Докладчиком в интеллектуальных беседах обычно выступал
Леня-Лысый, потерявший шевелюру "в горниле атомного реактора",
как он сам выражался. Поначалу он не рассказывал о своей
прежней работе, намекая только, что она имела отношение к
"мирному атому", но когда его стали в шутку называть "секретным
физиком", признался, что "ходил матросом" на атомном ледоколе
"О.Ю. Шмидт". Философов и всех прочих ученых он недолюбливал,
считая, что они "погрязли в интегралах". Речи его были мудреные
и понять из них можно было не очень много:
- Вот мы тут пьем, так, сидим на насыпи, все путем, да, а
ни хрена не знаем, какие процессы в нас происходят, потому что
нам неведомо, кто, в натуре, стоит за нами. Вот ты вчера
"бэ-эфа" хватанул, и все пучком, а сегодня тебя со слабого
портвешка воротит, а почему? Где разгадка? Кто скажет? Никто не
скажет. А я скажу: потому что у каждого второе "я" есть, даже
не второе, а первое, это верняк. И хер кто знает, чего это
первое-второе "я" в текущий момент себе в глотку заливает.
Может, оно дорогой коньяк сосет, расслабляется, а ты со своим
портвейном лезешь, букет, падла, рушишь. Ясно дело, пошлет оно
тебя на три печатных знака, или все пять даже. А если ты...
На самом кульминационном месте речь Лени-Лысого неминуемо
прерывалась грохотом проносящейся мимо электрички, но это его
не смущало, и он как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ,
а Влад, наблюдая, как он многозначительно открывает немой рот с
прилипшими к иссохшим губам табачными крошками, хватался в
приступе смеха за живот и, провожая взглядом безучастную
электричку, орал что есть мочи: "Бля-я-я-я-а-а-а-а!!!"
- ...Или вот там, во, гляди, - Леня, успев таинственным
образом переключиться на другую тему, указывал на темнеющее
небо кривым перстом с загнутым внутрь ногтем, - во - Дева, та
еще проблядушка, а задарма себя показывает...
- Да где? - щурились мужики, рассматривая вечереющее
небо, подкрашенное с западной стороны горячечным румянцем. -
Нет там ни хуя!
- А вон, в семидесяти градусах по азимуту от полярной
звезды, - Леня нежно брал товарища за загривок и поворачивал
его голову в нужную сторону.
- Чо ты гонишь?! Какая звезда? Это самолет летит, -
беззлобно возражал товарищ.
- Не летит, а на месте стоит, значит, звезда или спутник
на геостационарной орбите, - терпеливо разъяснял Леня-Лысый.
- В штанах у тебя спутник, - подзадоривали его мужики.
- Замажем на червонец? - не выдерживал Леня. - Студент,
разбей!
Студентом называли Влада - наверное, за его тщедушное
телосложение. Роста он был под метр восемьдесят, но худой, как
Останкинская телебашня (по выражению его матери).
- Сначала "бабки" покажи, а потом замажем, - отвечали
Лене.
- Не доверяешь, гнида? - удивлялся он, словно ему в
первый раз выказывали недоверие.
- Сам ты гнида!
Далее следовал ленивый обмен пинками и ударами в глаз или
в челюсть. Дерущихся быстро разнимали и заставляли пить
"мировую", и около девяти часов вечера, как по расписанию, все
расходились, чтобы успеть домой к 9:35, когда по телевизору
после информационной программы "Время" начинался художественный
фильм.
Влад "на автопилоте" перебирал слегка заплетающимися
ногами, и сердце его радовалось за подарившую теплый вечер
природу и за мудрых добродушных людей, знающих ответ на все ее
загадки. На середине пути его начинало мутить - тогда он, не
меняя выражения лица, хватался за тонкие ветви сирени, или еще
какого-нибудь придорожного куста, наскоро проблевывался,
вытирал об траву ботинки и продолжал свой путь. Главное при
этом было именно не менять выражения лица, иначе, если хоть на
мгновение ото лба к подбородку пробегала стягивающая кожу
брезгливая гримаса, настроение могло запросто испортиться, и
когда после по "телеку" не было подходящей веселой киношки,
типа "Соломенной шляпки" или "Льва Гурыча Синичкина", на душе
становилось слегка муторно.
* * *
Счастье Влада закончилось именно в тот день, когда он,
лежа на свежеразрытой куче с сигаретой "Пегас" в зубах,
рассматривал через осколок зеленого бутылочного стекла
солнечные острова в разрывах листьев вековой липы и предавался
мечтам о том, что такая его приятная жизнь будет продолжаться
если и не вечно, то до старости. Неподалеку послышались крики,
и он увидел, что трое из их бригады-"пятерки" странно жмутся
друг к другу на краю траншеи, заглядывая вниз. Среди них не
хватало Лени-Лысого: они как раз в недоумении разглядывали его
лежащим на сыром глинистом ложе с выпукло-стеклянными глазами и
вставшими проволочными пучками редкими белыми волосинами. Со
дна траншеи поднимался сладковатый сизый дымок...
Впоследствии выяснилось, что Леня случайно наткнулся на
кабель военной связи и непонятно зачем методически-упорно
разрубил его киркой, пока остальные неспеша перекуривали. (Как
впоследствии случайно стало известно Владу, этим делом
занимался даже следователь военной контрразведки, подозревая
диверсию, и пришел к официальному заключению, что "страдающий
хроническим алкоголизмом Л. Семенов покончил жизнь
самоубийством в состоянии водочной интоксикации третьей
степени").
После этого трагического случая Влад перестал ходить на
работу - ему стало страшно опускаться в траншею, и в каждом
торчащем из земли корне он видел оголенный обрубок
высоковольтного кабеля. Теперь он целыми днями просиживал на
балконе за чтением легкой мукулатурной литературы, типа
"Королевы Марго", а по вечерам перебирался в уютное кресло
перед телевизором и смотрел все передачи подряд, от "Наш сад",
с которой начиналась вечерняя программа, до "Камера смотрит в
мир", которой она заканчивалась. В телевидении Владу особенно
нравилось то, что в нем не было и не могло быть смерти, а если
артисты и умирали, то не по-настоящему. Ему даже доставляло
удовольствие смотреть, как в каком-нибудь фильме про войну
умирает изрешеченный пулями герой, и знать при этом, что он
видит не САМУ смерть, а ее театрализованное представление. А
когда до него дошло, что смерть - это единственный акт,
который актеры не могут сыграть по-настоящему, потому что
никогда не испытывали ее на себе, ему стало просто до колик
смешно, и родители за него не на шутку перепугались.
- Займись делом! - сторого сказала мать. - Иди мусор на
помойку выброси.
Родители Влада свято верили в целебную силу трудотерапии,
и при каждой странной выходке сына давали ему задание по
хозяйству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37