! – прошипела Карли. – Ну что ж, вы своего добились. Интересно, как вы сегодня будете спать? Я хочу уйти. – Она вдруг за­плакала. – Я больше не могу здесь находиться! Я хочу уйти…
– Доктор Мира!
– Я здесь. – Мира вышла на сцену и обняла Кар­ли. – Пойдемте, Карли. Пойдемте со мной.
– У меня внутри все омертвело…
– Нет, это только оцепенение. Вам надо немного отдохнуть. – Мира послала Еве успокаивающий взгляд, а затем повела Карли к выходу.
– Видите, что вы с ней сделали? Вы ничем не лучше Ричарда! Использовали и уничтожили ее! Вы знаете, что ей теперь каждую ночь будут сниться кошмары? Они будут разъедать ее мозг. – Айрин с ненавистью смотре­ла на Еву. – А я бы избавила ее от этого. Я могла изба­вить ее от этого…
– Вы убили его, когда он уже сломал ее. Почему вы все-таки решились?
– Потому что это еще не закончилось. – Айрин вздохнула и без сил опустилась в кресло. – Он при­шел ко мне незадолго до премьеры. Он был под воздействием наркотика, а это всегда делало его еще бо­лее агрессивным. Он угрожал, что вернет ее себе. А если я хочу, чтобы он оставил Карли в покое, я должна занять ее место. И я пошла на это. Это был только секс, который для меня ничего не значил. Секс и ничего больше.
Айрин произнесла это с вызовом, но, когда она полезла в свою сумочку за сигаретами, руки у нее дрожали.
– Мне следовало притвориться оскорбленной, уни­женной, запуганной. Такие чувства всегда стимулиро­вали его сексуальность, приносили ему удовлетворение, и он бы, может быть, оставил нас в покое. Но вместо этого я смогла демонстрировать только брезгливость. И тогда он придумал очередную мерзость, до которой нормальный человеческий мозг, по-моему, додуматься не может. Это могло прийти в голову только сатане или его верному слуге, который изощряется в унижении че­ловеческого достоинства и самых светлых человеческих чувств. Он требовал, чтобы ночь после премьеры мы провели в постели втроем: он, я и Карли! Он подробно и со вкусом описывал мне, что он сделает с ней. Как он будет наслаждаться ее мучениями. Какое удовольствие ему доставит входить в нее, зная, что в ней течет его кровь, что она его дочь. Он был чудовищем, и я казнила его!
Айрин поднялась с кресла. Ее глаза были сухими, голос больше не дрожал.
– У меня нет угрызений совести, и я не сожалею о содеянном. Я могла бы убить его в ту ночь, когда он в моей квартире сладострастно рассказывал мне, какой он великий любовник, так как сможет одновременно заниматься любовью с матерью и дочерью, причем своей.
Ева почувствовала, как у нее к горлу подступает го­рячий ком.
– Так почему же вы тогда этого не сделали?
– Я хотела быть уверенной. И я хотела, чтобы это, хоть в какой-то степени, походило на суд. И… – Она улыбнулась впервые за весь разговор. – Я хотела вы­жить в этой ситуации. Мне казалось, что это возмож­но…
Она безуспешно сражалась с зажигалкой, пытаясь высечь из нее огонь. Рорк подошел к ней и, взяв зажи­галку из ее дрожащих рук, помог прикурить. Их взгляды встретились через пламя.
– Спасибо.
Он вложил зажигалку ей в руку и нежно сжал пальцы.
– Всегда готов услужить.
Закрыв глаза, Айрин сделала первую глубокую за­тяжку.
– Это единственный из моих пороков, который я за всю жизнь не смогла побороть. – Она вздохнула. – Я совершила много некрасивых поступков в своей жизни, лейтенант. Я была страшной эгоисткой и очень жа­лела себя, считая несправедливо обделенной судьбой и людьми. Но я никогда не использовала людей, которые мне были близки. Я бы никогда не позволила, чтобы вы арестовали Кеннета. Я бы нашла какой-нибудь выход из этого положения – так же, как нашла его для себя. Кто сможет заподозрить тихую, обязательную Айрин в таком хладнокровном убийстве? Да еще на публике. Я считала, что меня полностью исключают из числа подозреваемых. И наивно верила, что никто из невинов­ных в этом преступлении не испытает большей непри­ятности, чем допросы. – Она попыталась улыбнуть­ся. – К тому же, зная их, я думала, что для них это будет даже увлекательно. Откровенно говоря, лейте­нант, я и мысли не допускала, что какой-нибудь следо­ватель, после того, как изучит жизнь Ричарда и узнает, что за человек он был, станет слишком стараться рас­крыть это преступление. Я недооценивала вас – как Ричард недооценивал меня…
– Лишь до того мгновения, пока в его сердце не вонзился нож. В тот миг он перестал вас недооценивать.
– Это верно. Его последний взгляд, в котором чита­лось понимание всего, что произошло, стоил всех моих усилий. Он был полон ужаса. Вы сегодня очень точно все описали, совершив лишь одну ошибку: отдали мою роль Карли.
Айрин задумалась, прокручивая в голове сцену за сценой, как делала уже множество раз. Это была ее единственная и последняя собственная пьеса.
– Я взяла нож на кухне уже давно – когда однажды мы с Элизой спустились в наш бар за бутербродами. Я хранила его в своей гримерной до самого вечера премьеры. До заключительной сцены. Некоторые из нас по ходу действия уходили со сцены и выходили на нее по нескольку раз. Я подменила нож, перед этим поре­завшись о настоящий на глазах моей гримерши, кото­рая постоянно бегала туда-сюда. Я несколько раз де­монстративно совала ей свою рану под нос. Тогда мне казалось, что это очень хитрый ход.
– Он мог бы сработать. И даже почти сработал…
– Почти? А почему почти, лейтенант?
– Анна Карвелл.
– Ах, это… Имя из прошлого. Вы знаете, откуда оно появилось?
– Нет. И мне было бы любопытно узнать.
– Это была маленькая незначительная роль в ма­леньком незначительном спектакле, который просу­ществовал всего один вечер в небольшом прибрежном городке в Канаде. Он никогда не упоминался ни в мо­их резюме, ни в резюме Кеннета. Но мы на нем позна­комились. А через несколько лет я поняла, что именно тогда он и полюбил меня. Я всю жизнь мечтала стать настолько мудрой, чтобы полюбить его в ответ. Он время от времени называл меня Анна, как бы подчер­кивая особую связь между юной девушкой и юным мо­лодым человеком, которые мечтали стать великими актерами…
– Вы использовали его, когда оформляли докумен­ты на удочерение?
– Да. И не из сентиментальных соображений, а чтобы защитить ее. Я боялась, что ей вздумается когда-нибудь искать свою настоящую мать. Я отдала ее хоро­шим людям, добрым и любящим. Я хотела для нее са­мого лучшего будущего. Я была уверена, что она его по­лучила.
«Да, – подумала Ева, – ты была уверена. Абсолют­но уверена».
– Вы могли бы совсем забыть о ней. Что же вам по­мешало? Не смогли? Или не захотели?
– Вы что, думаете, что если я лишь раз в жизни ви­дела ее и лишь однажды держала ее внуках, то я не люб­лю собственную дочь? – Голос Айрин окреп и зазвенел закаленной сталью. – Да, я не являюсь ей матерью и не претендую на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93