Сам ксёндз занял место в столь же древней исповедальнице без верхних стенок и поинтересовался, о чем я желала с ним побеседовать. Набравши в грудь побольше воздуха, я в третий раз за день рассказала свою историю. Слушатель оказался внимательный и терпеливый. Когда закончила, только и произнёс с лёгким укором:
— Действительно, все обернулось не наилучшим образом.
Помолчав, ксёндз спросил:
— А где же письмо этой… Елены, вечная ей память?
— Письмо я оставила ксёндзу викарию, он сам попросил. Ради Господа, скажите же, что произошло с викарием, не то меня совесть насмерть замучает!
Пробощ тяжело вздохнул.
— Все произошло в ризнице, там кто-то спрятался, ведь двери не запираются, и выстрелил в викария. Стрелял из пистолета с глушителем, не удивляйтесь, мы, слуги Божии, тоже смотрим телевизор. Он не убит, но рана тяжёлая. Доктор Петркевич — великолепный хирург, мы все будем молиться, уповаем на Господа, надеемся, что с его помощью доктору удастся спасти нашего викария. К счастью, в момент покушения в ризницу вошла одна из наших прихожанок, преступник не сумел выстрелить второй раз и сбежал. К сожалению, прихожанка, женщина преклонного возраста, ничего не поняла и никого не заметила, хорошо, хоть шум подняла. Мы сбежались, вызвали «скорую», приехала полиция… Господи, воля твоя!
Я испустила такой вздох облегчения, что свободно могла надуть паруса знаменитого учебного парусника «Дар Поморья».
— Слава тебе Господи! Увы, колени преклонить не могу. Не дай Бог… до конца дней своих не простила бы себе! Конечно, я не нарочно, обратиться к ксёндзу викарию меня заставило письмо несчастной Елены. Я коротко перескажу вам его содержание. А кроме того, возить по разным странам человеческую голову в багажнике своей машины, это, скажу я вам, так просто не забывается. Наверняка все это связано с каким-то преступлением и в то же время относится ко мне, но вот каким боком — не пойму, а хотелось бы понять. Да, в полицию я обратилась, они не очень-то мне поверили и что предпримут — не имею понятия. Ксёндз викарий был единственной моей надеждой, я кинулась к нему, и вот результат…
— А вы не предполагаете, что за вами следили?
— Понятия не имею. Не исключено, Елена перед смертью могла наговорить преступникам много лишнего, возможно, несчастную пытали. Господи, я уже не знаю, что и думать! А не мог преступник забрать её письмо у викария? Может, из-за него и стрелял.
— Боюсь, дочь моя, стрелял он не из-за письма, а из-за сведений, которыми располагал ксёндз викарий. Ведь такие люди не верят ни в честность человеческую, ни в тайну исповеди.
Ксёндз явно на что-то намекал, явно давал что-то понять. Я поднапряглась и осторожно поинтересовалась:
— Ксендзы ведь тоже исповедуются. У кого исповедовался ксёндз викарий?
— Сколь несправедливо повсеместно распространённое мнение об умственной неполноценности женщин, — вздохнул ксёндз. — У меня, дочь моя, у меня.
— Выходит, вы все знаете, святой отец?
— Всего наверняка не знаю. И ничего не скажу. Подожду, пока викарий не придёт в сознание. Надеюсь, меня никто не попытается застрелить?
— Дай-то Господи, аминь. Как лучше поступить: приезжать сюда каждый день или можно связаться с вами по телефону?
— Достаточно телефона. Изобретения человеческие тоже свершаются по воле Господа. Вот номер моего телефона, а пани даст мне свой на всякий случай.
Я уже вставала со своего епископского кресла, когда в голову пришла светлая мысль: Груец не Лондон, здесь люди знают друг друга.
— Раз покойная Елена Выстраш назначила в письме мне встречу в костёле, значит, она тут бывала. Возможно, и вы её знали. Возможно, у неё родня в Груйце или знакомые есть. Правда, глупо выйти на рыночную площадь и заорать во все горло: «Эй, знает кто-нибудь Елену Выстраш?» Может, какой другой способ найдётся?
— Найдётся, — рассеянно ответил ксёндз, осторожно отцепляя сутану от занозистой доски в сиденье старой исповедальни. Нет, пришлось все-таки вытаскивать из неё занозу. — Да, — сказал он довольный, что занозу вытащил, — помнится, у неё здесь были какие-то родственники. Могу ошибиться, так что сначала проверю, а потом дам пани знать.
Вежливо поблагодарив, я с помощью ксёндза дотащилась до машины и вернулась домой, где наконец-то несчастная нога получила заслуженный отдых.
Гжегож позвонил ближе к вечеру, видимо перед уходом с работы. Я предусмотрительно заранее расположилась рядом с телефоном.
