнях волн афалины. Нет, пресытиться этим невозможно!
Работа в Парке дала нам очень много, и некоторые нашли для себя интересное дело именно благодаря тому, чему научились там. Боб Хауз стал президентом «Гавайской королевской авиалинии». Том Морриш возглавляет большую курортную компанию. Кен Норрис теперь профессор университета в Санта-Крус, он по-прежнему возглавляет и направляет программы научных исследований, консультирует другие организации и вдохновляет новое поколение студентов. Иногда мы работаем вместе. Я помогла ему создать океанариум для Гонконга. Было очень интересно придумывать представления с учетом местного колорита и многоязычности зрителей, да так, чтобы они могли получать полное удовольствие, даже не понимая лектора. Неужели вам не хотелось бы поглядеть, как морские львы играют под водой в маджонг? А утиные гонки? А дрессированных пеликанов, показывающих воздушные номера?
Наш ветеринар Эл Такаяма по-прежнему лечит моих кошек и собак. Криса и Гэри я потеряла из виду. Дотти Сэмсон вышла замуж за Говарда Болдуина, ученого, который помогал ей в работе с Поно. Позже они развелись, и Дотти, после того как она какое-то время преподавала в школе на Аляске и еще несколько раз меняла профессию, сейчас работает секретаршей у Тэпа. Джим Келли, поставлявший нам олушей, одно время был управляющим океанариума в Галвестоне, а теперь, как я слышала, стал летчиком какой-то авиакомпании. Ренди Льюис вышла замуж за Пета Куили, и они завели ранчо в Юте. Дэвид Элисиз дрессирует дельфинов для «Кахала-Хилтон», роскошного отеля в Гонолулу, и дважды в день выступает там со своими животными. Денни Калеикини по-прежнему остается первым конферансье Гонолулу, ведет собственную программу, знаменитую «Говорят Гавайи», и занимается еще всякой всячиной. Ингрид Кан, Керри Дженкинс, Диана Пью, Марли Бриз и Вэла Уолворк по-прежнему работают в парке «Жизнь моря». Леуа Калеколио вышла замуж за одного из научных сотрудников «Макаи-Рейндж». Время от времени я случайно где-нибудь ее встречаю, как и других наших «гавайских девушек».
Жорж Жильбер безвременно умер, оставив жену и трех маленьких дочерей, но я убеждена, что это была смерть, какую он выбрал бы для себя сам. Он умер от инсульта, возясь на палубе «Имуа» с только что пойманным вертуном. Этот вертун, названный Камае («печаль»), все еще участвует в представлениях в Бухте Китобойца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Особой катастрофы, правда, не произошло. Выяснилось, что почти все предприятия обладали собственными внутренними ресурсами, которые помогли им выдержать тяжелые времена. Парк «Жизнь моря» опять процветает. Новые владельцы внесли много улучшений и исправлений, что оказалось возможным благодаря притоку свежего капитала. Океанический институт восстал из пепла как феникс и теперь представляет собой самоокупающуюся научную организацию, разрабатывающую проблему культивирования пищевых ресурсов моря. Руководит им группа увлеченных этими вопросами ученых и банкиров, которые не допустили его закрытия. Даже «Макаи-Рейндж» проявляет признаки возрождения: наиболее предприимчивые из прежних ее сотрудников теперь заняты новыми подводными работами, например ведут прибыльную добычу драгоценных кораллов, используя малую подводную лодку.
Мы с Тэпом за эти годы заметно изменились, но по-разному. В прошлом остались два молодых робких биолога, мечтавших о собственном океанариуме. У нас появились новые интересы и новые цели, но они уже не были общими. В 1972 году мы развелись. Тэп приступил к осуществлению своей новой мечты – коммерческому культивированию пищевых ресурсов моря в естественных условиях. Я поселилась с детьми в пригороде Гонолулу и принялась обрабатывать и готовить к публикации давно накопившиеся материалы, в том числе и эту книгу. И, наконец, я смогла удовлетворить свою давнюю тягу к музыке и театру. Я пела в хоре гавайской оперной труппы и стала театральным критиком утренней газеты Гонолулу. Я вырастила сад и обзавелась новыми друзьями.
– Но неужели вы не скучаете без дельфинов?
Нет. Когда я вожу своих гостей в парк «Жизнь моря», я всегда рада погладить Малию, но я не скучаю ни без нее, ни без остальных. Моя работа с дельфинами для меня завершена: вероятно, мое воображение извлекло из них все, что могло. Скорее уж я скучаю без собак – Гаса, Принца, Холли, и без пони – Эхо, Фластра.
