Да и потом он сидел в каюте на корме, ничего не замечая вокруг, кроме тел
матери и отца.
Мне известно, что Кевин никогда никому не рассказывал о событиях той
ночи и что отдельные подробности открывались им в те моменты, когда он с
трудом сдерживался, вне себя от ярости. Вся история ночного нападения
восстановлена по частям на основании свидетельств стражников и трусливых
наблюдателей, которые толпились на причале достаточно близко для того,
чтобы глазеть на происходящее, но и достаточно далеко, чтобы не
подвергнуть себя опасности.
Затем для юноши наступило время полного хаоса. Офицеры городской
стражи, представители магистрата, лекари, покупатели товара и охотники
приобрести его шхуну... Советы и беспорядок, суматоха и отсутствие
ощущения реальности. Слишком много посторонних людей, людей суши...
Кевину невероятно повезло, что именно в это время судьба свела его с
гостеприимным и милосердным сержантом городской стражи Рейлоном Уотлингом.
В жестоких и равнодушных городах такие люди редки, как прекрасные
изумруды. В момент, когда юноша больше всего нуждался в поддержке, она
появилась. И нам, и всем милостивым богам известно, насколько это нечасто
случается.
Рейлон Уотлинг приютил оказавшегося на берегу морского волчонка и
проследил за тем, чтобы его не обманули при продаже шхуны и груза товаров.
Подобно отцу, гордящемуся своим сыном, сержант неустанно повторял историю
о том, как юноша, вооруженный одной лишь дубовой палкой, уложил в могилу
пятерых вооруженных мужчин. От его пересказов эта история ничего не
потеряла и даже привлекла к Кевину внимание капитана городской стражи
Даннела Лейка, который счел, что юноше будет полезно обучиться обращению с
оружием в рядах городских стражей.
Он делал поразительные успехи, продемонстрировав удивительную для
своих пятнадцати лет силу, ловкость и быстроту. История о его ночной битве
с пятью бандитами обрела неожиданное подтверждение, когда при свете дня он
демонстрировал отменную реакцию, такую же великолепную, как у кота. Шпага,
казалось, стала естественным продолжением его руки, которой управлял
теперь такой огонь, который не должен бы быть известен ни одному
пятнадцатилетнему юноше.
Его способность к обучению наряду со страстным желанием учиться,
которое отличало его от многих туповатых увальней, которых могла заставить
учиться лишь хорошая порция розги, восхищали его инструкторов. Он закончил
курс обучения полностью подготовленным для ведения боя тяжелым вооружением
в конном строю, но по причине своего нежного возраста он не мог еще
поступить на службу в городскую стражу. К этому времени слух о его
способностях достиг ушей мастера боевых искусств Королевской военной
академии, и Кевин согласился подписать контракт с Королевской армией, за
что ему могла быть предоставлена возможность обучения в академии. Он пошел
на это скорее из логики, нежели из веры. Вера во что-либо, похоже, больше
не принадлежала к числу его добродетелей. Первые кирпичи в стену недоверия
были заложены на море, а ночь крови и шпаг только укрепила ее.
Его жизнь, которая началась в академии, была далеко не мирной. Мастер
боевых искусств академии Раскер славился как искусный боец и
преподаватель, но он же был очень требовательным наставником, который
особенно пристрастно относился как раз к тем, кто подавал большие надежды.
Для тех, кто начинал приближаться к уровню его собственного мастерства,
Раскер был настоящим тираном. "Чем ближе к вершине, тем круче склон" - это
выражение, превратившееся в пословицу, принадлежало именно Раскеру.
Множество талантов увяло, столкнувшись с таким неожиданно жестким
отношением, ибо ожидали для себя исключительно похвал вместо жестокой
критики малейших упущений и ошибок. То, что Кевин сумел за этим фасадом
разглядеть истинное лицо этого человека и понять причины этого
необъяснимого поведения, свидетельствует о его незаурядной
проницательности. И в то время, как другие ворчали, Кевин никогда не
жаловался на несправедливое обращение.
Он тем не менее не был образцовым учеником. Его первый год
ознаменовался грубостью, враждебностью без малейшего намека на понимание
юмора, раздражающей мрачностью, вызывающей независимостью и непреодолимым
стремлением разрешать все разногласия с другими учащимися путем устранения
самого несогласного. Буквально на третий день его пребывания в академии
один второкурсник, мозги которого явно не соответствовали размерам его
огромного тела, принялся подшучивать над Кевином:
- А-а... так это ты тот самый знаменитый сиротка, который убивает
взрослых фехтовальщиков прутиком! - басил он. - Смотрю я на тебя и думаю,
что это, наверное, какая-то ошибка. Мне кажется, твоя мать отказалась от
тебя, когда уходила из публичного дома, и...
В следующее мгновение невежа уже лежал на земле с дюжиной
повреждений, два из которых и повлекли за собой его отчисление из
академии: левая коленная чашечка была повреждена и никак не хотела
становиться на место, а запястье правой руки внезапно утратило способность
выдерживать что-либо тяжелее, чем кружка эля. И хотя общее мнение было
таково, что подонок заслуживал наказания за свои слова, однако суровость
этого наказания заставляла сомневаться в способности Кевина подчиниться
строгой академической дисциплине.
- Я не верю в то, что Кевин ищет приключений на свою голову, - заявил
Раскер, - но когда эти приключения с ним случаются, он оказывается готов к
ним.
А приключения, казалось, отыскивали Кевина довольно часто, или он их
отыскивал.
Все тот же безмозглый осел, оскорбивший Кевина, решил посчитаться с
ним за свое изгнание из академии и тем хоть немного подсластить свое
горькое счастье. Всегда находится кто-то, кто оказывается неспособным
усвоить полезные уроки. Он напал на Кевина ночью и попытался нанести ему
страшный удар шестом. Видимо, ему удалось каким-то чудом задеть Кевина по
касательной. Его подобрали с земли все еще бесчувственного, причем к его
прежним увечьям прибавилось несколько новых: его здоровое запястье было
сломано, несколько зубов куда-то исчезли, а поврежденное ранее колено ныне
сгибалось под новым, весьма любопытным углом.
Однажды ночью в городе произошел еще один случай. Кевин, как обычно,
прогуливавшийся в одиночестве, был освистан группой из четырех молодых
людей, которые, безусловно, избрали его академическую тунику в качестве
объекта для своих не слишком тонких шуток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95