бледное лицо, темные глаза. Затем с воплем отчаяния она бро­силась к Еве, схватила ее за куртку и начала трясти.
– О боже! Боже мой!
– Карли?!
Майкл влетел в комнату из кухни. Один взгляд – и Ева поняла, что он подслушивал и все слышал. Когда он подбежал к девушке, пытаясь обнять ее, она оттолк­нула его и встала, с вызовом скрестив руки на груди.
– Не прикасайся ко мне! Не прикасайся ко мне!
Как догоревшая свечка, она, вспыхнув последний раз, без сил упала на диван.
– Пибоди, отведи Майкла на кухню.
Майкл сделал шаг назад, с ненавистью глядя на Еву.
– То, что вы делаете, это жестоко. Жестоко!
Он вышел из комнаты, сопровождаемый Пибоди, а Ева склонилась над девушкой. У нее все еще горела щека, но она была абсолютно спокойна.
– Я сожалею.
– Неужели?
– Да.
Карли подняла голову, ее глаза были пусты.
– Я не знаю, кого сейчас больше ненавижу: себя или вас.
– Если вы не знали о кровном родстве между вами, вам не за что себя ненавидеть.
– Я занималась с ним сексом! Я ласкала его своими руками. Позволяла ему ласкать меня… Вы понимаете, что я теперь чувствую? Какой грязной тварью я себя ощущаю?
«Боже, как я тебя понимаю!» Ева неожиданно по­чувствовала страшную усталость и полное опустоше­ние. Она постаралась прогнать из головы своих собственных демонов и прямо посмотрела Карли в глаза.
– Он был чужим человеком для вас.
Карли тяжело дышала.
– Он знал об этом? Мне теперь кажется, что знал. Как он добивался меня, как он смотрел на меня! Слова, которые он говорил… «Мы очень похожи», – говорил он и смеялся. – Она опять схватила Еву за куртку. – Он знал?
– Не могу вам точно сказать.
– Я рада, что он мертв. Я бы хотела сама убить его. Какая досада, что этот нож не оказался в моей руке! Я всегда буду жалеть об этом.
- Какие комментарии, Пибоди?
– Никаких, сэр.
Они спускались на лифте. Пибоди стояла, отвернувшись к двери, и смотрела прямо перед собой. Жуткая боль разрывала тело Евы, билась глухими ударами в каждой клеточке.
– Тебе не понравилось, как я вела допрос?
– Не мне об этом судить, лейтенант.
– Не держи в себе, выплесни.
– Хорошо. Я не понимаю, зачем вам понадобилось говорить ей все это.
– Это было необходимо, – выпалила Ева. – Имеют значение все связи.
– Вы просто добили ее.
– В этом состоит мой метод, который выходит за рамки твоих стандартов.
– Вы сами спросили меня о моем мнении. Если и было необходимо рассказать ей об этом, то почему обя­зательно таким жестоким образом? Неужели нельзя бы­ло как-то смягчить удар?
– Смягчить удар? Ну-ка, скажи мне, как это можно было сделать. Расскажи мне, как все это упаковать в ко­робочку с розовой ленточкой. – Она повернулась к Пибоди, и, как недавно у Карли, глаза ее пылали ненави­стью. – Что ты, черт побери, понимаешь в этом? Что ты можешь об этом знать? Ты, которая выросла в боль­шой, благополучной, счастливой и дружной семье, все члены которой каждый вечер в полном составе собира­лись за столом, чтобы сообщить друг другу приятные новости прошедшего дня!
Ева задыхалась, ей не хватало воздуха. Она никак не могла вдохнуть его полной грудью.
– Когда отец приходил к тебе на ночь сказать спо­койной ночи, он не лез в твою постель и не пытался об­нять тебя своими потными лапами! Отцы не пытаются трахнуть своих дочерей в твоем милом тепленьком мирке!
Ева выскочила из лифта, пулей промчалась по холлу и бросилась на улицу.
