У меня плохие предчувствия, Эрланд.
— Почему?
— С этого дня в городе, соберется очень много солдат. Каждый правитель приехал в сопровождении своей почетной гвардии. Целых два месяца в сердце Империи будут находиться тысячи солдат, которые непосредственно императрице не подчиняются.
— Это мило, — ответил Эрланд. — Может быть, нам отдохнуть, пока не началась церемония?
— Да, думаю это было бы неплохо, — отозвался Джеймс.
— Джеймс, что мы. будем делать? — спросила Гамина.
— Ждать. И быть начеку. Вот и все, что мы можем сделать, — был его ответ.
— Кафи идет, — предупредила Гамина.
— Ваше высочество, — сказал Кафи, — ваши слова оценят вдвойне — за их искренность и краткость. После церемоний, боюсь, вы обнаружите, что имперскому слогу не присуща лаконичность. — Эрланд собрался ответить, когда Кафи воскликнул:
— Смотрите! Начинается!
Высокий пожилой, но все еще стройный человек подошел к краю ложи императоров. Одет он был как все чистокровные — в короткую юбку и сандалии, а кроме того, на нем было еще массивное золотое ожерелье, которое, как решил Эрланд, весило не меньше, чем кожаные доспехи. В руке мужчина держал необычного вида жезл, украшенный золотыми листьями. Жезл венчался золотой фигуркой сокола, сидящего на диске.
— Сокол Кеша, символ Империи, — прошептал Кафи едва слышно, хотя Эрланду показалось, что вряд ли кто-нибудь смог бы их подслушать. — Его можно видеть только на самых главных праздниках. Сокол, держащий солнечный диск, — святыня для всех чистокровных.
Мужчина поднял жезл и ударил им о камни; Эрланд удивился, до чего громким получился звук.
— О Кеш, величайшая из стран, внемли мне! — заговорил мужчина.
В амфитеатре была превосходная акустика. Звуки голосов толпы постепенно замирали, и теперь даже те, кто сидел на крышах, могли слышать каждое слово.
— Она пришла! Она пришла! Та, Которая Есть Кеш, пришла и благословляет жизнь вашу своим появлением! — При этих словак процессия, состоящая из нескольких сотен чистокровных, начала медленно входить в ложу императоров. — Она шагает, и звезды меркнут перед ее великолепием, ибо она, — сердце величия! Она говорит, и птицы умолкают, потому что слова ее — истина! Она размышляет, и ученые мужи смущены, ибо она — кладезь мудрости! Она судит, и виновные приходят в отчаяние, ибо умеет она читать в сердцах людских! — Перечисление качеств императрицы продолжалось в том же духе, а в ложу входили все новые и новые высокородные.
Эрланд подумал, что он видел большинство вельмож, но сейчас перед ним мелькали десятки незнакомых лиц. И только с одним человеком ему довелось беседовать больше, чем единожды, — с лордом Ниромом, дородным вельможей, в котором было что-то комическое, — это он тогда встречал принца и его свиту на въезде в верхний город. Эрланд удивился, узнав, что Ниром — тоже родственник императрицы. Потом, поразмыслив, он решил, что это, видимо, объясняет, почему человек такой неатлетической внешности занял высокий пост при дворе. Мужчины и женщины, члены королевской семьи, входили и рассаживались в ложе, а мастер церемоний продолжал перечислять добродетели императрицы.
— Впечатляет, — подумал Эрланд, пытаясь наладить мысленный контакт с Гаминой.
Жена Джеймса тронула его за локоть и молча ответила:
— Да, и Джеймс тоже так считает.
— Кафи, — сказал Эрланд.
— Да, ваше высочество?
— Можно ли нам побыть здесь еще немного?
— Вы можете оставаться здесь до самого времени вашего выхода, ваше высочество.
— Хорошо, — произнес Эрланд, улыбаясь своему сопровождающему. — Вы не могли бы ответить мне на несколько вопросов?
— Если мне удастся, — ответил уроженец пустыни.
— А ты, Джеймс, помоги мне разобраться, — подумал Эрланд.
Гамина передала его слова, и Джеймс кивнул.
— Почему так много народу в императорской ложе, а еще нет никого из Галереи?
— В ложе императоров могут находиться только те, кто связан с императрицей кровными узами, — ответил Кафи. — Слуги и стража в счет не идут.
— Конечно, — заметил Эрланд.
— Это значит, что есть, по меньшей мере, сотня людей, которые могут претендовать на трон на вполне законных основаниях, — добавил Джеймс.
— Если учесть, что остальные погибнут в нужном порядке, — заметил Эрланд.
— То-то и оно, — ответил Джеймс.
