Он
вздрогнул.
- Это далеко? - внезапно спросил он. - Сколько ночей мы проведем на
открытом воздухе?
- Около ста семидесяти миль, - ответил Ингольд, пробираясь через
сырой кустарник на более твердой земле по обочине. - Восемь или десять
ночей, если продержится хорошая погода и река Эрроу не слишком поднялась
на переправе.
- И это вы называете хорошей погодой? - проворчал Руди. - У меня зуб
на зуб не попадает все то время, что я нахожусь здесь. Хоть бы одежду
просушить...
Ингольд вытянул руку, и дождь собрался маленьким озером на его
мозолистой ладони.
- Могло быть много хуже, - тихо сказал он. - Последние десять лет у
нас были сильные ветры со снегопадами в горах, заставившие Белых Рейдеров,
варваров равнин, нападать на наши поселения из одного только голода. Эта
зима, судя по всему, будет еще хуже...
- Фантастика.
- Зато Дарки реже нападают в плохую погоду. Сильные ветры, проливные
дожди или снег, похоже, держат их под землей. Так получается, что
некоторые блага или несчастья приходят по очереди.
- Прекрасно, - сказал Руди без энтузиазма, - у нас есть выбор между
Дарками или воспалением легких.
Старик поднял брови, усмехаясь.
- И что бы ты предпочел?
Они свернули с перекрестка, как в свое время Джил, и ржавые леса,
казалось, расступились, открыв за ними туманную золотистую равнину и
полускрытый в перламутровом тумане над рекой разрушенный город Гей.
Привыкнув к мегаполису Лос-Анджелеса, Руди посчитал этот город очень
маленьким, но со своим лицом, со своей архитектурой и даже роскошью. Он
восстановил его мысленно, представив крыши на обгорелых стенах домов и
листья на сером кружеве голых веток. Руди вспомнил, как тихий мягкий голос
Минальды печально произнес: "Теперь я вспоминаю его во всей его
красоте..."
В задумчивости он какое-то время стоял, глядя на серебристо-оранжевый
пейзаж, пока стихающий шум за ним не дал ему сигнал, что конвой прошел, и
Руди ничего другого не оставалось, как вернуться обратно на дорогу и
догнать остальных, прокладывая себе путь через месиво черной грязи, на
которой редкие белые птичьи перья казались хлопьями выпавшего первого
снега.
Новые беженцы присоединились к ним на равнине у стен Гея. Трасса
Карст - Гей пересекала Большую Южную Дорогу в нескольких милях от
многочисленных башенок городских ворот, в огромном вытоптанном круге среди
высохшей травы. К северу от перекрестка маячил Холм Треда, названный в
честь какого-то героя древних войн, - единственный выступ на плоской
земле.
Караван был встречен пестрой толпой беглецов из Гея, более смелых или
же наоборот - глупых или тяжелых на подъем, которые упрямо не покидали
разграбленных обломков столицы, надеясь, что авось опасность как-нибудь да
минет их. Они были намного лучше обеспечены едой и тяжелее нагружены, чем
те, кто бежал в Карст неделей раньше, лучше одеты, ехали на повозках с
мулами и лошадьми, вели коров, свиней и кур, несли огромные сумки с
книгами, деньгами, запасной одеждой и фамильным серебром.
- Где они взяли коров? - спросил Руди у Джил, которая в это время
совершенно случайно оказалась рядом. - Ей-богу, не держали же они всех
этих животных в городе.
Джил сказала:
- Люди в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго держали коров и свиней до 1890-х.
Как ты думаешь, откуда в городе берется молоко?
Когда две толпы смешались, он услышал гул голосов вдоль
увеличившегося каравана.
- Это действительно Ее Величество? Она жива и здорова? И Его
Высочество?
Люди благодарно крестились и вытягивали шеи, чтобы посмотреть на
королеву. Будучи не особо образованным американцем, Руди ожидал от
подданных монархии страха или возмущения по отношению к тому, кто имел
столь безграничную власть над ними, и ему было удивительно видеть то
почтение, которое они оказывали Альде и Тиру. Он вспомнил, что она
говорила прошлой ночью насчет любви и чести - что людям нужен властитель,
которого они могут любить, так же, как и закон, которому они следуют. Вот
он бы, к примеру, не смог представить себе ни одного из членов своего
собственного правительства, которого хотя бы уважал, не говоря уже о том,
чтобы молиться или радоваться его спасению. Это заставило его новыми
глазами посмотреть на высокую, покрытую шкурами повозку со свисающими
черными и красными знаменами и совершенно по-другому подумать о
черноволосой девушке, сидящей в ней.