Она шла по тротуару, с трудом сдерживаясь, чтобы не пнуть изо всех сил пуделя, который увязался следом. Голова у нее раскалывалась от дикой боли, в мозгу с ошеломляющим грохотом взрывались бомбы. Она чув­ствовала, как дрожат руки, хотя держала их в карманах сжатыми в кулаки.
– Даллас…
– Не надо! – предупредила она Пибоди. – Не тро­гай меня сейчас.
«Она сможет убежать от этого, – уговаривала себя Ева. – Она сможет победить накатывающую ненависть, от которой хочется выть и кататься по земле. А когда она справится с этим, останется лишь головная боль, тоска и жуткая слабость во всем теле».
Когда Пибоди подошла к ней, Ева была бледна как смерть и сосредоточенна.
– Мои личные ремарки не имеют значения. Я изви­няюсь за них.
– В этом нет необходимости.
– Есть. Я все равно считаю, что во время прошед­шей беседы необходимо было быть жестокой, но ты здесь не для того, чтобы быть мальчиком для битья у своей начальницы.
– Все нормально. Я уже немного привыкаю. – Пи­боди попыталась улыбнуться, но с ужасом увидела, как глаза Евы наполняются слезами. – Боже мой, Даллас?!
– Молчи. Черт! Сейчас пройдет. – Она отвернулась и уставилась в стену дома. – Мне надо пару часиков от­дохнуть. Воспользуйся общественным транспортом и отправляйся в управление. – Слезы и крик разрывали ей грудь, пытаясь вырваться наружу. – Встретимся в больнице имени Рузвельта через два часа.
– Хорошо, но…
– Через два часа, – бросила Ева и прыгнула в свою машину. Ей было необходимо побыть дома, чтобы не­много успокоиться и собраться.
С восьмилетнего возраста Ева старалась, безжалост­но ломая себя, заблокировать свое подсознание, изо всех сил загоняла внутрь мерзость, которая случилась в ее жизни. Она стремилась начать жизнь с чистого лис­та, написать на ней новую судьбу, кровью выводя стро­ку за строкой. Но она хорошо знала чувство, когда эта мерзость вырывается из своего логова и начинает грызть ее душу и тело. Ева прекрасно понимала нынеш­нее состояние Карли. Знала, через что ей придется пройти, чтобы научиться жить с этим.
Дикая головная боль бушевала, как торнадо, в ее мозгу, когда она подъехала к воротам своего дома. Глаза были полны боли и ужаса, к горлу подступала против­ная липкая тошнота. Но она приказала себе собраться. Собраться и спокойно войти в дом.
– Лейтенант… – начал Соммерсет, увидев ее.
– Не трогай меня.
Ева пыталась говорить спокойно, но дрогнувший голос выдал ее. Неся себя, как стеклянный сосуд, из ко­торого нельзя до времени выплеснуть ни капли нена­висти и мерзости, она поднялась наверх. Ей казалось, что, если удастся просто полежать хотя бы час, с ней все будет в порядке. Но организм подвел ее. Она бросилась в туалет и упала на колени. Ее рвало.
Когда в желудке уже ничего не осталось, не имея сил встать, Ева растянулась на коврике. Очнулась она, почувствовав холод на лбу. Блаженный холод.
– Рорк, оставь меня в покое.
– Не сейчас.
Она попыталась отвернуться от него, но он об­нял ее.
– Я сейчас без сил…
– Вижу, дорогая.
Ева ощущала себя хрупкой, как стеклянная ваза, ко­гда Рорк поднял ее на руки и отнес в постель. Пока он снимал с нее туфли и накрывал одеялом, ее начало тря­сти.
– Мне хотелось прийти домой.
Он ничего не сказал, лишь плотнее закутал ее в одеяло и поцеловал в лоб. Лицо Евы было настолько бледным, что на его фоне черные круги под глазами выглядели как дыры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93