Когда вошли все родственники, произошел небольшой сбой — внезапно появились воины, одетые в черные доспехи. На каждом был и черный тюрбан с покрывалом, оставлявшим неприкрытыми только глаза. Длинные просторные плащи не мешали быстрым движениям, на поясе у каждого воина висела длинная кривая сабля. Эрланд только слышал о них — это были измали, легендарные кешианские воины-тени. Слухи выросли в легенды, и теперь измали представлялись существами сверхъестественными. Их считали превосходными воинами и непревзойденными шпионами, молва гласила, что они могли быть и наемными убийцами.
— Господин мой Кафи, — нарочито небрежно спросил Джеймс, — разве императрица выходит не в окружении своей личной гвардии?
Кафи немного прищурился, но, не колеблясь, ответил:
— Считается, что более благоразумно пользоваться охраной измали. Они несравненны.
— То есть, — передала Гамина Эрланду мысли Джеймса, — императрица уже не может доверять даже своей гвардии.
Измали встали по местам, и крепкие рабы — десять человек — внесли паланкин, где сидела императрица. Эрланд вдруг услышал, что в ритуальной речи церемониймейстера что-то изменилось, и стал прислушиваться.
— …Сокрушила восстание в Малом Кеше, — произнес мастер церемоний. Эрланд вспомнил из курса истории, что примерно в то время, когда он родился, все народы, жившие к югу от Пояса Кеша — горной гряды, делящей континент пополам, — были приведены в повиновение императрице после двадцати лет независимости. Самопровозглашенная Кешианская Конфедерация дорого заплатила за свое упрямство. Тысячи людей были убиты, и по скупым сообщениям, попавшим в Крондор, можно было понять, что опустошения не могли сравниться ни с чем подобным в истории Королевства — целые города предавались огню, а их население продавалось в рабство. Люди, расы, языки исчезали, существуя разве что только среди рабов. И по недоброму шуму, поднявшемуся не среди простого народа на улицах, а среди мелкопоместных дворян, принц догадался — старые обиды не были забыты.
Гамина побледнела, и Кафи спросил:
— Госпоже моей плохо?
Гамина схватила Джеймса за руку, ноги у нее подгибались. Она покачала головой и слабо сказала:
— Это от жары, господин мой. Могу ли я попросить немного воды?
Кафи махнул рукой, и рядом с ними появился слуга. Вельможа отдал приказание, и через миг слуга вернулся с чащей холодной воды. Гамина прихлебывала ее, мысленно разговаривая с Джеймсом, Локлиром и Эрландом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Почему?
— С этого дня в городе, соберется очень много солдат. Каждый правитель приехал в сопровождении своей почетной гвардии. Целых два месяца в сердце Империи будут находиться тысячи солдат, которые непосредственно императрице не подчиняются.
— Это мило, — ответил Эрланд. — Может быть, нам отдохнуть, пока не началась церемония?
— Да, думаю это было бы неплохо, — отозвался Джеймс.
— Джеймс, что мы. будем делать? — спросила Гамина.
— Ждать. И быть начеку. Вот и все, что мы можем сделать, — был его ответ.
— Кафи идет, — предупредила Гамина.
— Ваше высочество, — сказал Кафи, — ваши слова оценят вдвойне — за их искренность и краткость. После церемоний, боюсь, вы обнаружите, что имперскому слогу не присуща лаконичность. — Эрланд собрался ответить, когда Кафи воскликнул:
— Смотрите! Начинается!
Высокий пожилой, но все еще стройный человек подошел к краю ложи императоров. Одет он был как все чистокровные — в короткую юбку и сандалии, а кроме того, на нем было еще массивное золотое ожерелье, которое, как решил Эрланд, весило не меньше, чем кожаные доспехи. В руке мужчина держал необычного вида жезл, украшенный золотыми листьями. Жезл венчался золотой фигуркой сокола, сидящего на диске.
— Сокол Кеша, символ Империи, — прошептал Кафи едва слышно, хотя Эрланду показалось, что вряд ли кто-нибудь смог бы их подслушать. — Его можно видеть только на самых главных праздниках. Сокол, держащий солнечный диск, — святыня для всех чистокровных.
Мужчина поднял жезл и ударил им о камни; Эрланд удивился, до чего громким получился звук.
— О Кеш, величайшая из стран, внемли мне! — заговорил мужчина.
В амфитеатре была превосходная акустика. Звуки голосов толпы постепенно замирали, и теперь даже те, кто сидел на крышах, могли слышать каждое слово.
— Она пришла! Она пришла! Та, Которая Есть Кеш, пришла и благословляет жизнь вашу своим появлением! — При этих словак процессия, состоящая из нескольких сотен чистокровных, начала медленно входить в ложу императоров. — Она шагает, и звезды меркнут перед ее великолепием, ибо она, — сердце величия! Она говорит, и птицы умолкают, потому что слова ее — истина! Она размышляет, и ученые мужи смущены, ибо она — кладезь мудрости! Она судит, и виновные приходят в отчаяние, ибо умеет она читать в сердцах людских! — Перечисление качеств императрицы продолжалось в том же духе, а в ложу входили все новые и новые высокородные.
