Кристина Воул была снедаема любовью. Женщина, готовая лгать, чтобы защитить любимого мужчину, даже зная, что он – убийца. Женщина, готовая принести в жертву свое честное имя и достоинство, чтобы вырвать его из рук правосудия. Женщина, способная убить любимого, отвергнувшего ее любовь…
– Она играет свою роль, как и Драко, в двух плоскостях, – пробормотала Ева. – И он, и она демонстрируют свою подлинную сущность лишь в последней сцене.
– Они оба великолепные актеры, – заметил Рорк.
– Все актеры, занятые в этом спектакле, великолепные профессионалы. Но для меня сейчас важно разобраться в каждом из характеров. Сэр Уилфред верит, что он защищает невиновного, и только под конец выясняет, что его нагло обвели вокруг пальца. Если представить себе такое в реальной жизни, то это вполне достаточный повод для того, чтобы пожелать обманувшему тебя смерти.
Рорк пожал плечами:
– Не думаю, что такой метод продуктивен, но продолжай, это интересно.
– Диана, которую играет Карли Лэндсдоун, верит всей брехне, которой потчует ее Воул. Тому, что он невиновен, тому, что его жена – бессердечная сука, тому, что он от нее уйдет… Да, это женщина иного рода, нежели Кристина, – моложе и гораздо наивнее. А что будет с ней потом? Поймет ли она в конце концов, что ее использовали, обманули и унизили? Точно так же, как Драко использовал, обманул и унизил саму Карли. Как Кристину. А вон, за кулисами, стоит Майкл Проктор и смотрит на сцену голодными глазами, мечтая оказаться там, в лучах юпитеров и славы.
Ева изучала лица, вслушивалась в голоса, пыталась проникнуть в души персонажей – людей, которых никогда не существовало.
– Убийца – один из них, один из актеров. Я это знаю! Не какой-нибудь жалкий рабочий сцены, не уборщик, не завистник-дублер. Это человек, привыкший находиться в центре внимания и умеющий, в зависимости от обстоятельств, надевать нужную маску.
Она снова умолкла и продолжала смотреть, ожидая какого-то озарения, момента, когда одно слово, взгляд, жест выдадут чувства, таящиеся под обманной бутафорской личиной. Но – нет! Каждый, кто находился на сцене, был мастером своего дела и не допускал промашек.
– Вот он, бутафорский нож! Значит, впервые он появляется уже в сцене, происходящей в зале суда. Ты можешь увеличить изображение? – спросила Ева. Она надеялась, что Рорк если и покупает вещь, то первоклассную, такую, каких нет еще ни у кого. И не ошиблась.
– Запросто, – ответил Рорк.
Он поколдовал с пультом дистанционного управления, который больше напоминал приборную доску самолета, и изображение на экране стало расти. Под таким углом и с таким увеличением нож был виден как на ладони, и Еве сразу бросились в глаза различия между этим предметом театрального реквизита и орудием убийства.
– Лезвия у них были примерно одной длины и ширины, а вот рукоятки отличаются. Одинакового цвета, но у бутафорского ножа рукоятка чуть шире и сделана из другого материала. Впрочем, это заметно, только если положить ножи рядом. А так… Ты ожидаешь увидеть бутафорский нож – ты его и видишь. Черт! Не исключено, что Драко даже брал этот нож в руки, но ничего не заметил и продолжал играть.
Ева наблюдала за тем, как одна сцена сменила другую, затем опустился занавес, и вдоль него прошли несколько рабочих сцены – как это всегда бывает, практически неотличимые друг от друга. Однако среди них она узнала Квима. Было сразу видно, что он – главный. На языке жестов, принятых в театре, Квим подал какой-то знак, смысл которого остался для Евы загадкой, о чем-то поговорил с реквизиторов, кивнул и стал смотреть на лестницу, ведущую под сцену.
– Вот! – воскликнула Ева, снова вскакивая с дивана. – Он увидел что-то необычное! Он колеблется, наблюдает… Вот он стал осторожно спускаться… Что же ты увидел, Квим? Что ты, черт тебя дери, увидел?!
Ева перемотала пленку обратно и вновь прокрутила этот эпизод, но предварительно засекла время по своим наручным часам.
С кухни вернулся Рорк с чашкой горячего кофе и протянул ее Еве. Она взяла чашку и стала пить, словно во сне, следя за тем, что происходит на экране. Рабочие сцены испарились, актеры уже занимали свои места. Бармен встал за стойку, Айрин, одетая в безвкусное платье кричащей расцветки, села на табуретку в дальнем конце, глядя куда-то за кулисы.
Послышался свисток. Занавес пополз вверх.
