- Вы храбро сражались! - это были первые слова, которые он произнес.
Затем славины разложили костер, который никак не хотел разгораться, и подсчитали потери. Погибло два человека, трое было ранено, пало тринадцать лошадей.
- Трупы оттащить в ров и закопать! Таких героев не должны клевать орлы!
Выполнив приказ Истока, славины заперли крепостные ворота, разошлись по амбарам и клетям и пировали до самой зари.
7
На стене взятой Черны молодой славин-часовой насвистывал веселую песню. Взгляд его был устремлен к югу, где в пустынную равнину уходила серая дорога. Все крепко спали, упоенные победой и вином. Клети оказались полны припасов.
Вдруг он смолк. Внимание его привлекла высокая трава к западу от крепости. Первые солнечные лучи поблескивали в мириадах жемчужных росинок на густой траве, в которой двигалось что-то живое. Выглянет, скроется, а через несколько мгновений опять покажется, уже ближе к крепости. Солдат напряженно, до слез в глазах, вглядывался в траву, шагая по западной стене крепости. Серая точка исчезла. Парень протер глаза и принялся глядеть снова.
"Должно быть, ошибся", - подумал он и повернулся, чтоб пойти к башне у ворот. Но едва он сделал несколько шагов, как серая фигура опять поднялась в траве уже совсем близко, и человек стал смотреть на крепость. Воин сощурив глаза, вглядывался в освещенного солнцем человека.
- Радован! - воскликнул он чуть ли не во весь голос.
Он снова подошел к западной части стены, приставил руки к губам и протяжно закричал:
- Р-а-а-адова-а-ан!
Серая фигура ожила и поспешила к крепости. Вскоре воин уже мог отчетливо различить длинную бороду старика.
"Чего это он пешком? Ведь у него был конь! Но он правильно поступил, уйдя от боя. Нос у него, как у лиса", - раздумывал про себя воин.
Он взглянул на дорогу. Не заметив на ней ничего подозрительного, часовой спустился по лестнице, чтоб отворить ворота.
При виде Радована парень испугался. Рубаха у старика была разорвана, колени в крови, лицо и руки в ссадинах.
- Клянусь Шетеком, не иначе, как за тобой вурдалак гнался! Ведь у тебя был конь, чего ж ты ползал на брюхе, как жаба!
- Пусть смилуются над тобой боги. Я прощаю тебе непотребные слова! Вы победили? Где Исток?
- Победили! Смотри, мы завалили ров трупами.
Радован посмотрел на груду трупов и вздохнул:
- О Морана! Где же Исток?
- Отдыхает.
- Он отдыхает, а я страдаю.
Ворча и досадуя, старик пошел искать Истока.
У костра он увидел пустые мехи, вывернутые мешки, землю, облитую вином.
- Обжоры! - завопил он и ударил ногой спящего солдата. Тот мгновенно проснулся, вскочил на ноги и в радостном похмелье закричал:
- Ха, Радован! Что с тобой?
Все проснулись. Из шатра офицера вышел Исток. Спал он плохо, рана на ноге горела огнем.
- Обжоры, все выпили! Жадюги!
- Но мы заслужили, отец! - подшучивал Исток.
- Заслужили? Словно я не заслужил в десять раз больше!
- Ты убежал, а мы дрались, и крепко дрались.
- Тебе, может быть, и кажется, что я убежал с позором, а на самом деле мой побег принес пользу.
- Пользу? У тебя, наверное, волки коня сожрали?
- Верно. Только эти волки особые.
- Особые? Какие же? Уж не по шесть ли у них ног?
Молодой воин подмигнул своему соседу, удачно поддевшему сердитого Радована.
- Брехун! Ты проблеял такую глупость, что тебе в пору надеть торбу на морду. Однако ты угадал. У этих волков было по шесть ног.
- Ха, ха, ха, - закатились все вокруг веселым смехом, требуя, чтоб Радован рассказал о волчьем ужине.
Старик помолчал. Сердитые брови его встали торчком, левой рукой он сжал бороду, потом свирепо посмотрел на солдат и выкрикнул, вложив в крик всю свою ярость и страх:
- Тунюш!
Солдаты онемели, Исток подошел к нему поближе и, весь дрожа от нетерпения, переспросил:
- Тунюш?
- Он самый! Нигде не скроешься от козлобородого! Стоит мне уснуть, я вижу его во сне, стоит мне уехать, он вьется у моих ног, как голодный пес перед хозяином. Словно за семь морей вынюхивает меня своим кабаньим рылом! И всегда он мне попадается, когда я обезоружен!
- Не трать слов попусту, Радован! Говори, где ты его видел, где он! Мы немедля отправимся за ним!
- Поздно! Если б вы послушались меня вчера вечером, сидеть бы сегодня Тунюшу на колу. А это многим было бы на руку.
- Отец, сейчас тоже не поздно. Скорей на коней и за ним!
Солдаты, пылая жаждой боя, затягивали ремни.
- Поздно, говорю я вам. У вола только одна шкура, запомните это. Если б вы послушались меня, может быть, вчера вы содрали бы две: и Тунюша бы взяли, и крепость.
Лицо Истока стало серьезным. Тоном начальника, не терпящим возражений, он потребовал от старика:
- Не теряй времени! Отвечай, о чем я тебя спрашиваю!
Радован раскрыл было рот, чтоб засмеяться, но выражение лица Истока испугало его, и он поперхнулся.
- Ехал я вчера перед заходом солнца вон туда, - показал он рукой. Конь щипал траву по пути, а я кивал головой в седле и сочинял хорошую песню. И в конце концов я, видимо, заснул. Не могу похвастаться, что я люблю ездить верхом; но уж если я оказался в седле, то мы с конем - словно одно тело. Вдруг мой вороной заржал; открываю глаза, смотрю, и желчь разлилась у меня по жилам - враз все вокруг зеленым стало. Потому что посмотрел я прямо в лицо... Тунюшу. Он сидел у костра, и с ним было пять-шесть гуннов. Кони их паслись рядом, потому мой-то и заржал. Меня злоба охватила, так бы и прыгнул с седла на Тунюша. Но опять же ни ножа, ни меча, ни кинжала за поясом. Только злоба да мужество спасли меня. Гунны вскочили, взлетели на коней и в погоню за моей лошадкой, которая понесла, - должно быть морды Тунюша испугалась. Было так темно, что они, видно, не различили, на коне был кто или нет. И загремело-загудело по степи, а я на пузе по папоротнику, да в кусты. До зари просидел в кустах - ни жив ни мертв, а гунны все не возвращались. Может быть, до сих пор меня ловят. Но я-то перехитрил их, и конь мой их перехитрил; потому что мудрость его осенила с тех пор, как я стал на нем ездить.
- В путь! - коротко приказал Исток.
Никто уже не слушал старика, который сердито жаловался на голод и жажду. Ему самому пришлось заботиться о еде и питье.
Прошло два часа.
Из крепости на низкорослых фракийских лошадках выехали славины. За ними следовала длинная вереница нагруженных лошадей. Исток велел опустошить весь лагерь. На коней навьючили оружие, а его оказалось в избытке: доспехи, шлемы, копья, дротики, мечи, стрелы и луки, пращи и свинцовые желуди. Около пятидесяти лошадей нагрузили так, что они изнемогали под тяжестью вьюков. Захватили с собой и нескольких волов, их нагрузили зерном, чтоб не отягощать лошадей. Когда последний вьюк прошел ворота, Исток швырнул головню в охапку сена и умчался. Вскоре повалил густой дым - взметнулись к небу языки пламени, крепость полыхала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121