Эрланд подумал, что он видел большинство вельмож, но сейчас перед ним мелькали десятки незнакомых лиц. И только с одним человеком ему довелось беседовать больше, чем единожды, — с лордом Ниромом, дородным вельможей, в котором было что-то комическое, — это он тогда встречал принца и его свиту на въезде в верхний город. Эрланд удивился, узнав, что Ниром — тоже родственник императрицы. Потом, поразмыслив, он решил, что это, видимо, объясняет, почему человек такой неатлетической внешности занял высокий пост при дворе. Мужчины и женщины, члены королевской семьи, входили и рассаживались в ложе, а мастер церемоний продолжал перечислять добродетели императрицы.
— Впечатляет, — подумал Эрланд, пытаясь наладить мысленный контакт с Гаминой.
Жена Джеймса тронула его за локоть и молча ответила:
— Да, и Джеймс тоже так считает.
— Кафи, — сказал Эрланд.
— Да, ваше высочество?
— Можно ли нам побыть здесь еще немного?
— Вы можете оставаться здесь до самого времени вашего выхода, ваше высочество.
— Хорошо, — произнес Эрланд, улыбаясь своему сопровождающему. — Вы не могли бы ответить мне на несколько вопросов?
— Если мне удастся, — ответил уроженец пустыни.
— А ты, Джеймс, помоги мне разобраться, — подумал Эрланд.
Гамина передала его слова, и Джеймс кивнул.
— Почему так много народу в императорской ложе, а еще нет никого из Галереи?
— В ложе императоров могут находиться только те, кто связан с императрицей кровными узами, — ответил Кафи. — Слуги и стража в счет не идут.
— Конечно, — заметил Эрланд.
— Это значит, что есть, по меньшей мере, сотня людей, которые могут претендовать на трон на вполне законных основаниях, — добавил Джеймс.
— Если учесть, что остальные погибнут в нужном порядке, — заметил Эрланд.
— То-то и оно, — ответил Джеймс.
Когда вошли все родственники, произошел небольшой сбой — внезапно появились воины, одетые в черные доспехи. На каждом был и черный тюрбан с покрывалом, оставлявшим неприкрытыми только глаза. Длинные просторные плащи не мешали быстрым движениям, на поясе у каждого воина висела длинная кривая сабля. Эрланд только слышал о них — это были измали, легендарные кешианские воины-тени. Слухи выросли в легенды, и теперь измали представлялись существами сверхъестественными. Их считали превосходными воинами и непревзойденными шпионами, молва гласила, что они могли быть и наемными убийцами.
— Господин мой Кафи, — нарочито небрежно спросил Джеймс, — разве императрица выходит не в окружении своей личной гвардии?
Кафи немного прищурился, но, не колеблясь, ответил:
— Считается, что более благоразумно пользоваться охраной измали. Они несравненны.
— То есть, — передала Гамина Эрланду мысли Джеймса, — императрица уже не может доверять даже своей гвардии.
Измали встали по местам, и крепкие рабы — десять человек — внесли паланкин, где сидела императрица. Эрланд вдруг услышал, что в ритуальной речи церемониймейстера что-то изменилось, и стал прислушиваться.
— …Сокрушила восстание в Малом Кеше, — произнес мастер церемоний. Эрланд вспомнил из курса истории, что примерно в то время, когда он родился, все народы, жившие к югу от Пояса Кеша — горной гряды, делящей континент пополам, — были приведены в повиновение императрице после двадцати лет независимости. Самопровозглашенная Кешианская Конфедерация дорого заплатила за свое упрямство. Тысячи людей были убиты, и по скупым сообщениям, попавшим в Крондор, можно было понять, что опустошения не могли сравниться ни с чем подобным в истории Королевства — целые города предавались огню, а их население продавалось в рабство. Люди, расы, языки исчезали, существуя разве что только среди рабов. И по недоброму шуму, поднявшемуся не среди простого народа на улицах, а среди мелкопоместных дворян, принц догадался — старые обиды не были забыты.
Гамина побледнела, и Кафи спросил:
— Госпоже моей плохо?
Гамина схватила Джеймса за руку, ноги у нее подгибались. Она покачала головой и слабо сказала:
— Это от жары, господин мой. Могу ли я попросить немного воды?
Кафи махнул рукой, и рядом с ними появился слуга. Вельможа отдал приказание, и через миг слуга вернулся с чащей холодной воды. Гамина прихлебывала ее, мысленно разговаривая с Джеймсом, Локлиром и Эрландом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89