День тянулся медленно, они брели по Большой Дороге через мокрые
зеленые поля вдоль реки. В противоположность грязной тропе, в горах дорога
была широкой и относительно сухой. Караван покинул широкий простор равнины
у Гея и пересек мост между хмурыми пустынными башнями, чтобы вступить в
плодородные долины, где дорога лениво пролегала между лугами и лесами.
Руди, будучи типичным городским жителем, тем не менее был поражен
степенью процветания этой земли. Крестьянские дома были добротно сделаны и
поражали количеством комнат и просторными подсобными помещениями для
скота.
Но безлюдье земли навевало уныние. Брошенные дома, оставленный и
орущий от голода скот, наполовину убранный урожай, гниющий под дождем, -
страшная в своей безысходности картина погибающей земли.
Те немногие люди, что встречались им, выходили на дорогу со всем
своим добром, детьми, как попало рассаженными в воловьи повозки, чтобы
влиться в ряды движущейся армии беженцев. Следом бежали пастушьи собаки,
подгоняя лаем кучки овец и свиней. Когда караван проходил мимо этих
необитаемых ферм, стражники или Красные Монахи - мужчины и женщины,
действовавшие сами по себе, - покидали обоз, чтобы поискать пропитание ни
заброшенных полях и пустых сараях. Иногда они возвращались с грузом зерна
и крупы, а то и скотом: свиньями, блеющими овцами или маленькими
коренастыми деревенскими лошадками - животными, чьим владельцам уже больше
никогда не придется заниматься хозяйством.
А дождь все шел, не прекращаясь. Конвой разросся до армии, двигаясь
по серебряной дороге под ливнем.
Руди думал о том, сколько же пройдено миль, - "черт, это как идти из
Лос-Анджелеса в Бейкерсфилд", - и удивлялся, какого черта он там делал.
Поверх тяжелых облаков и косого дождя серый день переходил в сумерки.
Руди прикрыл ладонью глаза и окинул взглядом серый ландшафт; он
увидел, как видел несколько раз в течение дня, человека - мужчину или
женщину, он не мог точно сказать, - бесцельно бродившего вдалеке под
секущим холодным ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
вздрогнул.
- Это далеко? - внезапно спросил он. - Сколько ночей мы проведем на
открытом воздухе?
- Около ста семидесяти миль, - ответил Ингольд, пробираясь через
сырой кустарник на более твердой земле по обочине. - Восемь или десять
ночей, если продержится хорошая погода и река Эрроу не слишком поднялась
на переправе.
- И это вы называете хорошей погодой? - проворчал Руди. - У меня зуб
на зуб не попадает все то время, что я нахожусь здесь. Хоть бы одежду
просушить...
Ингольд вытянул руку, и дождь собрался маленьким озером на его
мозолистой ладони.
- Могло быть много хуже, - тихо сказал он. - Последние десять лет у
нас были сильные ветры со снегопадами в горах, заставившие Белых Рейдеров,
варваров равнин, нападать на наши поселения из одного только голода. Эта
зима, судя по всему, будет еще хуже...
- Фантастика.
- Зато Дарки реже нападают в плохую погоду. Сильные ветры, проливные
дожди или снег, похоже, держат их под землей. Так получается, что
некоторые блага или несчастья приходят по очереди.
- Прекрасно, - сказал Руди без энтузиазма, - у нас есть выбор между
Дарками или воспалением легких.
Старик поднял брови, усмехаясь.
- И что бы ты предпочел?
Они свернули с перекрестка, как в свое время Джил, и ржавые леса,
казалось, расступились, открыв за ними туманную золотистую равнину и
полускрытый в перламутровом тумане над рекой разрушенный город Гей.
Привыкнув к мегаполису Лос-Анджелеса, Руди посчитал этот город очень
маленьким, но со своим лицом, со своей архитектурой и даже роскошью. Он
восстановил его мысленно, представив крыши на обгорелых стенах домов и
листья на сером кружеве голых веток. Руди вспомнил, как тихий мягкий голос
Минальды печально произнес: "Теперь я вспоминаю его во всей его
красоте..."
В задумчивости он какое-то время стоял, глядя на серебристо-оранжевый
пейзаж, пока стихающий шум за ним не дал ему сигнал, что конвой прошел, и
Руди ничего другого не оставалось, как вернуться обратно на дорогу и
догнать остальных, прокладывая себе путь через месиво черной грязи, на
которой редкие белые птичьи перья казались хлопьями выпавшего первого
снега.
