– Отца своего он не знал. Воспитал Франса дядя, но отдал его в очень юном возрасте в приют, где, к счастью, ему дали ремесло. С воспитанниками там обращались очень сурово, и он не любит вспоминать о тех временах.
Вход и выход в их жилище был один – через мастерскую. Чтобы попасть во двор, надо было выйти на улицу и пройти под арку, мимо консьержки.
Поразительно, как Люка там у себя, на набережной Орфевр, жонглировал именами, в которых Мегрэ едва ориентировался: консьержка мадам Салазар, мадемуазель Беген, жиличка с пятого этажа, сапожник, торговка зонтиками, хозяйка молочной и ее горничная, – словом, обо всех он говорил так, словно знал их всегда со всеми их причудами.
– А что вы собираетесь приготовить ему на завтра?
– Жаркое из барашка. Он любит вкусно поесть. Вы вроде хотели спросить, есть ли у него какая-нибудь страсть помимо работы. Наверно, это еда. Хотя он целыми днями сидит, не дышит воздухом и не занимается гимнастикой, я никогда не видела человека с таким прекрасным аппетитом.
– До того, как вы познакомились, у него были друзья?
– Не думаю. Во всяком случае, он мне об этом не говорил.
– Он тогда уже жил здесь?
– Да. И сам вел свое хозяйство. Только раз в неделю к нему приходила мадам Салазар и основательно убиралась. Видимо, она меня сразу невзлюбила, поскольку отпала нужда ее приглашать.
– Соседи знают?
– Чем я занималась раньше? Нет, то есть не знали до ареста Франса. А теперь журналисты растрезвонили.
– И они к вам плохо отнеслись?
– Некоторые. Но Франса так любили, что нас скорее жалеют.
В общем, так оно и было. Если бы в квартирах провели опрос, кто «за», а кто «против», – «за», конечно, перевесило бы.
Но жители квартала так же, как и читатели газет, вовсе не хотели, чтобы все кончилось слишком быстро. Чем больше сгущалась тайна, тем отчаяннее становилась борьба между полицией и Филиппом Лиотаром, тем больше была довольна публика.
– Чего от вас хотел Альфонси?
– Он не успел сказать. Он только появился, когда вы вошли. Мне очень не нравится, как он заявляется сюда, будто в пивнушку, не снимает шляпы, говорит мне «ты».
Будь Франс здесь, он бы давно его выставил за дверь.
– Он ревнив?
– Он не выносит фамильярности.
– Он любит вас?
– Думаю, что да.
– А почему?
– Не знаю. Может быть, потому что я его люблю.
Мегрэ не улыбнулся. Шляпу он, разумеется, снял, не то что Альфонси. Он был вежлив и не лукавил.
И действительно, этот человек, казавшийся здесь большим и грузным, искренне пытался во всем разобраться.
– Вы, конечно, не скажете ничего, что могло бы обернуться против него?
– Разумеется, нет. Впрочем, ничего такого я и не знаю.
– Тем не менее очевидно, что в этом полуподвале был убит человек.
– Ваши специалисты утверждают, что это так, а я не настолько образованна, чтобы им противоречить. В любом случае Франс не убивал.
– Кажется невозможным, чтобы это произошло без его ведома.
– Я понимаю, что вы хотите сказать, но он, повторяю, не виновен.
Мегрэ, вздохнув, встал. Он был доволен, что она ничем не угощала его, хотя многие люди в подобных обстоятельствах полагают это своим долгом.
– Я пытаюсь все начать с нуля, – сказал он. – Когда я шел сюда, я собирался снова изучить здесь сантиметр за сантиметром.
– И вы этого не сделаете? Уж сколько раз тут все вверх дном переворачивали!
– Вот я и не решаюсь. Может быть, приду еще. У меня скорей всего будут к вам вопросы.
– Вы знаете, что во время свиданий я все-все рассказываю Франсу?
– Да, я понимаю вас.
Он двинулся по узкой лестнице, она пошла за ним в мастерскую, где стало почти темно, и открыла дверь на улицу. Она увидела Альфонси, в ожидании стоявшего на углу.
– Вы пустите его?
– Прямо не знаю. Я устала.
– Хотите, я велю ему оставить вас в покое?
– Сегодня вечером по крайней мере.
– Всего доброго.
Она попрощалась с Мегрэ, и он, тяжело ступая, пошел к бывшему инспектору нравов. Когда на углу комиссар поравнялся с Альфонси, на них смотрели сквозь окна кафе «Табак Вогезов» два молодых репортера.
– Вали отсюда!
– Почему?
– Потому что. Она не хочет, чтобы ты ее беспокоил сегодня. Понял?
– Почему вы так плохо со мной обходитесь?
– Лицо мне твое не нравится.
И, повернувшись к нему спиной, Мегрэ, не нарушая традиций, пошел выпить кружку пива в «Большой Тюренн».
Глава 3
Маленькая гостиница на улице Лепик
Было солнечно и морозно, изо рта шел пар, а кончики пальцев мерзли. Но Мегрэ все равно не ушел с открытой площадки автобуса, где он стоял, читая только что вышедшую газету, и то ворчал, то не мог сдержать улыбки.
Ехал он на работу слишком рано. Часы показывали всего половину девятого, когда он вошел в комнату инспекторов и увидел, как Жанвье соскакивает со стола, на котором только что сидел, и пытается спрятать газету, которую только что громко читал вслух.
Их было там пятеро или шестеро, в основном молодежь; они ждали от Люка задания на день. Все они старались не смотреть на комиссара, но некоторые, украдкой все же поглядывая на него, с трудом сдерживались, чтобы не рассмеяться.
Им было невдомек, что статейка позабавила его самого не меньше их и он валяет дурака, чтобы доставить им удовольствие, напускает на себя мрачный вид, раз уж они ждут от него именно такой реакции.
На первой странице газеты на три колонки растянулся заголовок:

ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ МАДАМ МЕГРЭ
История, приключившаяся накануне с женой комиссара на Антверпенской площади, рассказывалась живо и в мельчайших подробностях; не хватало только фотографии самой мадам Мегрэ с мальчуганом, которого ей так бесцеремонно препоручили.
Мегрэ вошел в кабинет Люка; тот тоже прочитал заметку, но у него были свои причины отнестись к ней куда более серьезно.
– Надеюсь, вы не подумали, что это идет от меня?
Я был потрясен, когда утром открыл газету. Ведь я ни одному журналисту ничего не рассказывал. Вчера, вскоре после нашего с вами разговора, я позвонил Ламбалю в девятый округ – ему я не мог не рассказать эту историю – правда, не называя имени вашей супруги, поскольку именно он должен был заняться поисками такси. Кстати, он только что позвонил, что уже нашел, чисто случайно, этого водителя, и отправил его к нам.
Через несколько минут тот будет здесь.
– А в кабинете у тебя никого не было, когда ты звонил Ламбалю?
– У меня всегда кто-то сидит. И дверь в комнату инспекторов наверняка была открыта. Но кто мог?..
Ужас берет, что это кто-то из наших, у нас – и утечка информации.
– Я еще вчера об этом подумал. Утечка произошла уже двадцать первого февраля, ведь когда ты пришел на улицу Тюренн с обыском, Филипп Лиотар уже был предупрежден.
– Кем?
– Не знаю. Явно кем-то из полиции.
– И потому к моему приходу чемодан исчез?
– Скорее всего.
– Тогда почему они не избавились от костюма с пятнами крови?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33