Рукопожатие после перерыва в несколько тысячелетий стало писком моды. Его рекомендовал Комитет Созвездия по Традициям как естественный, человеческий жест. Им предлагали заменить элегантное обнюхивание ушей, положенное по хозалихскому Высшему Этикету.
Традиционалисты и империалисты заклеймили возрождение этого обычая позором, обозвав его вульгарным. А партизаны с просозвездными взглядами приняли его с восторгом.
Приветствие при встрече стало жестом чуть ли не политической важности.
Жемчужница взяла Майджстраля под руку, и они неторопливо пошли к таможенным стойкам.
Грегор тут же предложил руку Эдверт. Она, не обратив на это никакого внимания, вскинула голову и зашагала следом за Жемчужницей. Грегор снова развязно ухмыльнулся и сунул в рот сигаретку с марихуаной.
— Ты видел, как тебя играет Лоуренс в видеосериале? — спросила Жемчужница. — Поначалу он мне не нравился, но теперь кажется, что актер мало-помалу вживается в роль.
— Не видел, — отозвался Майджстраль. Жемчужница недоверчиво усмехнулась. — Мне никто не верит, — спокойно проговорил Майджстраль, — но это правда.
— Роман с тобой? — поинтересовалась Жемчужница.
— Да. Приглядывает за багажом.
— Передай ему привет.
Майджстраль кивнул:
— Непременно передам. Он будет рад, что ты его не забыла.
— А ты, как я погляжу, уже не в трауре.
— Больше года прошло.
— Правда? Я и не заметила.
— Кстати, спасибо за соболезнования. Это было очень мило с твоей стороны.
— Так ты теперь «его милость Дорнье»? Тебя милордом нужно называть?
В ленивых глазах Майджстраля сверкнули веселые искорки.
— Не дай Бог! — воскликнул он. — Я бы чувствовал себя в высшей степени по-дурацки, называясь герцогом таковским или виконтом этаковским, притом, что наш род растерял за время Мятежа почти все фамильные поместья. И уже не осталось ничего такого, что дало бы мне право называться герцогом таковским или этаковским.
Жемчужница улыбнулась:
— Ясно.
— Но, конечно, самый несуразный из всех титулов — это наследный принц-епископ Наны. Отец уговорил меня прочесть проповедь в честь моего рукоположения, и я чувствовал себя очень глупо, стоя в переполненном соборе. Я ведь только-только получил воровскую лицензию и поэтому в проповеди взывал к терпимости. — Вспоминая этот эпизод, Майджстраль наклонил голову набок. — Приняли все-таки неплохо. Да еще и назначили небольшую стипендию. Так что не так уж все и ужасно.
Подошла их очередь, и они встали у стойки. Таможенница — молодая женщина-хозалих — стояла за стойкой, отделанной пластиком цвета слоновой кости. Ее глазки сверкали из-под блестящего козырька форменной фуражки с вырезами, позволявшими ушам свободно двигаться.
— Мистер Майджстраль, — сказала таможенница, указав на соседнюю стойку, — вам туда.

Покинув каюту второго класса, тучный мужчина невыразительной внешности по имени Дольфусс взял два чемоданчика у робота-носильщика и зашагал к таможенникам.
— Простите, сэр, — окликнул его робот, — я бы с радостью поднес ваши чемоданы.
Дольфусс даже не обернулся.

Комнату заливал синеватый свет. Мистер Сан, сидевший в мягком кресле за столом П-образной формы, считал, что этот свет действует успокаивающе.
Он довольно поглядывал на мониторы. Информационные сферы таскались по пятам за каждым из прибывающих, их изображения красовались на экранах, рядами тянувшихся вдоль стен. Голографический проектор, вмонтированный в стол мистера Сана, демонстрировал файл «Известные подручные».
«Грегор Норман, — говорилось в нем, — человек, мужчина, возраст — двадцать лет». Голограмма была старая — у Грегора в ушах блестели превульгарнейшие серьги, а прическа была просто вызывающей. К голограмме прилагалось упоминание о кратковременном аресте.
Следом за изображением Грегора появилась голограмма хозалиха в темном костюме с модным стоячим воротником.
«Роман, — гласило описание. — Хозалих мужского пола, возраст — сорок шесть лет. Телохранитель и камердинер. Под арестом, судом и следствием не был».
Мистер Сан коснулся клавиши на пульте. Загорелись видеомониторы.
«Соответствуют описанию», — проговорил пульт и издал приятный щебечущий звук.
Мистер Сан улыбнулся. Он коснулся другой клавиши, чтобы передать голограммы Камисс, работавшей в зале прибытия.
«Принято», — сказали буквы ответа.
Мистер Сан оглядел свою форму и стряхнул с нее пылинку.
«Как просто и легко, — подумал он. — Вот так же просто и легко, как эту пылинку, можно стряхнуть и грабителя».
На его взгляд, эта шайка ворюг должна была получить по заслугам, и он намеревался заняться этим немедленно.

— Мистер Норман, — сказала Камисс, — ваша линия вон там.

— Я бы на твоем месте пересчитала колечки, — посоветовала Жемчужница. Эдверт удивленно посмотрела на свои пальцы. Жемчужница улыбнулась. Эдверт была такой простушкой. — Порой драгоценности снимают с тебя прямо у всех на глазах, — пояснила Жемчужница. — Это вульгарно, но иногда Воры в Законе любят повыпендриваться.
— Этот тип — Грегор — уж точно вульгарный, хуже некуда. — Эдверт с сомнением посмотрела на фирменный знак подруги. — А ты не боишься, Перл?
Жемчужница коснулась рукоятей сабель-близнецов.
— Совсем не боюсь. Пусть другие боятся. — Она глянула на Эдверт. — А если Майджстраль когда-нибудь станет докучать тебе, есть способ от него избавиться.
— Какой?
— Поинтересуйся, как поживает его матушка.
— И все?
— У меня всегда срабатывало.

Дольфусс стоял в ожидании вместе с остальными пассажирами второго класса (а им по штату полагалось смиренно томиться в очереди). Кроме него, тут находились либо слуги пассажиров первого класса, либо те, кто приехал на Сильверсайд работать. Единственным гостем в очереди был Дольфусс.
А Дольфусс не возражал. Он наслаждался.

Майджстраль раздраженно скривился. Высокий, тощий, угрюмо-самоуверенный тип просматривал его багаж. Грегор, стоявший чуть поодаль, взирал на этот процесс удивленно и смущенно.
— Костюм-невидимка, — провозгласил таможенник-мужчина, человек по фамилии Кингстон. Уши таможенника осуждающе шевельнулись. Он вытащил костюм из чемодана Майджстраля и отдал роботу. — Для ввоза запрещен. Вам его вернут перед отъездом.
— Смысл костюма-невидимки, — сказал слуга Майджстраля, Роман, — состоит в том, чтобы позволить его обладателю слиться с темнотой. А на этой станции везде светло. Так что такой костюм здесь ни к чему.
Роман был хозалихом — высоким, подтянутым, надменным. Уши его сморщились, что выражало холодную ярость. Он говорил на человеческом стандарте без акцента и, учитывая обстоятельства, с потрясающей сдержанностью.
— Можете пожаловаться мистеру Сану, если желаете, — отозвался Кингстон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74