Однако мой интерес к дельфинам остается еще не вполне удовлетворенным. Мне хотелось бы знать, различают ли они цвета. Они любят музыку, и мне хотелось бы знать, какую музыку они предпочитают и что именно их в ней привлекает – мелодия, гармония или ритм. Интересует меня и вопрос о том, насколько разумны киты. Билл Шевилл однажды проиграл мне чудесную запись того, как горбатый кит забавлялся с эхом в подводном каньоне у Багамских островов. Горбач ухнул «Мрумп!», и эхо ответило «мрумп». Горбач попробовал тоном выше, потом еще и еще, пока не достиг самой высокой доступной ему ноты. Эхо каждый раз отвечало. Покончив с самыми высокими «мрумп», горбач испробовал другие типы рева и хрипа, каждый раз дожидаясь эха. Затем в записи зазвучали отдаленные голоса других китов. Горбач откликнулся и уплыл. Так вот: животное, способное развлекаться подобным образом, не может не быть в какой-то степени разумным.
И еще меня интригуют прекрасные песни китов, которые записал Роджер Пейн, член Нью-йоркского зоологического общества. Это очень разнообразные, сложные и упорядоченные песни, которые длятся до девяти минут, а потом могут быть точно повторены с самого начала. Если наложить сонограмму первых девяти минут на сонограмму вторых девяти минут, они почти полностью совпадут. Насколько мне известно, их можно сравнить только с человеческой музыкой и с человеческими устными сказаниями, такими, как саги, веды, генеалогическая поэзия Полинезии. И мне очень хотелось бы знать, что означают песни китов и почему киты поют. Но искать ответы на эти загадки будут другие исследователи, не я.
Однако отсюда вовсе не следует, будто я разлюбила дельфинов. Их нельзя разлюбить. Однажды я присутствовала на конференции в Пойнт-Мугу, в которой принимали участие Ф. Вуд, Уильям Эванс, Скотт Джонсон, Карлтон Рей и многие другие известные ученые и знатоки моря. Все они имеют дело с китообразными чуть ли не каждый день. Вдруг кто-то крикнул, что в прибое прямо напротив наших окон играют дельфины, и, забыв про ученую дискуссию, мы все, словно дети, бросились наружу, чтобы посмотреть, как у берега катаются на гребнях волн афалины. Нет, пресытиться этим невозможно!
Работа в Парке дала нам очень много, и некоторые нашли для себя интересное дело именно благодаря тому, чему научились там. Боб Хауз стал президентом «Гавайской королевской авиалинии». Том Морриш возглавляет большую курортную компанию. Кен Норрис теперь профессор университета в Санта-Крус, он по-прежнему возглавляет и направляет программы научных исследований, консультирует другие организации и вдохновляет новое поколение студентов. Иногда мы работаем вместе. Я помогла ему создать океанариум для Гонконга. Было очень интересно придумывать представления с учетом местного колорита и многоязычности зрителей, да так, чтобы они могли получать полное удовольствие, даже не понимая лектора. Неужели вам не хотелось бы поглядеть, как морские львы играют под водой в маджонг? А утиные гонки? А дрессированных пеликанов, показывающих воздушные номера?
Наш ветеринар Эл Такаяма по-прежнему лечит моих кошек и собак. Криса и Гэри я потеряла из виду. Дотти Сэмсон вышла замуж за Говарда Болдуина, ученого, который помогал ей в работе с Поно. Позже они развелись, и Дотти, после того как она какое-то время преподавала в школе на Аляске и еще несколько раз меняла профессию, сейчас работает секретаршей у Тэпа. Джим Келли, поставлявший нам олушей, одно время был управляющим океанариума в Галвестоне, а теперь, как я слышала, стал летчиком какой-то авиакомпании. Ренди Льюис вышла замуж за Пета Куили, и они завели ранчо в Юте. Дэвид Элисиз дрессирует дельфинов для «Кахала-Хилтон», роскошного отеля в Гонолулу, и дважды в день выступает там со своими животными. Денни Калеикини по-прежнему остается первым конферансье Гонолулу, ведет собственную программу, знаменитую «Говорят Гавайи», и занимается еще всякой всячиной. Ингрид Кан, Керри Дженкинс, Диана Пью, Марли Бриз и Вэла Уолворк по-прежнему работают в парке «Жизнь моря». Леуа Калеколио вышла замуж за одного из научных сотрудников «Макаи-Рейндж». Время от времени я случайно где-нибудь ее встречаю, как и других наших «гавайских девушек».
Жорж Жильбер безвременно умер, оставив жену и трех маленьких дочерей, но я убеждена, что это была смерть, какую он выбрал бы для себя сам. Он умер от инсульта, возясь на палубе «Имуа» с только что пойманным вертуном. Этот вертун, названный Камае («печаль»), все еще участвует в представлениях в Бухте Китобойца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82