– Две минуты и двенадцать секунд! Времени вполне достаточно, чтобы спрятать нож – в розы или еще куда-нибудь, где его найдут: не сразу, но обязательно. Убийца – рядом. Совсем рядом. И он очень расторопен.
– Секс и тщеславие… – пробормотал Рорк.
– Что?
– Секс и тщеславие – вот что убило Леонарда Воула и Ричарда Драко. Жизнь имитирует искусство.
Пибоди сознавала, что ее познания в области живописи весьма ограниченны. Однако, потягивая шампанское из бокала, предложенного ей Чарльзом, она пыталась казаться подлинным ценителем прекрасного, поглядывая на собравшихся и стараясь подражать манере их поведения.
Отправляясь на выставку, Пибоди оделась соответствующим образом – по крайней мере, так ей казалось. Тело приятно холодил шелк красивого модного платья, подаренного ей Евой к Рождеству. Платье это создал Леонардо – восхитительный любовник Мэвис. Но даже нежные прикосновения изысканного голубого шелка не могли пробудить в ней, девушке из провинции, понимание прекрасного,
– Да, это действительно… э-э-э… нечто, – время от времени выдавливала она из себя, поскольку ничего больше на ум ей не приходило.
– Как я рад, что ты согласилась прийти сюда со мной, Делия. Но тебе, наверное, скучно до смерти?
– Просто я – полная дура во всем, что касается искусства, – призналась она.
– Никакая ты не дура! – искренне возразил Чарльз. Он наклонился и легко поцеловал ее.
Пибоди казалось, что она спит. Находиться в таком месте, в таком платье и под руку с таким роскошным мужчиной! И ей была ужасна мысль, что для нее больше подходит кавардак в квартирке Макнаба и взятая навынос китайская еда. Нет, теперь она будет постоянно ходить по выставкам, в оперу, на балет – до тех пор, пока не приобретет хотя бы чуточку лоска. Пусть даже это будет сродни попытке написать симфонию, даже не выучив ноты.
– Ну что, ты готова отправиться ужинать?
– Ужинать, а также обедать и завтракать я всегда готова. – Сделав это признание, Пибоди поймала себя на мысли, что оно вырвалось у нее прямо из сердца. Или из желудка?..
Чарльз заказал отдельный кабинет в каком-то изысканном ресторане – со свечами и с цветами. «Он постоянно делает что-то в этом роде, пора привыкнуть», – подумала Пибоди, устраиваясь на стуле за опрятным столиком, на котором стояла ваза с розовыми розами. Она предоставила сделать заказ Чарльзу, поскольку он лучше знал, что заказывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Она играет свою роль, как и Драко, в двух плоскостях, – пробормотала Ева. – И он, и она демонстрируют свою подлинную сущность лишь в последней сцене.
– Они оба великолепные актеры, – заметил Рорк.
– Все актеры, занятые в этом спектакле, великолепные профессионалы. Но для меня сейчас важно разобраться в каждом из характеров. Сэр Уилфред верит, что он защищает невиновного, и только под конец выясняет, что его нагло обвели вокруг пальца. Если представить себе такое в реальной жизни, то это вполне достаточный повод для того, чтобы пожелать обманувшему тебя смерти.
Рорк пожал плечами:
– Не думаю, что такой метод продуктивен, но продолжай, это интересно.
– Диана, которую играет Карли Лэндсдоун, верит всей брехне, которой потчует ее Воул. Тому, что он невиновен, тому, что его жена – бессердечная сука, тому, что он от нее уйдет… Да, это женщина иного рода, нежели Кристина, – моложе и гораздо наивнее. А что будет с ней потом? Поймет ли она в конце концов, что ее использовали, обманули и унизили? Точно так же, как Драко использовал, обманул и унизил саму Карли. Как Кристину. А вон, за кулисами, стоит Майкл Проктор и смотрит на сцену голодными глазами, мечтая оказаться там, в лучах юпитеров и славы.
Ева изучала лица, вслушивалась в голоса, пыталась проникнуть в души персонажей – людей, которых никогда не существовало.
– Убийца – один из них, один из актеров. Я это знаю! Не какой-нибудь жалкий рабочий сцены, не уборщик, не завистник-дублер. Это человек, привыкший находиться в центре внимания и умеющий, в зависимости от обстоятельств, надевать нужную маску.
Она снова умолкла и продолжала смотреть, ожидая какого-то озарения, момента, когда одно слово, взгляд, жест выдадут чувства, таящиеся под обманной бутафорской личиной. Но – нет! Каждый, кто находился на сцене, был мастером своего дела и не допускал промашек.
– Вот он, бутафорский нож! Значит, впервые он появляется уже в сцене, происходящей в зале суда. Ты можешь увеличить изображение? – спросила Ева. Она надеялась, что Рорк если и покупает вещь, то первоклассную, такую, каких нет еще ни у кого. И не ошиблась.