Новые беженцы присоединились к ним на равнине у стен Гея. Трасса
Карст - Гей пересекала Большую Южную Дорогу в нескольких милях от
многочисленных башенок городских ворот, в огромном вытоптанном круге среди
высохшей травы. К северу от перекрестка маячил Холм Треда, названный в
честь какого-то героя древних войн, - единственный выступ на плоской
земле.
Караван был встречен пестрой толпой беглецов из Гея, более смелых или
же наоборот - глупых или тяжелых на подъем, которые упрямо не покидали
разграбленных обломков столицы, надеясь, что авось опасность как-нибудь да
минет их. Они были намного лучше обеспечены едой и тяжелее нагружены, чем
те, кто бежал в Карст неделей раньше, лучше одеты, ехали на повозках с
мулами и лошадьми, вели коров, свиней и кур, несли огромные сумки с
книгами, деньгами, запасной одеждой и фамильным серебром.
- Где они взяли коров? - спросил Руди у Джил, которая в это время
совершенно случайно оказалась рядом. - Ей-богу, не держали же они всех
этих животных в городе.
Джил сказала:
- Люди в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго держали коров и свиней до 1890-х.
Как ты думаешь, откуда в городе берется молоко?
Когда две толпы смешались, он услышал гул голосов вдоль
увеличившегося каравана.
- Это действительно Ее Величество? Она жива и здорова? И Его
Высочество?
Люди благодарно крестились и вытягивали шеи, чтобы посмотреть на
королеву. Будучи не особо образованным американцем, Руди ожидал от
подданных монархии страха или возмущения по отношению к тому, кто имел
столь безграничную власть над ними, и ему было удивительно видеть то
почтение, которое они оказывали Альде и Тиру. Он вспомнил, что она
говорила прошлой ночью насчет любви и чести - что людям нужен властитель,
которого они могут любить, так же, как и закон, которому они следуют. Вот
он бы, к примеру, не смог представить себе ни одного из членов своего
собственного правительства, которого хотя бы уважал, не говоря уже о том,
чтобы молиться или радоваться его спасению. Это заставило его новыми
глазами посмотреть на высокую, покрытую шкурами повозку со свисающими
черными и красными знаменами и совершенно по-другому подумать о
черноволосой девушке, сидящей в ней.
День тянулся медленно, они брели по Большой Дороге через мокрые
зеленые поля вдоль реки. В противоположность грязной тропе, в горах дорога
была широкой и относительно сухой. Караван покинул широкий простор равнины
у Гея и пересек мост между хмурыми пустынными башнями, чтобы вступить в
плодородные долины, где дорога лениво пролегала между лугами и лесами.
Руди, будучи типичным городским жителем, тем не менее был поражен
степенью процветания этой земли. Крестьянские дома были добротно сделаны и
поражали количеством комнат и просторными подсобными помещениями для
скота.
Но безлюдье земли навевало уныние. Брошенные дома, оставленный и
орущий от голода скот, наполовину убранный урожай, гниющий под дождем, -
страшная в своей безысходности картина погибающей земли.
Те немногие люди, что встречались им, выходили на дорогу со всем
своим добром, детьми, как попало рассаженными в воловьи повозки, чтобы
влиться в ряды движущейся армии беженцев. Следом бежали пастушьи собаки,
подгоняя лаем кучки овец и свиней. Когда караван проходил мимо этих
необитаемых ферм, стражники или Красные Монахи - мужчины и женщины,
действовавшие сами по себе, - покидали обоз, чтобы поискать пропитание ни
заброшенных полях и пустых сараях. Иногда они возвращались с грузом зерна
и крупы, а то и скотом: свиньями, блеющими овцами или маленькими
коренастыми деревенскими лошадками - животными, чьим владельцам уже больше
никогда не придется заниматься хозяйством.
А дождь все шел, не прекращаясь. Конвой разросся до армии, двигаясь
по серебряной дороге под ливнем.
Руди думал о том, сколько же пройдено миль, - "черт, это как идти из
Лос-Анджелеса в Бейкерсфилд", - и удивлялся, какого черта он там делал.
Поверх тяжелых облаков и косого дождя серый день переходил в сумерки.
Руди прикрыл ладонью глаза и окинул взглядом серый ландшафт; он
увидел, как видел несколько раз в течение дня, человека - мужчину или
женщину, он не мог точно сказать, - бесцельно бродившего вдалеке под
секущим холодным ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79