– Вы будете не правы, если решите, что я пришел как враг. Ситуацию вы знаете не хуже меня. Я хочу понять. Пока что я не понимаю ничего. А вы?
– Я уверена, что Франс не совершал преступления.
– Вы любите его?
– Это слово ничего не значит. Здесь нужно бы другое, особое, которого просто не существует.
Мегрэ поднялся в мастерскую, где на длинном столе перед окном были аккуратно разложены инструменты переплетчика. Прессы стояли сзади, в полутьме, а на полках одни книги ждали своей очереди, другие уже были в работе.
– Он всегда постоянен в привычках, так ведь? Расскажите мне, как у него проходит день, и поточнее.
– Меня уже об этом спрашивали.
– Кто?
– Господин Лиотар.
– Вам не приходило в голову, что интересы Лиотара могут не совпадать с вашими? Еще три недели назад он был совершенно безвестен, ему надо лишь поднять как можно больше шума вокруг своего имени. Для него не так уж и важно, окажется ваш муж виновен или нет.
– Простите. Но ведь если он докажет невиновность Франса, это сделает ему колоссальную рекламу.
– А если он добьется освобождения Франса, не доказав его невиновности самым неопровержимым образом? Он приобретет репутацию ловкача. Все будут обращаться только к нему. А о вашем муже будут говорить:
«Повезло ему, Лиотар вытащил». Иными словами, чем больше Стёвельс будет казаться виновным, тем больше заслуг у адвоката. Вы это понимаете?
– Главное, что Франс это понимает.
– Он вам сказал это?
– Да.
– Он не симпатизирует Лиотару? Почему же он его тогда выбрал?
– Он его не выбирал. Тот сам…
– Минутку. Вы только что сказали очень важную вещь.
– Я знаю.
– Вы сделали это нарочно?
– Может быть. Я устала от шума вокруг нас и понимаю, откуда он идет. Мне кажется, что я не могу навредить Франсу, говоря вам то, что я говорю.
– Когда бригадир Люка пришел с обыском около пяти часов двадцать первого февраля, ушел он не один, а увел с собой вашего мужа.
– И вы всю ночь допрашивали его, – с упреком сказала Фернанда.
– Такая у меня работа. В тот день у Стёвельса не было адвоката, он ведь не знал, что против него будет возбуждено уголовное дело. С тех пор его не выпускали. Сюда он возвращался только вместе с инспекторами и очень ненадолго. Но когда я предложил ему выбрать адвоката, он, не колеблясь, назвал Лиотара.
– Я понимаю, что вы хотите сказать.
– Адвокат, значит, побывал у Стёвельса до бригадира Люка?
– Да.
– Стало быть, двадцать первого после полудня, между визитами Лапуэнта и бригадира.
– Да.
– Вы присутствовали при разговоре?
– Нет, я внизу делала генеральную уборку, меня ведь три дня не было.
– Вы не знаете, о чем они говорили? Они не были раньше знакомы?
– Нет.
Это ваш муж позвонил ему, чтобы он пришел?
– Наверно, да.
Соседские мальчишки подошли к витрине мастерской и приклеились к ней носами; Мегрэ предложил:
– Может, нам лучше уйти вниз?
Она провела его сквозь кухню, и они вошли в маленькую комнатку без окна, кокетливо обставленную и очень уютную, с книжными полками на стенах. В середине стоял стол, за которым супруги обедали, а в углу был другой, письменный.
– Вы спрашивали, как проходил день у моего мужа.
Каждое утро он вставал в шесть часов, и летом и зимой, и первым делом затапливал печь.
– Почему же он не затопил ее двадцать первого?
– Было не очень холодно. После нескольких морозных дней погода стала налаживаться, да мы оба не из тех, кто мерзнет. В кухне у меня газовая плита, тепла от нее там хватает, а в мастерской есть еще плитка, Франс пользуется ею, когда варит свой клей или подготавливает инструменты к работе. Еще не умывшись, он шел за рогаликами в булочную, я готовила кофе, а потом мы вместе завтракали. Потом он умывался и шел переплетать. Я, прибравшись, в девять часов уходила за покупками.
– А за работой он не ходил?
– Очень редко. Ему обычно приносили ее домой, а потом забирали. Когда ему нужно было самому идти куда-либо, я составляла ему компанию, мы ведь, собственно, никуда не ходим. Обедали мы в половине первого.
– И он тут же снова брался за работу?
– Почти всегда, только покурит сначала на пороге, за работой-то он не имеет привычки курить. Так он и работал до семи, а то и до половины восьмого. Я никогда не знала, во сколько мы сядем есть, потому что ему всегда важно было закончить то, что он наметил. Потом он закрывал ставни, мыл руки, а после ужина мы в этой самой комнате читали до десяти, до одиннадцати часов. Кроме пятницы, по пятницам мы ходили в кино «Сен-Поль».
– Он не выпивал?
– Рюмочку, каждый вечер после ужина. Маленькую рюмочку, и мог тянуть ее целый час, только слегка пригубливая.
– А по воскресеньям? Вы ездили за город, на природу?
– Нет, никогда. Он ненавидит природу. В воскресенье мы все утро проводим дома, не одеваясь. Он любит мастерить. Это он сделал полки да и почти все, что у нас тут стоит. После обеда мы всегда шли гулять по улице Фран-Буржуа, на остров Сен-Луи и часто ужинали в ресторанчике возле Нового Моста.
– Он скуп?
Она покраснела и ответила вопросом, как все женщины, когда они обескуражены.
– Почему вы спрашиваете об этом?
– Он ведь уже двадцать лет так работает?
– Всю жизнь он так работал. Его мать была страшно бедна. У него было очень несчастливое детство.
– Однако он слывет самым дорогим переплетчиком в Париже и скорее отказывается от работы, чем в ней заинтересован.
– Это правда.
– Он зарабатывает столько, что вы могли бы прилично жить, иметь современную квартиру и даже машину.
– А зачем?
– Он говорит, что у него всегда только один костюм, да и ваш гардероб, похоже, не богаче.
– Мне ничего не нужно. А едим мы хорошо.
– Вы, должно быть, проживаете не больше трети того, что он зарабатывает?
– Меня денежные вопросы не касаются.
– Большинство людей работает во имя какой-нибудь цели. Одни хотят иметь домик в деревне, другие мечтают хорошо жить на пенсии, третьи посвящают себя детям. У него детей не было?
– К сожалению, я не могу иметь детей.
– А до вас?
– Нет. У него, собственно, не было знакомых женщин. Он довольствовался тем, о чем вы уже знаете, и именно благодаря этому я его и встретила.
– Что он делает со своими деньгами?
– Не знаю. Наверно, откладывает.
У Стёвельса действительно был счет в банке на улице Сент-Антуан. Почти каждую неделю переплетчик вносил незначительные суммы, совпадавшие с полученными от клиентов.
– Он работал в свое удовольствие. Это настоящий фламандец. Я начинаю понимать, что это значит. Он мог часами делать один переплет и радовался, когда удавалось сделать красивую вещь.
Любопытно: иногда она говорила о нем в прошедшем времени, словно стены Сайте уже отгородили его от мира, а иногда в настоящем, будто он вот-вот войдет в комнату.
– Он поддерживал отношения со своей семьей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33