– Запросто, – ответил Рорк.
Он поколдовал с пультом дистанционного управления, который больше напоминал приборную доску самолета, и изображение на экране стало расти. Под таким углом и с таким увеличением нож был виден как на ладони, и Еве сразу бросились в глаза различия между этим предметом театрального реквизита и орудием убийства.
– Лезвия у них были примерно одной длины и ширины, а вот рукоятки отличаются. Одинакового цвета, но у бутафорского ножа рукоятка чуть шире и сделана из другого материала. Впрочем, это заметно, только если положить ножи рядом. А так… Ты ожидаешь увидеть бутафорский нож – ты его и видишь. Черт! Не исключено, что Драко даже брал этот нож в руки, но ничего не заметил и продолжал играть.
Ева наблюдала за тем, как одна сцена сменила другую, затем опустился занавес, и вдоль него прошли несколько рабочих сцены – как это всегда бывает, практически неотличимые друг от друга. Однако среди них она узнала Квима. Было сразу видно, что он – главный. На языке жестов, принятых в театре, Квим подал какой-то знак, смысл которого остался для Евы загадкой, о чем-то поговорил с реквизиторов, кивнул и стал смотреть на лестницу, ведущую под сцену.
– Вот! – воскликнула Ева, снова вскакивая с дивана. – Он увидел что-то необычное! Он колеблется, наблюдает… Вот он стал осторожно спускаться… Что же ты увидел, Квим? Что ты, черт тебя дери, увидел?!
Ева перемотала пленку обратно и вновь прокрутила этот эпизод, но предварительно засекла время по своим наручным часам.
С кухни вернулся Рорк с чашкой горячего кофе и протянул ее Еве. Она взяла чашку и стала пить, словно во сне, следя за тем, что происходит на экране. Рабочие сцены испарились, актеры уже занимали свои места. Бармен встал за стойку, Айрин, одетая в безвкусное платье кричащей расцветки, села на табуретку в дальнем конце, глядя куда-то за кулисы.
Послышался свисток. Занавес пополз вверх.
– Две минуты и двенадцать секунд! Времени вполне достаточно, чтобы спрятать нож – в розы или еще куда-нибудь, где его найдут: не сразу, но обязательно. Убийца – рядом. Совсем рядом. И он очень расторопен.
– Секс и тщеславие… – пробормотал Рорк.
– Что?
– Секс и тщеславие – вот что убило Леонарда Воула и Ричарда Драко. Жизнь имитирует искусство.
Пибоди сознавала, что ее познания в области живописи весьма ограниченны. Однако, потягивая шампанское из бокала, предложенного ей Чарльзом, она пыталась казаться подлинным ценителем прекрасного, поглядывая на собравшихся и стараясь подражать манере их поведения.
Отправляясь на выставку, Пибоди оделась соответствующим образом – по крайней мере, так ей казалось. Тело приятно холодил шелк красивого модного платья, подаренного ей Евой к Рождеству. Платье это создал Леонардо – восхитительный любовник Мэвис. Но даже нежные прикосновения изысканного голубого шелка не могли пробудить в ней, девушке из провинции, понимание прекрасного,
– Да, это действительно… э-э-э… нечто, – время от времени выдавливала она из себя, поскольку ничего больше на ум ей не приходило.
– Как я рад, что ты согласилась прийти сюда со мной, Делия. Но тебе, наверное, скучно до смерти?
– Просто я – полная дура во всем, что касается искусства, – призналась она.
– Никакая ты не дура! – искренне возразил Чарльз. Он наклонился и легко поцеловал ее.
Пибоди казалось, что она спит. Находиться в таком месте, в таком платье и под руку с таким роскошным мужчиной! И ей была ужасна мысль, что для нее больше подходит кавардак в квартирке Макнаба и взятая навынос китайская еда. Нет, теперь она будет постоянно ходить по выставкам, в оперу, на балет – до тех пор, пока не приобретет хотя бы чуточку лоска. Пусть даже это будет сродни попытке написать симфонию, даже не выучив ноты.
– Ну что, ты готова отправиться ужинать?
– Ужинать, а также обедать и завтракать я всегда готова. – Сделав это признание, Пибоди поймала себя на мысли, что оно вырвалось у нее прямо из сердца. Или из желудка?..
Чарльз заказал отдельный кабинет в каком-то изысканном ресторане – со свечами и с цветами. «Он постоянно делает что-то в этом роде, пора привыкнуть», – подумала Пибоди, устраиваясь на стуле за опрятным столиком, на котором стояла ваза с розовыми розами. Она предоставила сделать заказ Чарльзу, поскольку он лучше знал, что заказывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93