— Ренусь исчез из виду вместе с Мизюней, — начал он. — Ты мне о нем напомнила, и я тоже заинтересовался. У меня есть кое-какие знакомые по ту сторону океана, я кое-кому позвонил, поговорил, и выяснилось, что он уже давно порвал все старые связи, а потом и сам исчез. Поговаривали о всяких нехороших афёрах, которыми он занимался, называли ЮАР, Эмираты, Гонконг и т.п. Все полагают, что он давно уже вил себе тёплое гнёздышко, но вот из чего — точно неизвестно, афёры были туманные, конкретного никто не знает. Правда, намекали на какое-то наследство. Впрочем, повторяю, ничего конкретного, одни сплетни. А посудачить о ближнем все любят.
— Некоторые это скрывают. Вот интересно, с чего это Ренусь привязался ко мне? А Южная Америка не упоминалась? Тогда можно было бы предположить, что он занялся раскопками сокровищ инков и майя…
— Пожалуй, это мысль! Особенно, если учесть, что при нем в качестве жены подвизается Мизюня. Впрочем, плевать мне на этих супругов, что у тебя?
— Много чего и все ужасное. Так и быть, скажу, хотя, сдаётся мне, мой телефон стал прослушиваться. Но ведь если об этом пишут в газетах, значит, не секрет? Занимаюсь ногой… нет, о ноге в газетах не писали, но из-за неё ничего не удалось сделать, только в Груец съездила. Неловко ступила, а она опять распухла, проклятая. На камень наткнулась…
И я коротко рассказала о ксёндзе викарии, на всякий случай умолчав о ксёндзе пробоще. Гжегож сразу учуял второе дно, потому как при ксёндзе викарии не усмотрел никакого камня, на который я наткнулась.
— Что ж, более-менее понятно, — коротко резюмировал он, воздержавшись от комментариев.
И опять сердце обдало тёплой волной счастья, ведь говорю с человеком, понимающим меня с полуслова. Нет, очень глубоко в печёнках засел злополучный родничок… Все-таки в мужчине главное — ум. Ну хорошо, одного ума недостаточно, согласна, необходимо множество привходящих моментов в общении с женщиной. Прежде всего — желание её понять, разделить её печали и заботы, проявить интерес к её интересам, извините за повтор, пусть даже если они сводятся к фасону платья. Ну и разумеется, нежные чувства по отношению к этой женщине. Она для него должна быть дорога не только в постели. И ещё одно соображение, как само собой разумеющееся: голова его женщины должна быть набита не только опилками…
Разговор с любимым мужчиной я закончила печально:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Действительно, все обернулось не наилучшим образом.
Помолчав, ксёндз спросил:
— А где же письмо этой… Елены, вечная ей память?
— Письмо я оставила ксёндзу викарию, он сам попросил. Ради Господа, скажите же, что произошло с викарием, не то меня совесть насмерть замучает!
Пробощ тяжело вздохнул.
— Все произошло в ризнице, там кто-то спрятался, ведь двери не запираются, и выстрелил в викария. Стрелял из пистолета с глушителем, не удивляйтесь, мы, слуги Божии, тоже смотрим телевизор. Он не убит, но рана тяжёлая. Доктор Петркевич — великолепный хирург, мы все будем молиться, уповаем на Господа, надеемся, что с его помощью доктору удастся спасти нашего викария. К счастью, в момент покушения в ризницу вошла одна из наших прихожанок, преступник не сумел выстрелить второй раз и сбежал. К сожалению, прихожанка, женщина преклонного возраста, ничего не поняла и никого не заметила, хорошо, хоть шум подняла. Мы сбежались, вызвали «скорую», приехала полиция… Господи, воля твоя!
Я испустила такой вздох облегчения, что свободно могла надуть паруса знаменитого учебного парусника «Дар Поморья».
— Слава тебе Господи! Увы, колени преклонить не могу. Не дай Бог… до конца дней своих не простила бы себе! Конечно, я не нарочно, обратиться к ксёндзу викарию меня заставило письмо несчастной Елены. Я коротко перескажу вам его содержание. А кроме того, возить по разным странам человеческую голову в багажнике своей машины, это, скажу я вам, так просто не забывается. Наверняка все это связано с каким-то преступлением и в то же время относится ко мне, но вот каким боком — не пойму, а хотелось бы понять. Да, в полицию я обратилась, они не очень-то мне поверили и что предпримут — не имею понятия. Ксёндз викарий был единственной моей надеждой, я кинулась к нему, и вот результат…
— А вы не предполагаете, что за вами следили?
— Понятия не имею. Не исключено, Елена перед смертью могла наговорить преступникам много лишнего, возможно, несчастную пытали. Господи, я уже не знаю, что и думать! А не мог преступник забрать её письмо у викария? Может, из-за него и стрелял.
— Боюсь, дочь моя, стрелял он не из-за письма, а из-за сведений, которыми располагал ксёндз викарий. Ведь такие люди не верят ни в честность человеческую, ни в тайну исповеди.
Ксёндз явно на что-то намекал, явно давал что-то понять. Я поднапряглась и осторожно поинтересовалась:
— Ксендзы ведь тоже исповедуются. У кого исповедовался ксёндз викарий?
— Сколь несправедливо повсеместно распространённое мнение об умственной неполноценности женщин, — вздохнул ксёндз. — У меня, дочь моя, у меня.
— Выходит, вы все знаете, святой отец?
— Всего наверняка не знаю. И ничего не скажу. Подожду, пока викарий не придёт в сознание. Надеюсь, меня никто не попытается застрелить?
— Дай-то Господи, аминь. Как лучше поступить: приезжать сюда каждый день или можно связаться с вами по телефону?
— Достаточно телефона. Изобретения человеческие тоже свершаются по воле Господа. Вот номер моего телефона, а пани даст мне свой на всякий случай.
Я уже вставала со своего епископского кресла, когда в голову пришла светлая мысль: Груец не Лондон, здесь люди знают друг друга.
— Раз покойная Елена Выстраш назначила в письме мне встречу в костёле, значит, она тут бывала. Возможно, и вы её знали. Возможно, у неё родня в Груйце или знакомые есть. Правда, глупо выйти на рыночную площадь и заорать во все горло: «Эй, знает кто-нибудь Елену Выстраш?» Может, какой другой способ найдётся?
— Найдётся, — рассеянно ответил ксёндз, осторожно отцепляя сутану от занозистой доски в сиденье старой исповедальни. Нет, пришлось все-таки вытаскивать из неё занозу. — Да, — сказал он довольный, что занозу вытащил, — помнится, у неё здесь были какие-то родственники. Могу ошибиться, так что сначала проверю, а потом дам пани знать.
Вежливо поблагодарив, я с помощью ксёндза дотащилась до машины и вернулась домой, где наконец-то несчастная нога получила заслуженный отдых.
Гжегож позвонил ближе к вечеру, видимо перед уходом с работы. Я предусмотрительно заранее расположилась рядом с телефоном.
— Ренусь исчез из виду вместе с Мизюней, — начал он. — Ты мне о нем напомнила, и я тоже заинтересовался. У меня есть кое-какие знакомые по ту сторону океана, я кое-кому позвонил, поговорил, и выяснилось, что он уже давно порвал все старые связи, а потом и сам исчез. Поговаривали о всяких нехороших афёрах, которыми он занимался, называли ЮАР, Эмираты, Гонконг и т.п. Все полагают, что он давно уже вил себе тёплое гнёздышко, но вот из чего — точно неизвестно, афёры были туманные, конкретного никто не знает. Правда, намекали на какое-то наследство. Впрочем, повторяю, ничего конкретного, одни сплетни. А посудачить о ближнем все любят.
— Некоторые это скрывают. Вот интересно, с чего это Ренусь привязался ко мне? А Южная Америка не упоминалась? Тогда можно было бы предположить, что он занялся раскопками сокровищ инков и майя…
— Пожалуй, это мысль! Особенно, если учесть, что при нем в качестве жены подвизается Мизюня. Впрочем, плевать мне на этих супругов, что у тебя?
— Много чего и все ужасное. Так и быть, скажу, хотя, сдаётся мне, мой телефон стал прослушиваться. Но ведь если об этом пишут в газетах, значит, не секрет? Занимаюсь ногой… нет, о ноге в газетах не писали, но из-за неё ничего не удалось сделать, только в Груец съездила. Неловко ступила, а она опять распухла, проклятая. На камень наткнулась…
И я коротко рассказала о ксёндзе викарии, на всякий случай умолчав о ксёндзе пробоще. Гжегож сразу учуял второе дно, потому как при ксёндзе викарии не усмотрел никакого камня, на который я наткнулась.
— Что ж, более-менее понятно, — коротко резюмировал он, воздержавшись от комментариев.
И опять сердце обдало тёплой волной счастья, ведь говорю с человеком, понимающим меня с полуслова. Нет, очень глубоко в печёнках засел злополучный родничок… Все-таки в мужчине главное — ум. Ну хорошо, одного ума недостаточно, согласна, необходимо множество привходящих моментов в общении с женщиной. Прежде всего — желание её понять, разделить её печали и заботы, проявить интерес к её интересам, извините за повтор, пусть даже если они сводятся к фасону платья. Ну и разумеется, нежные чувства по отношению к этой женщине. Она для него должна быть дорога не только в постели. И ещё одно соображение, как само собой разумеющееся: голова его женщины должна быть набита не только опилками…
Разговор с любимым мужчиной я закончила печально:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73